«Думай, Макс, думай», — мысленно приказал себе. Но сколько не пытался вспомнить, ничего кроме моих вопросов относительно Макселя, в голову не шло. Стоп! Был момент, когда Гадон испугался, даже шикнул на меня, чтобы я замолчал. Когда же это было? Вспомнил, такая реакция у старосты была на вопрос о священнослужителях. А как повел себя я? Из глубин памяти, отравленной ячменкой, всплыло мое самодовольное: — «Что мне священнослужители, если перед тобой сам Макс Са, я их создал, и я же их убью, если они причинят вред тебе дорогой Гадон». Но что так испугало Гадона в этой фразе? По логике вещей, он должен был обрадоваться и пасть ниц перед легендой Русов. Может, за сто пятьдесят лет мое имя стали отождествлять с нехорошим? Объявили меня Сатаной и назначили награду? Это выглядело полным бредом: после моего отлета, в Макселе оставались мои друзья, моя семья. Они никогда не позволили бы очернить мое имени, а сами священнослужители своим благополучием были обязаны мне.

Повозку снова тряхнуло на неровности дороги, моя голова больно ударилась о дощатый настил. Послышался конский топот, закрыл глаза, повернувшись набок.

— Медленно едешь, — грубый голос подействовал на возницу точно наоборот. Повозка остановилась, а возмущенный возница, судя по голосу не боясь всадника, парировал:

— Хочешь быстрее, садись на мое место. — Грубый голос проигнорировал предложение, спросив:

— Не очнулся сектант?

— Не смотрел, тебе надо, ты и смотри, — снова огрызнулся возница. На этот раз, обладатель грубого голоса не стерпел:

— Давно тебя плетью не ласкали, Бург? Я могу быстро научить тебя покорности.

— Своих учи, — парировал возница, но агрессивности в голосе поубавилось. Я услышал храп лошади совсем близко, что-то тупое уперлось в ребра, причиняя боль. Сдержался, чтобы не вскрикнуть, хотя далось это с усилием.

— Сильно его Гарп приложил, до сих пор блуждает в потемках проклятый сектант, — с удовлетворением произнес обладатель грубого голоса. Бург промолчал, а всадник пришпорил лошадь со словами:

— Не отставай, Бург! — Послышался топот конских копыт, а повозка, резко дернув, начала движение. Осторожно повернувшись на спину, встретился глазами с Бургом: глаза возницы смотрели с насмешкой.

— Я-то сразу понял, что ты в себе, не то, что этот тупой лошадиный помет. И даже слышал, как шептался с тощей бабой, тьфу на нее, — сплюнул Бург, вызвав недовольное сопение Наты.

— Бург, тебя же зовут Бург? — задал риторический вопрос. Возница правил повозкой, оглядываясь через плечо.

— Бург, а как тебя звать сектант проклятый, мне неинтересно!

— Ты слышал имя Макс Са? — задав вопрос, я напряженно ожидал ответа.

— Так кто его не слышал, это же имя сына Бога нашего Иисуса, посланного, чтобы облегчить наши страдания, да святится имя Его, — возница проделал движение руками. С моего места не удалось его разобрать его пассы.

— Я и есть Макс Са, развяжи меня, получишь все, что захочешь.

— Тпруу, — натянул Бург поводья, останавливая повозку. Развернувшись ко мне, Бург откровенно усмехнулся:

— Так ты говоришь, что ты Макс Са? Сын Бога нашего Иисуса?

— Насчет Иисуса вопрос сложный, хотя все мы его дети, но я Макс Са, — я постарался вложить в голос максимум убедительности и твердости.

Бург расхохотался, показывая желтые гнилые зубы:

— Ты уже третий Макс Са, про которого я слышал. Правда своими глазами вижу в первый раз. Нечестивец, сектант, да как ты можешь считать себя сыном Бога, чужеимец! — щелкнула плеть, щека вспыхнула от боли, словно на меня пролили кипящее железо. От второго удара увернулся, катнувшись в сторону. Бург, решив, что воспитательная часть закончена, тронул лошадь. Повозка покатила дальше, периодически подпрыгивая на неровностях.

— Макс, что с нами будет? — шепотом спросила Ната, слышащая весь разговор. На этот вопрос у меня не было ответа: за недолгий разговор с Бургом, мне отчетливо стала ясной наша ситуация. Макс Са официально возведен в ранг сына Бога, любое упоминание о нем трактуется как ересь, если выбивается из общепринятого. Есть как минимум два свидетеля, что подтвердят обвинение о присвоении мной имени сына Бога. Как мне доказать, что я это он и никакой ереси в моих словах нет? Теоретически это возможно, представ перед своим потомком — правителемРусов. Но поверят ли мне? На какие факты я могу ссылаться, если очевидцы тех событий мертвы больше сотни лет? Если даже простой возница так остро отреагировал на мои слова, боюсь представить реакцию священнослужителей.

А если отыграть назад, сказать, что это была неудачная шутка? Можно попробовать в крайнем случае, но интуиция подсказывает, что такая шутка не будет оценена как мне хочется. Несколько раз Ната порывалась завести разговор, но мне надо сосредоточиться, поэтому я старался отвечать односложно. Примерно через час с момента как ускакал всадник, повозка въехала на булыжную мостовую. Загрохотали колеса, пинки и толчки разливались неприятными ощущениями по всему телу. С моей позиции были видны дома по правую сторону повозки: это были добротные каменные строения высотой в один или два этажа. Повозка дважды свернула влево и остановилась:

— Приехали, готовься сын Бога, тебя встретят твои прихожане, — насмешливо проговорил Бург, слезая с козлов. Повозку мгновенно обступили дети, заглядывая через низкие борта.

— Сектанта привезли, завтра жечь будут, — со знанием дела сообщил парнишка лет десяти. Если бы ему чуть осветлить волосы и цвет кожи — типичный мальчуган средней полосы России.

— А это ведьма с ним? — между парнишек протиснулась девчонка с вьющимися волосами и глазами голубого цвета.

— А ну отошли, — раздался грозный окрик. Дети бросились врассыпную, Бург в сопровождении мужчины сорока лет, одетого в черное, подошел к повозке.

— Сказано доставить в острог Будилихи, принимай сектанта и его бабу. А мне надо дальше, пока не стемнело.

— Сними его с повозки, — коротко распорядился мужчина в черном, просканировав меня взглядом. Бург, ухватившись за мои связанные ноги, подтащил меня к краю, и поднатужившись, взвалил себе на плечо.

— Тяжелый, жрать, наверное, любишь, — проворчал мужчина, неся меня на себе. Свисая с плеча Бурга, я видел каменные ступени, уходящие вниз. Мы повернули направо в темный коридор, освещенный светом единственного факела. Пройдя около десяти метров, Бург внес меня в клетушку из железных прутьев и бесцеремонно скинул на пол. Не говоря ни слова, он протопал обратно, пока я старался совладать с болью от падения. Через несколько минут Бург вернулся с висящей на плече Натой: демонстративно ухватил ее за задницу на моих глазах, рассмеявшись над вскриком девушки и относительно аккуратно уложил рядом со мной.

— Воркуйте, пока вас не предали огню.

— Руки развяжи, — попросил я негодяя, который проигнорировав мои слова ушел в темноту. У выхода из подземелья, Бург с кем-то говорил, но слов не слышно. Подошедший мужик в черном, разрезал веревки на руках Наты и закрыл железную дверь из прутьев со словами:

— Пусть тебя твоя ведьма развяжет.

— Макс, меня руки не слушаются, — простоналаНата, стараясь сесть в темной клетке.

— Они просто затекли, надо их растереть, чтобы кровоток восстановился. Попробуй, потом развяжешь меня.

Пару минут слышалось шуршание, перемежающееся со стонами девушки.

— Ты говорил, будешь жить как королева, будет у тебя дворец. Да, вот он дворец, лучше не пожелаешь, — истерически захохотала Ната, — с той минуты как я увидела тебя, вся моя жизнь пошла под откос. Крейсер франко-германской Унии напал, хотя у нас нет войны. Приземлились голой задницей во льдах, дикие отморозки меня похитили, медведь чуть не убил. А теперь я еще и ведьма и меня собираются жечь. Жизнь достойная королевы, — плача, закончила девушка монолог.

Я не обвинял ее в этой истерике, сам был недалек от такого состояния. Ната плакала, ей надо дать выплеснуть эмоции, слова в такой ситуации просто лишни. Понемногу девушка успокоилась, ее настроение менялось с молниеносной быстротой.