– Я тебя понимаю, Михась, – извинялся бригадир. – Но приказ есть приказ!
Надо было что-то делать, и Михась решил спрятать лошадь у дальних родственников. А это уже настоящее воровство, подсудное дело. И вот следствие, допросы и через месяц выездной показательный суд. Строгий судья и заседатели. Факт хищения государственной собственности, и прокурор требует дать гражданину Панкратову Михаилу два года тюрьмы. Однако, учитывая преклонный возраст старика и его заслуги перед государством, судья и заседатели, посовещавшись, выносят приговор: год условно и предписание «выплатить стоимость похищенного орудия производства по остаточной стоимости». А поскольку орудие производства – лошадь по кличке Бизон – эксплуатировалось более двадцати лет, остаточная стоимость была не очень велика (естественный износ, как-никак) и составила сто восемьдесят рублей. Почти все сбережения Михася за последние десять лет. Заплатив указанную сумму и выждав год условного срока за воровство, в течение которого приходилось разрываться между домом и родственниками, у которых жил Бизон, Михась, наконец, привел лошадь домой. К этому времени Бизона сняли с колхозного баланса.
Районное начальство было в замешательстве. Вроде, все ясно: человек наказан, стоимость похищенного выплачена, на балансе в колхозе лошади нет, но при этом у частного лица есть орудие производства в виде хоть и старой, но живой лошади. Что делать?
– А, бог с ними! Пусть живут! – в конце концов махнули рукой новые, более молодые чиновники.
И зажили Михась с Бизоном свободной жизнью. Правда, таскать телегу Бизон уже не мог, но Михась от него этого и не требовал. Старик и лошадь мирно прогуливались по деревне, без всяких уздечек и поводков. Два приятеля, не раз спасавшие друг другу жизнь. Два верных друга.
– Ты ведь у меня пенсионер, – шутил Михась, ласково теребя холку Бизона.
– Да, мы оба пенсионеры, – мотая головой и тыкаясь теплыми губами в руки Михася, соглашался Бизон.
Им было хорошо вместе!
Слепой старик
– Эх, скорее бы на пенсию, – вздыхал Андрей Алексеевич, обедая в городской столовой.
– Ну уж нет, Алексеич! – возразил мужчина средних лет, плотник. – Даже не думай об этом! Мы никуда тебя не отпустим. Кто вместо тебя бригадирить-то будет?
– А вот тебя и выберем: возраст самый что ни на есть подходящий, опыта достаточно. Ты и побригадиришь, – по-отечески ласково передразнил младшего товарища Алексеич.
Так балагурили строители из комплексной бригады в обеденный перерыв. Бригаду возглавлял опытный строитель с более чем тридцатилетним стажем Андрей Алексеевич Зорин. До пенсии оставалось чуть меньше года, и он мечтал о долгожданном и заслуженном отдыхе.
«Доработаю до шестидесяти – и все! Подустал я за тридцать лет на стройке, пора отдохнуть. Займусь хозяйством: дом приведу в порядок, огород – почти полгектара, скотина. Без дела сидеть не буду, и самое главное (тут Алексеич загадочно улыбнулся) – осуществлю свою заветную мечту: смастерю настоящую русскую карету с коваными накладками на колесах, резными перекладинами и узорчатой дугой с колокольчиком», – так рассуждал Андрей Алексеевич, возвращаясь домой на электричке.
Жил он в восемнадцати километрах от города и тратил на дорогу в один конец более часа. Летом – на велосипеде, зимой – на пригородном поезде и пять километров пешком. Дома его ждала жена, с которой прожили вместе почти сорок лет. Вырастили пятерых детей, пережили коллективизацию, войну, хрущевские времена и многое другое. Всякое бывало, но на жизнь не жаловались и считали, что живут в достатке, не хуже других. Одно печалило: взрослые дети разъехались по разным городам, некоторые уже имели собственные семьи и родителей навещали нечасто. Но когда приезжали, был настоящий праздник.
Год пролетел незаметно, и состоялись торжественные проводы на пенсию. Начальник стройуправления объявил Андрею Алексеевичу благодарность, вручил почетную грамоту, новенький телевизор «Неман» и двухнедельную путевку в санаторий «Лучезарный» недалеко от Таллина.
Через две недели приятного отдыха новоиспеченный пенсионер, уже соскучившийся по работе, вернулся домой. А там работы невпроворот.
– Крышу надо менять, забор покосился, дрова на зиму заготовить, – планировал Андрей Алексеевич.
Закрутилось-понеслось, с раннего утра и до позднего вечера. Не до кареты. Зимой, конечно, полегчало, но и день стал короче. Наступило новое лето. И хотя дел было много, Зорин начал скучать по настоящей стройке. Да и ребят из своей бригады давно не видел.
Вдруг, словно почувствовав настроение Алексеича, в гости заглянул начальник стройуправления.
– Не скучаешь?
– А ты, Борисыч, как в воду глядел. Я вас только что вспоминал, – накрывая на стол в саду под вишней, ответил гостеприимный хозяин. Тут же появилась бутылка первача, соленые огурчики, сало, лук и прочее.
– Сложновато без тебя, – закусывая хрустящим огурцом, издалека начал Борисыч. – Я ведь не просто так приехал, хочу попросить тебя поработать пару-тройку месяцев. Надо сдавать объект, а кровлю делать некому. Ты же такой мастер по этой части!
– Ну и хитрый ты, Борисыч! Я согласен, но только с моей бригадой.
– Конечно, по-другому никак, – заверил начальник стройуправления.
На следующий день Андрей Алексеевич прибыл на объект раньше всех, чтобы осмотреться, ребят встретить и переговорить. Погода в тот год стояла жаркая – выше тридцати градусов. А работали с горячим битумом: молодой рабочий его разливал, а Алексеич ловко укладывал рубероид. Разогретый битум слепил глаза – жар, как в печи.
«Нет! – думал про себя Андрей Алексеевич. – Не для меня это уже, годы не те…»
На пятые сутки к концу рабочего дня он почувствовал резь в глазах, а вечером, как обычно, решил почитать газету. Однако буквы сливались, и было трудно читать. Через неделю стало еще хуже: предметы на расстоянии трех метров стали расплывчатыми, а лица на экране телевизора смазанными.
– Все, больше на работу не выхожу! Отдохну немного и пройдет. Это от горячего битума, – решил Алексеич.
Но зрение ухудшалось с каждым днем, и через месяц он уже с трудом узнавал человека, стоявшего буквально в пяти метрах.
– У вас прогрессирующая катаракта, – сообщил доктор местной поликлиники. – Необходима операция, иначе вы ослепнете.
Андрей Алексеевич страшно боялся операций, потому что раньше никогда их не делал. А тут сразу на глазах. Вдруг не получится? Решил подождать. Но зрение продолжало ухудшаться, даже в очках уже не мог читать. Наконец решился.
– Сначала попробуем на одном глазу, – предложил врач.
Операция прошла успешно. Врачи предупредили, что в течение полугода запрещены любые нагрузки, включая работу по дому. Алексеич выдержал неделю, потом взял инструменты в руки и давай пилить, строгать. Через день швы разошлись, и он полностью ослеп на один глаз. Переживал страшно. Но на операцию на втором глазу все же решился.
«Теперь буду умнее. Никаких нагрузок!» – утешал он себя.
Однако вторая операция оказалась неудачной, и Андрей Алексеевич ослеп на оба глаза.
– Что я теперь буду делать? – в отчаянии спрашивал он себя.
Правда, врачи обнадежили. Сказали, что через пару-тройку месяцев, когда все заживет, можно сделать повторную операцию. Через три месяца, не доверяя местным врачам, Андрей Алексеевич решил сделать операцию в Ленинграде, где жил со своей семьей его младший сын Виктор. Договорились с известной больницей.
Слава богу, операция прошла успешно. Алексеич снова увидел своих сыновей, невестку и внуков. Радости не было предела. И вот наступил день выписки. С раннего утра все было готово, но перед выпиской молодая врач-хирург, которая готовилась к защите кандидатской, решила проверить состояние швов и описать их в своей диссертации. В итоге Андрей Алексеевич просидел полтора часа на ярком свету. После этой экзекуции, пройдя десяток шагов, он почувствовал что-то неладное: в глазах – пелена, резь, ничего не видно.
