– Эта болезнь – паталогическая неспособность чувствовать, что всё делаешь верно.
Извращения – всегда находят нас. Они лежат между двумя нижними этажами человеческой души. Первый – это саморазрушение; второй – это самопознание. Но все извращения, разрушения и познания – сводятся к одному: человеку нужна любовь; правда, человек – не всегда нужен любви. Поэтому, так много извращений.
– Я знаю, о чём ты думаешь, дружище, – он посмотрит на тебя.
Ты подумаешь, что ему следовало бы добавить: «Пожалуйста, пойми меня».
– Пожалуйста, пойми меня, – скажет он, – в этом нет ничего отвратительного. У любви – не бывает возраста; главное в ней – близость душ.
Ну, разумеется. Любое извращение – лишь вопрос вкуса.
– Прости, мне нужно выйти, – и он уйдёт.
Ты положишь нога на ногу и станешь глядеть в окно от жизненной. Такова она жизнь – на борту субмарины.
Ты попросишь Анри подойти к тебе.
– Почему ты здесь.
Он сядет.
– Не твоё дело, бомжара.
– Ты знаешь, вообще, что этот человек – немного не в себе. Ты что – собираешь здесь ночевать?! Ты его совсем не боишься?! Ты, вообще, знаешь, к чему это может привести?! Где твоя мама.
Он будет смотреть на тебя, как на последнего идиота.
– Ты нормальный?!
Когда этот вечер вновь возникнет в твоей памяти уже через много лет у самого конца твоей осени, ты не вспомнишь, кто сказал эту фразу: Анри или ты. Но в тот момент – вы будете одинаково безумными. Так что, это и не будет иметь значения.
– Моя мать, наверное, сейчас в какой-нибудь канаве, – ты подумаешь, что этот мальчик немного преувеличивает, – да я – хоть неделю могу дома не появляться – ей будет наплевать. Она этого даже не заметит. Она выгнала из дома моего отца – и я не знаю, где он теперь. Она никогда не бывает дома по вечерам – он вечно нигде нет. Я ненавижу её. Я вообще терпеть не могу девчонок – они все такие.
А кто твои родители?
– Почему я должен быть любящим сыном с такой матерью?! Я не просил себя рожать.
Ты ничего не сможешь сказать в ответ.
– Да чего ты пялишься на меня?! Зачем я тебе нужен?! Чего ты уставился на меня, я тебя спрашиваю?!
Ты подумаешь, что на улице ночевать было бы лучше.
– Хорошо, что всё это – ненадолго. Скоро, она умрёт.
Эти слова, сказанные с ноткой удовольствия, окончательно выведут тебя из себя. Ты не сможешь находиться в этой комнате ни секунды. Ты встанешь и направишься к выходу, сопровождаемый пристальным взглядом Анри.
– Она сама выроет себе яму. Она прыгнет в неё голышом с криком… – услышишь ты затылком.
Ты приведёшь себя в порядок только в коридоре с фиолетово-бежевыми полосками. Ты облокотишься левым локтем на стену. Бедняга – подумаешь ты. Со сколькими ещё жизнь обойдётся так же?!
Добро пожаловать в наш великий, славный мир.
Серж беспокойно посмотрит на тебя:
– Что-то случилось, – а потом, он всё поймёт, – я знаю – он довольно сложный мальчик. Но постарайся и ты понять его. Кофе?
Иногда, ты удивляешься: сколько кофе может выпить человек и не умереть – и даже спать при этом спокойно.
– А-а-а… – соберёшься ты восстановить разговор, – в школе? У тебя, не знаю, есть подружки? Друзья, может?
– Я их – ненавижу, – впрочем, на что ещё ты мог надеяться, – когда я был во втором классе – все завидовали мне – для них я был слишком «красив».
Он будет на грани истерики. Позднее, Серж расскажет тебе историю о том, как однажды в его школе, школьницы постарше заманили Анри в женский туалет, сняли с него штаны и долго смеялись, крича: «Девчонка! Девчонка!». Эти девочки, если верить Сержу, сейчас учатся на университете по курсу «Социальной защиты».
Анри станет плакать в себя. Хуже него тогда – будешь чувствовать себя только ты. Он прижмёт голову к коленям и станет тихо посапывать. Серж откровенно подойдёт и обнимет его.
– Я подарил ему сборник стихов Поля Элюара. Помнишь, Анри.
– Да.
Он скажет после:
– Тогда – я и начал сочинять стихи. Я хотел быть как месье Элюар, – он добавит так же с гордостью, – я очень люблю рок. Любой. Я по-тихому воровал у мамы деньги. Серж немного помог мне – и я смог купить себе барабанную установку. Когда-нибудь, я стану настоящим ударником. Наверное, это моя мечта.
От кофе у тебя начнут трястись руки и дёргаться глаз. Тебе будет сложно сконцентрироваться на рисовании. Ты будешь рисовать портрет рокера в старости. Анри прорвёт на откровения:
– Однажды, после урока физкультуры, я был с другими парнями в раздевалке. Там был один мальчик и… и я представлял его член у себя во рту.
Это болото снаружи и внутри нас. Смотря на портрет рокера, который получится у тебя как-то корявенько, ты поймёшь, что плевать хотел и на Сержа, и на этого мальчика с белоснежными ступнями, и на то, что Серж сделает с ним. Тебе, разве что, будет жаль его; он не любит свою мать и мать – не сильно, видимо, любит его.
Но кем, чёрт возьми, будут твои родители? Как ты вообще появился на этот свет?!
Серж, разогревая очередную чашку кофе, скажет тебе, что однажды Анри стал жертвой побоев. Он был на какой-то вечеринке – Серж сам не сможет сказать, на какой именно – которая была из разряда тех, на которых никто не знает друг друга. Тогда, Анри понравился один мальчик и он попробовал закадрить его. За это, четверо парней постарше избили его. Анри пять недель пролежал в больнице со сломанными костями – его тело навсегда сохранит на себе следы от тех ударов, которые стали символов ненависти и презрения гетеросексуального большинства над геями.
– А что было дальше? – тебе всё это покажется нереальным. Это – как в кино, снятое про кино, в котором герои читают друг другу истории. И эта история в истории – этого мальчика. Какое сострадание он заслужит?!
– Когда я уже полминуты лежал на земле и они были меня уже не в нос и не по почкам – а по ногам и рука – я уже не чувствовал боли. И тогда, когда я лежал в луже собственной крови, я чувствовал, что меня бьёт весь мир.
Ты зарисуешь портрет рокера в старости, а затем – скомкаешь и бросишь в угол. Ты возьмёшь карандаш и листок бумаги – и начнёшь работу заново.
Анри понравится, что ты так усердно работаешь над ним. На самом деле – художник никогда не работает для других. Их природный эгоизм – всегда заставлял трудиться только на себя – во имя искусства, лицом которого они видели себя. Портрет рокера в старости – был ты. Ни Анри, ни Серж – тут не причём. Они вдохновляли тебя своими рассказами. Но всё – только во имя искусства.
– Я, вообще, люблю музыку. Но слушаю я, в основном, то, что другие называет «грустной музыкой». Мне лично – не кажется, что какая-либо музыка может быть по-настоящему грустной или не грустной. Есть хорошая, правдивая музыка – только такую – я слушаю. Может быть – она слишком тяжёлая и непонятная. Но мне кажется, что и мир вокруг нас – такой же, – скажет Анри.
Чёртов портрет. Ты бросишь наполовину выпитую кружку с кофе на пол и разорвёшь портрет на части. Нет, ты поймёшь – нужно рисовать не старость – а молодость. Ты снова возьмёшься за работу – как всегда – непосильную.
– Я много говорил с Анри – читал, одно время, ему разные лекции; я хотел привить ему любовь к литературе. Но потом, я отбросил всё своё интеллектуальное жеманство – я понял, что не просто не интересно то, о чём я ему говорю. Для него – психоанализ и четыре теории развития общества – просто чушь собачья. Я понял, что слушал всё это он слушал – только ради меня. Никогда в жизни, дружище, никогда в жизни я не чувствовал себя так гордо.
Дым будет повсюду. Сначала, он заполнит только кухню; потом – и всю квартиру. Будет казаться, что дом охватил пожар. Но ни у тебя, ни у хозяев дома – не будет никакого страха.
Будет три, или четыре часа ночи. Работа продолжалось. Попытка за попыткой, ты будешь пытаться передать образом свои чувства. Но, видимо, ты сам не поймёшь, что чувствовал тогда.
– Тогда, я впервые сдал экзамены в школе на высший бал. Нет, серьёзно: для меня – это был шок. Я и не мог подумать, что умный. Я просто знал ответы на все вопросы на том листке. Я не знаю как, но кто-то помогал мне. В тот день, учительница похвалила меня. Я вернулся домой и стал писать стихи.
