– Сссссертсссеее тибе ни хочицццца пакойаааа, – вдруг запел волножитель.

– Спасибо, Шпыш, – сказал я. – Вы верно заметили, что сердце играет важную роль в организме человека.

Пока я махал руками, изображая сокращение желудочков, бактерия на первой парте вдруг обмякла. Ее края встопорщились и начали скручиваться, а вакуоли и прочая начинка полезли наружу.

– Вам плохо? – в тревоге спросил я. – Вызвать врача?

– Не стоит, – сказала центаврианка. – Она собралась делиться.

– Делиться? С кем? Черт… то есть размножаться, да? Прямо здесь?

– Она предпочитает делать это на уроках. Говорит, тут удобнее.

Тем временем от бактерии начали отпочковываться комки слизи, в которых угадывались очертания будущих взрослых особей. Шар подкатился поближе, разинул рот и принялся их поедать.

– Снорри! Как вы можете?! Прекратите немедленно! – закричал я. На моих глазах совершалось жуткое убийство инопланетян.

– Фто не так? – спросил шар с набитым ртом. – Снорри вкушно. Голоден и немного жрать. Против? Снорри завтрак нет потом да потом нет.

– Учитель Михаил переживать совсем вряд ли, – успокоил меня цефеанин. – Дети еда. Много дети много еда. Пробовать-угощаться.

Услышав это, рой шуршунов стремительно вылетел из аудитории, а альдебарранец приоткрыл в своем гробоскафандре небольшое отверстие и стал всасывать в него новорожденных бактерий. Те отчаянно пищали и пытались уцепиться за мебель. Я снял с себя рубашку, встал на колени и принялся собирать в нее малышей. Центаврианка и цефеанин наблюдали за мной с любопытством.

– Михаил, что вы делаете? – поинтересовалась центаврианка.

– Не видите? Спасаю бактерий!

– А вы, надеюсь, в курсе, что они для вас ядовиты?

Я отшвырнул рубашку с бактериями подальше.

– Кроме того, по Уложению Проксимы-3 все рожденные вне родной планеты бактерии подлежат немедленному уничтожению как бракованные. Так что дайте ребятам спокойно поесть.

Ко мне подкатился шар, заглянул в глаза и проскулил:

– Половой размножений пожалуйста. Очень надо. Снорри сейчас. Потом неможно.

– Нет, – твердо сказал я. – У нас… у нас время кончилось. Всем спасибо, увидимся завтра.

И я стремительно выбежал из класса, оставив инопланетян в недоумении. В учительской меня встретили аплодисментами.

– Мы наблюдали за тобой по трем камерам! – сказала красавица Мелани. – Ты был просто великолепен. Особенно когда снял рубашку.

Я густо покраснел. Позор-то какой! Стыдобища! Под рубашкой у меня была дедовская майка-алкоголичка, талисман на удачу. Я надевал ее на все важные мероприятия, и обычно мне везло. Но не сегодня, не сегодня.

– А лихо ты им задвинул про сердце! – похвалил завуч, Клеман Леклер. – Вот она, истинно землянская находчивость.

– Да-да! – хором грянули остальные. – Молодец!

Благодаря, кланяясь и пожимая руки я планомерно пятился к двери. Через пару мгновений я оказался в коридоре и рванул в сторону каюты. Мне хотелось провалиться сквозь пол и очутиться в открытом космосе. А еще лучше вернуться домой. Я готов на любую работу – хоть вибровилки мыть в придорожном кафе, лишь бы подальше отсюда. Я резким движением развернул экран и стал набирать текст заявления об увольнении по собственному желанию.

С каждой минутой моя решимость падала. Уволюсь, и дальше что? Родители затерроризируют, Катя окончательно отморозится. Денег нет, работы нет, моральный дух на нуле. Нет, надо попробовать продержаться хотя бы еще один денек. Может, втянусь.

Я решил вернуться в учительскую. Сделаю вид, что не сбежал, а просто пошел за глобусом. Он украсит мой личный стол и будет напоминать о светлых днях, проведенных на родине. Можно и на урок взять в качестве наглядного пособия. Схватив глобус, я вышел в коридор и похолодел от ужаса. Шар с Бетельгейзе, непринужденно катаясь туда-сюда, поджидал меня у лифта.

– Что вы тут делаете, Снорри? – спросил я как можно любезнее. – Заблудились?

Но шар проигнорировал мой вопрос. Внезапно из него полезли тонкие щупальца. Они обвились вокруг глобуса и потянули его к себе.

– Это мое! – пропыхтел я, пытаясь вырвать собственность из лап инопланетянина.

– Размножений! – шипел тот. – Мой размножений. Дать. Снорриии!

– Пустите, это просто глобус.

– Глобус размножений! Давать сейчас и навсегда. Подарок. Любовь сильный. Нуждаться. Мечта каждый Бетельгейзе.

– Мне он тоже нравится, – не сдавался я. – Уберите щупальца! Я спешу.

– Тогда продать, – деловито сказал Снорри. – Два ноль ноль ноль ноль кредит. Доволен и счастлив?

И тут я реально стал доволен и счастлив. Двадцать тысяч кредитов за какой-то старый, облезлый глобус? Да не вопрос!

Снорри щелкнул в воздухе щупальцем, и пульсопланшет завибрировал. Пришло сообщение из банка о зачислении на мой счет внушительной суммы. Я вручил глобус Снорри, и тот, высоко подпрыгивая, скрылся с ним в лифте.

Я махнул ему вслед и вернулся в свою каюту. Развернул рабочие окна, тут же отправил заявление на увольнение профессору Виноградову. Потом сел и написал письмо соседу Аркаше: «Есть тема. Помнишь, ты мне подарил глобус на день рождения? Сможешь достать таких еще? Жду ответа. Завтра прилечу домой».

Кажется, скоро я заживу как человек. Ждите меня, благодарные шары с Бетельгейзе! Я приеду к вам с глобусами. Доступные цены. Гарантия качества. В кредит и в рассрочку. Без наценок, от производителя. Оптом – дешевле.

В прекрасном настроении я отправился в столовую. Жизнь улыбалась мне, аргоновые лампы приветливо светили, встречные студенты, издали завидев учительский стикер на моей рубашке, по мере сил выражали почтение. Летящей походкой я вошел в переполненный зал. Очередь к раздатку была такой длинной, что занимала все свободное пространство между столами. Учителя особых привилегий не имели, и я встал в конец. Передо мной шевелил выхлопной трубой толстый нозеанец, похожий на помесь древнего земного трактора и картошки сорта гигант скороспелый. Сразу видно, выходец с сельскохозяйственной планеты.

– Ffnaple vwwpokaaaz? – вежливо поинтересовался я. По идее, это должно было означать «Вы последний?»

Нозеанец повернулся ко мне и хрипло спросил:

– Cho?

– Vwwpokaaaz ffnaple, – уточнил я, смутно припоминания, что в нозеанском от перестановки слов местами стремительно растет градус вежливости. А я хотел быть с ним вежливым. Тем более что его выхлопная труба уже упиралась мне в грудь.

– Чо надо? Не понимаю я по-вашему, – буркнул нозеанец. – Вон там конец очереди.

И он махнул всем телом в противоположную сторону зала. Благодарить пришлось уже на космолингве. Да, основательно я подзабыл языки. Впрочем, они мне и не понадобятся, а на Бетельгейзе полечу с переводчиком, для солидности и престижа. Глобусами торговать – это вам не шутки!

Пока я стоял в очереди, рядом со мной разыгралась настоящая драма. Двое центавриан пытались съесть земной бутерброд с колбасой. Сначала они его ощупали, вынули колбасу, потыкали в нее вибровилкой, потом в недоумении переглянулись. Колбаса не желала двигаться, она вообще не подавала признаков жизни.

– Мертвая еда? – в ужасе спросил один.

– Может, просто оглушенная? – предположил второй.

– Но где ноги? Почему не убегает?

– Давай подождем. Вдруг ей требуется время, чтобы освоиться?

– Давай.

И они принялись ждать, с надеждой поглядывая на колбасу. Прошло десять минут – ничего не поменялось.

– Она умерла, – горестно заключил первый центаврианин. – Придется выбросить.

Горе на их многоглазых лицах было неподдельным. Целых тридцать кредитов толстожалу под хвост! На Центавре принято есть только то, что шевелится, убегает и активно сопротивляется, попав в рот. Конечно, довести колбасу до такого состояния школьные повара не были способны. Для того-то и придумали раздельное меню: плотоядным расам – одно, травоядным – другое, металлоядным – третье. Людям, согласно традиции, комплексный обед с напитком. Центавриане или ошиблись с заказом, или хотели расширить свои представления о культуре Земли.