2. ОСТРОВ САХАЛИН И ЯК-28П

Как и было задумано где-то в высоких штабах, нас, в прошлом году прибывших в Спасск – Дальний из лётных училищ, молодых лейтенантов, через год отправили к новому месту службы. Не всех. По какому-то принципу отобранных, несколько человек. 27 ноября 1978 года на аэродроме Смирных, на славном острове Сахалин, произвел посадку не менее славный и заслуженный транспортник Ан-12. В чреве, которого и находились мы, несколько холостых и несколько уже обременённых семьями, пока немногочисленными, лётчиков – с пожитками и даже кое-какой мебелью. Самолёт зарулил на стоянку. Подождали, пока остановятся винты. Выбрались через боковую дверь на заснеженный бетон, оценили солнечную погоду и несильный мороз. У самолёта нас встречал зелёный аэродромный автобус, из которого вышли два майора. Мы догадались, что это по наши души – доложили о прибытии, представились. Они тоже представились, и мы впервые увидели своего замкомэска майора Бондарчука и начальника штаба.

Как мы поняли, всех нас определили в одну эскадрилью и для начала повезли в столовую, чему мы явно обрадовались. Начало было многообещающим. И мы не ошиблись. В лётной столовой нас радушно встретили, накормили и после обеда развезли по уже приготовленным квартирам. Семейства – Гены Синенко, Вити Бобровского, Гены Красикова и Володи Савицкого. Куда уже за время нашего обеда были привезены их вещи из самолёта, а холостяков в конце рейса автобус выгрузил в профилактории, где нам и предстояло жить. Таковых нас оказалось двое. Я и Коля Зайцев. Нам достаточно было по одной кровати, одного шкафа на двоих и по тумбочке – что и находилось в комнате, куда нас провела заведующая. В комнате было ещё две кровати, в дальнейшем к нам подселяли командировочных – всё было веселее. Вид из окна был замечательный – невдалеке впереди возвышались две многоэтажки – одна четырёх – и одна пятиэтажная, так называемые ДОСы – «дома офицерского состава»; рядом громоздились одноэтажные домики, преобладающего тёмного, почти чёрного цвета, но с белыми заснеженными крышами, естественно, деревянные. Дальше проглядывался сам посёлок Смирных, с многочисленными трубами кочегарок и уходящими из них вертикально вверх столбами белого дыма, в основном деревянный и одноэтажный. А дальше приятно ласкали глаз заснеженные, с закруглёнными верхушками, сахалинские сопки. Постепенно наступила безмолвная темнота первого нашего сахалинского вечера.

Сахалин относился к тем, так называемым, «отдалённым местам службы», куда ехали охотно. Потому как здесь хорошо сочетались относительно высокая зарплата за отдалённость и «дикость», льготный стаж службы и хорошие жизненные условия – климат был мягкий, снабжение отличное – это имеются в виду магазины. Существовало такое понятие как «замена». То есть, через пять лет надо было покидать эти края и ехать в другие, – по «замене». А кто-то оттуда ехал на твоё место. Что интересно – кто-то с нетерпением ждал этой замены, а кто-то старался оттянуть этот «исторический» момент. Парадоксально, но были такие районы, которые не считались отдалёнными и там не платили повышенных окладов, не было «льготного исчисления срока службы», а условия там были, мягко говоря, далёкими от нормальных. Это, например, Средняя Азия. По выпуску из училища самым незавидным вариантом было попасть куда-нибудь в Карши или Мары. Пустыня, жара, песок на зубах и в макаронах, проблемы с водой и никакой «замены».

На следующий день с утра мы прибыли в штаб в/ч 65338, то есть 528-го истребительного авиационного полка, 24-ой дивизии, всё той же 11-ой Отдельной Армии ПВО Краснознамённого Дальневосточного Военного Округа и доложили о своём прибытии для дальнейшего прохождения службы командиру полка. Познакомились, получили определённые напутствия и отправились в эскадрилью, благо определили нас всех в одну. Познакомились с командирами, с лётным составом эскадрильи, узнали своих лётчиков-операторов и отправились в штаб ОБАТО – «отдельного батальона авиационно-технического обеспечения» вставать на все виды довольствия. Довольствие было финансовым, вещевым и продовольственным. Оставили в соответствующих службах свои аттестаты, встали на учёт и с этого момента мы были зачислены на все виды этого самого «довольствия».

Смирных – 12.78. У штаба полка. Коля Зайцев.

Несколько дней безвылазно сидели в классе – изучали район полётов, точно так же как и в Спасске, рисовали на память карту. Но здесь было проще – Сахалин остров, узкий и длинный, с западной стороны неширокий Татарский пролив, за ним – «материк». С восточной стороны – Охотское море, а на юге Сахалин «упирается» в Японию. Пилотажные зоны в районе аэродрома, а маршруты и перехваты над морем. Была на аэродроме Позиция РУМ – «Радио Управляемых Мишеней». Периодически на фоне учений к нам прилетали полки на стрельбы, для них помимо «ПМ» – «парашютных мишеней», запускали радиоуправляемые – это самолёт «Ла-17», переоборудованный под радиоуправляемую мишень. Его запускали с, так называемой, катапульты, что представляла собой направляющие, по которым с помощью пороховых ускорителей и взлетал самолёт-мишень. Им управлял с земли по радио оператор, мог задавать высоту, менять курс. Стартующую как ракета «Лашку» сопровождал на взлёте, заблаговременно поднятый Як-28П – это так, на всякий случай – если вдруг мишень не будет управляться и пойдет не туда. В этом случае Як её тут же должен «завалить». Ну, наверное, были такие случаи.

Зрелище впечатляющее – из леса, шипя стартовыми ускорителями, вырывается «Лашка», и тут же за ней, заранее, набравший скорость, на предельно малой высоте несётся Як, «серебристой молнии подобный». При успешном старте мишени, Як сбрасывает скорость и флегматично отваливает в сторону. А «Лашка» несётся вперед и вверх. После взлёта этой «Лашки» на неё наводили самолёт-перехватчик и экипаж отрабатывал практически реальный перехват воздушной цели с не менее реальным её уничтожением. Удовольствие это, конечно, было недешёвым, и обычно весь полк работал по парашютным мишеням, а кому-то «избранному» доставалась эта самая «Лашка». Весь этот процесс происходил над заливом Терпения и обломки сбитой мишени падали в воду. Этот район моря на время стрельб «закрывался» для морских и воздушных судов. Это и был полигон «Залив Терпения». Позиция эта находилась недалеко от ВПП в лесу и была там замечательная баня, что запомнилась мне первым знакомством с красной икрой, которой закусывали после бани. Причём икра была единственной закуской на столе – после стопки опрокидываешь прямо в рот литровую банку и «сыпешь» сколько влезет. Водки обычно было меньше, чем икры. Икра и Сахалин – это отдельная «песня».

Аэродром располагался буквально на восточной окраине поселка Смирных в долине реки Поронай, которая текла практически по середине Сахалина с севера на юг и впадала в залив Терпения возле города Поронайск – такая вот незамысловатая география. Стандартная полоса длиной 2500м и шириной 48 м также тянулась параллельно реки между её руслом и грядой не очень высоких сопок. Каждый взлёт и посадка происходили вдоль бесконечной череды сопок. Под углом к ВПП проглядывались остатки старой японской бетонной полосы. В своё время здесь был японский военный аэродром Кэтон с бетонной ВПП, длиной 1200м. Нередко при различных работах на аэродроме находили следы прошлого присутствия здесь японцев – обломки самолёта, ещё какие то ржавые железки. Вся жизнь на Сахалине сосредотачивалась по его центральной части и вдоль обоих побережий. Улица в Смирных, по которой проходила «транссахалинская» дорога, так и называлась – Центральная. Язык не поворачивается назвать эту дорогу «шоссе» или «трасса». Никакого намёка на асфальт, только мелкий щебень и пыль. Местами вообще дорога проходила через топи и была застелена поперёк бревнами, которые часто проваливались или расходились, образуя ямы. Езда по такой дороге не доставляла удовольствия.