– Нужно прикупить крупы всякой несколько мешков, соли в запас. Вдруг осада вражеская, наголодаешься. Хоть и близко соль, а обложит враг, взвоешь.
Егорка заныл.
– Это расходы большие, пока заработаю…
Рыжебородый его метания пресек, объяснив, что втроем тут теперь квартируем. Потом пошли глядеть погреб. Он оказался довольно-таки большим и сухим. Хозяйка объяснила, что набить льдом было в эту зиму некому: хозяин поболел и умер, жила одна, впроголодь. Фрол огляделся, при свете последней свечки в доме, и мы полезли наверх на переговоры со старушкой. Выяснилось, что в дом кое-что нужно: свечи, горшки, побившиеся без хозяина, иголки и нитки. Других денег она с нас брать и не планировала, только на еду. Кузьмич этот альтруизм, бессеребренье пресек в корне и решил выдавать по полтиннику в месяц. Как она не отказывалась, вопрос был решен. После наказали нас утром будить только при пожаре, и разошлись по комнатам.
На следующий день мы с ушкуйником встретились у корчмы. Оба были сытые, поэтому пошли сразу за город, где можно было тренироваться спокойно. Я нес арбалет, Матвей две хорошо обструганные деревяшки и пробитую в двух местах кольчугу, на поясе обычная его сабля. По дороге он рассказывал про то, как с утра прыгал возле церкви. Елена не заставила себя долго ждать. Увидев его, прибавила шагу и налетела как ураган. Сразу обхватила двумя руками, стиснула. Затем отвела за церковь. Старуху отослала на службу. Ее невнятные и негромкие речи пресекла жестким: Бог простит! Бабка, до выхода народа, больше не мешалась. А они стояли, говорили и миловались. Видимо, обнимались и целовались. Она говорила, как вдруг вчера сильно полюбила, он пел похожие песни. Рассказала, что вчера горевать, даже для вида, не могла. Летала как на крыльях. Радость и счастье переполняли ее, душа пела. Такого веселья у девушки не было никогда.
– А нищие?
– Они туда и не заходят.
Потом Матвей проводил любимую до дому. Елена рассказывала про свою ранее не интересную жизнь, о глуповатых подругах, трогала саблю. Бабушенция молча плелась сзади. В общем, встреча пролетела незаметно.
– И, видимо, ты был прав. Теперь ее силой тащить не надо, пойдет куда надо со мной.
О главном плюсе, я даже и не взялся с ним рассуждать, молод еще. Девушка идет замуж не потому, что подруги выходят, а она отстает, не из-за любопытства: а что, а как… Хочет замуж по сильной любви. Усиливает эффект необходимость таиться, обманывать родителей. Поговорить обо всем можно только с ним, с желанным. У девицы с бедным жизненным опытом это обостряет чувство многократно.
– А что твои друзья ушкуйники?
– Радуются, что отошел от уныния. Скоро в поход идти, сидим из-за того, что у Авдея в ушкуе нелады. И вдруг я – из-за какой-то там купеческой дочки так сник! Хотели уж тащить меня к ведунам. Но тут вдруг господь послал певца.
Теперь и я заинтересовался.
– А что за люди ведуны?
– Они видят болезнь и лечат, не прикасаясь к больному.
– А как это?
– Как это у них обычно делается. Посмотрят, поводят руками – и готово.
– Вроде целителя?
– Нет. Тот все выспросит, тебя где надо пощупает, каких-нибудь травок или воды целебной даст. Глядишь и полегчает. А ведун и не прикоснется, а полегчает обязательно. Чаще всего, вылечит. Но их очень мало и берут дорого. Вот народ и бегает – то в церковь, то к знахаркам, то к целителям.
Я задумался. Еще в «Скорой помощи» заметил в себе необычные способности: иногда угадывал будущее, практически всегда знал диагноз без всяких исследований и обследований, как-то странно действовал на людей. Всем делалось легче. Многие даже просили, требовали: не уходите, мне при вас легче! Объяснял это своей замечательной выучкой, врожденным умом и обаянием. Но и само лечение иногда проходило как-то странновато. Откуда-то знаешь, что именно этого больного лечить так, как предписывает официальная медицина вредно, иногда даже убийственно. Никогда не брался доказывать, что я прав. Все это было как-то ненаучно, необъяснимо. Что-то доказывать – только нарвешься на какие-нибудь санкции от руководства, не улучшающие твою и без того нелегкую жизнь. Приедет, бывало, бригада после меня, полечит как положено, а больной почему-то умирает. Да, надо как-то после этим заняться. Очнулся, оказывается уже пришли.
– Показывай арбалет.
– Сразу на кольчуге?
– Просто так я у булгар видел.
– Это где?
– В обычных местах, на Волге.
– И давно они здесь?
– Всю жизнь. Мы их немного пограбили, потом они откупились. А перед этим постреляли кто из чего – булгары из арбалетов, мы из луков. Сразу стрельнем или еще чего надо?
– Хорошо бы какой-нибудь чурбачок.
– А вон стоит – мы в него пускаем стрелы из луков.
– Пойдет. Смотри как самострел заряжается.
Матвей посмотрел, зарядил сам – действительно несложно.
– Можно, я еще и кольчугу сам пробью?
– Конечно. Только ее желательно сразу на деревяшку одеть, а то как болт двойную пробьет, не знаю.
– А расстояние какое лучше взять?
– Лишь бы попал.
Ратник еще отошел, я натянул железную защиту на дерево. Он прицелился – не промахнулся. Подошли. Смелый попытался вытащить болт, не получилось. Теперь его вырубать надо, и это с тридцати-то шагов!
– Если думаешь им биться, лучше посоветоваться с кем-то поопытнее меня.
– Найдем человечка, видел таких среди княжеских дружинников. Ты смотрю нынче без кольчуги?
– А зачем она здесь?
– Привыкать в ней биться. А носить тебе ее надо, пока главный враг твой жив. Одевай пока эту.
Я взялся возиться, а он изрядно отошел и всадил очередную стрелу в чурбак.
Ну ладно, теперь начнем мое обучение. Мы взяли палки. Боец показал удар саблей по шее. Я еле-еле увернулся. Он одобрил:
– Реакция у тебя хорошая. А теперь по-настоящему.
Деревяшка молнией взметнулась и легонько хлопнула меня по шее. Я упал духом. Такие скорости мне недоступны. Матвей перекинул палку в левую руку. Исход тот – же.
– Ты не расстраивайся, все так начинали. Правда, таких бойцов, как мы, ушкуйники, на Руси немного. В других землях вообще не встречал. Смотри, как мы обычно бьемся.
Он подошел к одиноко стоящему дереву и начал показывать. Каскад ударов, поворотов, приемов. Плюс работает свободная рука, обе ноги. Повороты, приседания, удары назад, вбок, уклонения. Да, такое и в кино не в каждом увидишь. Я вспомнил про редкое умение и спросил:
– А двумя мечами сумеешь?
– Меня учили. Дай пока твою палочку.
И понеслось. Прямо танец с саблями какой-то. Вот такого не видал никогда и нигде! Ниндзя и ассасин в одном флаконе. Матвей после спецпоказа был также бодр и свеж. Ни покраснения лица, ни малейшей одышки. Наверняка нормальное артериальное давление и замечательный пульс – уровень мастера спорта международного класса, причем в десятиборье.
– А ты плавать умеешь?
Современные мне авторы в 21 веке на основании авторитетных источников доказывали, что русские в средние века боялись водяных, русалок еще там кого-то, и купаться в водоемах наотрез отказывались. Вот есть баня, в ней и сиди. Ушкуйник даже удивился моему странному вопросу.
– Я, как и все, плаваю с детства. А у вас, в Костроме, это что иначе?
– Да также, также…, и подводная всякая нечисть не пугает?
– Детские сказки.
Спрашивать про рукопашный бой, я счел неуместным.
– Ладно. Держи палку, продолжим. Теперь бей меня. Да не так, а очень быстро, резко и в полную силу.
Мой удар он пропустил, нагнувшись, и легко стукнул меня сзади. Вот на отработку этого приема: как уклониться, как ударить сзади саблей, мы и потратили следующий час. К концу этих забав, Матвей был свеж как огурчик. Я дышал часто-часто, потрогал щеки – горят. Добрел до чурбачка, упал.
Добрый молодец объяснил, что ежедневная общефизическая подготовка мне необходима. Договорились встретиться завтра, Он убежал. Посидев после этого и отдышавшись, взял арбалет и побрел к дому.
Фрол где-то рыскал. Мы с Егором поели, взяли музыкальные инструменты и пошли на торг. Там встретили наших. Зашли, попели, сорвали денег. Отчалили отдохнуть. Я поинтересовался, умеет ли кто писать стихи. Тут же выставили поэта-песенника. Прыщавый паренек прочитал несколько виршей. Не Пушкин, но в целом неплохо.