В душе его точно что-то оборвалось. Появилась бессильная, безнадёжная готовность к любой беде. В этом состоянии он дождался прихода милиционеров. Их было двое – рослых, массивных в своих толстых полушубках. Когда они с непонятным, чрезмерным усилием, нарочито-грубо заломив ему руки, потащили его к машине и втолкнули в её душное, пахнущее чем-то кислым нутро, он подумал о том, что вот и пришла развязка всему, что мучило его в последнее время. Минули безумные, неприкаянные дни и ночи в чужом городе, мечты о преступлении, волнения, страх, отчаянная попытка и в итоге ужасный провал и стыд – всё это представлялось теперь сплошным, невыносимым кошмаром, из которого нужно было вырваться непременно. Мотор взревел, и отрешенно Котарь подумал о том, что вот в его жизни началась новая полоса.
3
Вспоминая день убийства Лоскутовой, Константин Шарков всякий раз удивлялся тому, насколько чётко все случившееся тогда запечатлелось в его памяти. Казалось, он ещё чувствовал то тягостное томление, с каким больше часа ожидал в своей машине Лоскутову в то утро возле её подъезда. Хозяйка что-то уж очень долго собиралась и запаздывала. Он помнил, как с отчаянием отметил в сознании: вот уже без четверти одиннадцать, а ее всё нет. Наконец в одиннадцать она позвонила ему на мобильный и сказала, что выйдет через десять минут. Он ещё с удивлением подумал тогда, что хозяйка, наверно, уж очень не в духе или особенно старается, наводя марафет. Он знал, что в тот день должно было состояться собрание учредителей товарищества с ограниченной ответственностью «Надежда», в котором она занимала должность директора.
Как всегда, его шофёрский интерес заключался в том, чтобы поскорее доставить директрису от порога её дома до ателье и затем освободиться до часа или двух, когда Лоскутова по обыкновению отправлялась по делам в центр города. Один-два свободных часов, выпадавшие на его долю отнюдь не каждый день, были едва ли не единственной поблажкой для него, водителя на собственных стареньких «Жигулях» в нищей фирме, где платили немного и нерегулярно. Впрочем, какое-то значение имело ещё и то, что числился он в ТОО «Надежда» заместителем директора. Так решила Лоскутова, чтобы легально выдавать ему в виде зарплаты побольше, чем швеям. Более того: она держалась с ним на равных, как если бы считала его своим другом.
Почти друг и формально заместитель Лоскутовой, Шарков знал на удивление мало о её предприятии. Он не был уверен даже в том, что «Надежда» – действительно убыточная фирма, как об этом говорили все вокруг и прежде всего сама директриса. Уж кто-кто, а Лоскутова точно не бедствовала: имела новенькую иномарку и, по слухам, покупала квартиру за квартирой. Но признаки своего делового успеха она старалась скрывать, для чего, наверно, и прибегала к услугам Шаркова. Использование наёмного водителя на его же собственных стареньких «Жигулях» позволяло ей не бить свою дорогую машину в деловых разъездах и не выставлять её напоказ под окнами налоговой инспекции, комитета по имуществу и иных городских контор, где частенько в связи с долгами «Надежды» ей приходилось объясняться, плакаться и прибедняться.
Лилия Витальевна в начале двенадцатого часа выпорхнула наконец из своего подъезда с видом очень деловитым, собранным, целеустремленным. Шарков с удовольствием окинул взглядом её высокую статную фигуру с довольно сильными для женщины плечами, крутыми линиями бедер и небольшой грудью. Несмотря на свои тридцать семь лет, Лоскутова всё ещё могла сойти за девушку. Более того, даже за модель, полагал Шарков. Может быть, именно о подиуме мечтала она ещё девчонкой и лишь оттого, что в советское время демонстрация модной одежды не приносила материального благополучия и общественного признания, и выбрала для себя смежную специальность модельера, которая стала ступенькой к её директорской должности.
Любуясь Лоскутовой, никакой влюблённости по отношению к ней Шарков все же не испытывал. Что-то слишком холодное, чуждое, опасное всегда чувствовалось ему в облике директрисы. Наверно, у типичной египетской красавицы эпохи фараонов были такие же гладкие темные волосы, опускающиеся на лоб челкой, тонкое лицо, большие миндалевидные глаза с поволокой, бронзовый загар лица, шеи и других открытых частей тела. В красоте Лоскутовой, в грации движений ее тела Шаркову чудилось что-то хищное, недоброе, напоминающее ловкую кошку или даже змею. «Клеопатра!» – так порой с неприязнью и опаской называл он её про себя. Её нельзя было представить в роли жены и матери, хотя, по слухам, она однажды была замужем. В ней не было ничего домашнего, уютного, надежного. Чего стоило одно её поражавшее Шаркова пристрастие к сигаретам! Она выкуривала их так много, что любые бумаги и предметы, побывавшие какое-то время в её сумочке, кабинете или квартире, затем долго источали горчащий аромат табака.
Шарков приглядывался к Лоскутовой с затаённым, острым интересом. Пусть всего лишь хозяйка хиреющего ателье, она была для него представительницей мира новых, оборотистых господ. Прямо на его глазах она прокладывала себе путь в таинственную, уже окружённую легендами и завистливым преклонением среду нуворишей. Он оказывался свидетелем чего-то чудесного, вырывавшего эту женщину из вязкой приземлённости серых будней в какие-то сверкающие, таинственные выси. Природу этого чуда он не понимал. Может быть, весь секрет заключался в необыкновенном волевом усилии, соединённом со смелостью и тонким расчетом? Как наёмная директриса второразрядного ателье она одной ногой была ещё в унылом «совковом» прошлом, но в своей руке сжимала уже не просто пригоршню золота или валюты, а нечто несравненно более значительное – кусочек работающей рыночной экономики. Как если бы она добыла с неба несколько крупиц звёздного вещества – залог будущих удивительных успехов.
Пусть о квартирах хозяйки Шарков знал только понаслышке, зато её белоснежную «Ауди» видел собственными глазами. На иномарке в ателье вечером не раз заезжал за Лоскутовой высокий, рыжеватый Евгений Михалин. Он числился в «Надежде» коммерческим директором, но искушенные в сплетнях, всезнающие закройщицы говорили о нём, скромно потупив взоры, кратко и многозначительно: «Друг Лилии Витальевны». Всем было ясно: речь шла о любовнике на содержании. И все эти признаки успеха были для неё, казалось, только началом!
– Ну что, заждался? – вместо приветствия оживленно произнесла Лоскутова, усаживаясь, как всегда, на переднее место, рядом с водителем. – Теперь давай, пожалуйста, поскорее, мне перед собранием нужно ещё переговорить с женщинами.
– Если нужно, примчимся пулей, – в тон Лоскутовой бодро отозвался Шарков. – Только у меня нет денег на штраф. А сегодня пятница…
– Ну и что – пятница? – не поняла Лоскутова.
– По пятницам гаишники особенно лютуют, цепляется ни за что, – объяснил Шарков, уже выруливая на магистраль. – Видимо, считают, что в конце недели автолюбители начинают напиваться. А с хмельного можно взять очень хорошо.
– Что ж, заплачу в крайнем случае. Но ты, надеюсь, трезвый?
– Ещё спрашиваете!
Лоскутова закурила сигарету, и машина наполнилась пряным дымом. Хотя употребляла хозяйка не обычное крепкое мужицкое курево, а какие-то особые сигареты для женщин, некурящий Шарков с неудовольствием шевельнул усами. Ну вот и ещё одна доза никотина! Он подозревал, что курила Лоскутова только для того, чтобы не полнеть. Для того же дважды в неделю она отправлялась в бассейн. И с той же, конечно, целью вместо обеда она пробавлялась у себя в кабинете стаканом чая с горсткой конфет и печенья и неизменно приурочивала свои выезды по делам к часу дня или к двум, чтобы хлопотами заглушить чувство голода. Судя по всему, ещё долго она рассчитывала на пути к успеху использовать свой козырь – смазливую внешность…
При мысли о послеполуденных выездах Лоскутовой, Шаркову стало тоскливо. Ему осточертели все эти магазины одежды, возле которых нужно было долго дожидаться, пока Лоскутова по накладным сдавала на реализацию пошитые вещи и забирала нераспроданное, еще больше – склады оптовиков, в которых директриса вместе со своим товароведом Олей Лехановой придирчиво, мучительно-медленно отбирала ткани и фурнитуру для ателье и спиртное, сигареты и шоколадки для своего круглосуточного киоска и потом всем этим добром загромождала багажник и задние сиденья. Особенно же тяготили его выезды в налоговую инспекцию, районное предприятие тепловых сетей или иную контору, числившую ателье в должниках. Туда Лоскутова отправлялась всегда взвинченная, то мрачнее тучи, то лихорадочно-веселая, прихватив с собой бутылку коньяка или французского шампанского и коробку конфет для подношения, а возвращалась неизменно подавленная, и её дурное настроение передавалось Шаркову.
