– Это потрясающе, – воскликнул редактор с несомненной радостью в голосе. – Давайте поместим это фото и дадим краткую подпись. Только какую?

Николай, давно готовившийся к этому моменту, предложил написать об экспроприации экспроприаторов и получении денег.

Все согласились без обсуждений. Николай и раньше отличался ценными предложениями, так что это не оказалось неожиданным. Информация пошла в печать. Редакция разошлась по домам только после выхода номера.

У Николая была смешная фамилия Самолётов. В школе, а потом, когда ещё в третьем классе он потерял родителей, погибших в авиакатастрофе, и попал в детдом, то и там его называли Лётчиком. Возможно вполне, что это каким-то образом отразилось на его дальнейшей жизни. Что ни говорите, а имя и фамилия оказывают влияние на судьбу человека. По крайней мере, в детстве это важно для каждого, а на некоторых то, как их кличут, воздействует всю жизнь. Да это легко заметить, если сравнить, например, судьбы людей с фамилиями Жизнев, Жизневский, Жизник, Жизницкая, Жизненко или Жизняков – понятна идея? – с судьбами тех, кто носит фамилии с противоположным по смыслу корнем, то есть Смертин, Смертьева, Смертенюк, Смертенко и далее в том же духе.

Понятно, что на застолье у какого-то вполне приличного товарища Смертина никто не поднимет тост «За твою фамилию, друг!». Это ведь всегда будет звучать двусмысленно с плохим подтекстом. Зато в гостях у Жизнева обязательно какой-то весельчак скажет: «Желаю тебе, дорогой, чтоб фамилия твоя оправдывалась и жил бы ты долгие годы!». А теперь представим себе, что эти две фамилии оказались за столом рядом. За одну фамилию пьют, а за другую нет. Вроде бы никто и не хотел обижать второго, но у того в душе червячок зависти уж зародился: «Что же это за напасть на меня такая? За что мне такая фамилия?». Нет, не скажите, имя и фамилия многое значат в жизни каждого.

Николай Самолётов не стал лётчиком, хоть и было у него такое прозвище. Однако…

Впрочем, об этом потом. В это утро, набрав по пути всех газет и прочитав, стоя в метро, все описания событий в казино, приехал он домой, забежал наскоро в ванную, плеснул в лицо водой, чтоб освежиться, и плюхнулся на диван, не раздеваясь. Его начала колотить дрожь. Нужно было успокоиться.

Какую-то неделю назад вся жизнь была совершенно другой, а именно не такой, какой начиналась с сегодняшней ночи. Теперь все газеты будут писать о нём. А хотел ли он такой славы? Это не вопрос. Лучше спросить себя, хотел ли славы вообще? Другое дело. Но и такой прямо поставленный вопрос не мог получить однозначного ответа.

Став профессиональным журналистом, Николай никогда не забывал о стихах, которые пописывал время от времени. Но в своей газете их не показывал и тем более не публиковал. Стало быть, к славе и не стремился? Вот ведь, бывая время от времени в Доме литераторов или в Союзе писателей, ему часто приходится встречаться с поэтами. Сидя за стаканом водки, без которой не обходилась почему-то ни одна встреча, какой-нибудь мало-мальски известный в узком кругу любителей поэт начинал вдруг бить себя в грудь кулаком и утверждать, что именно он самый гениальный поэт сего времени, поскольку за последние пару десятков лет не родился, все подтвердят, ни один более талантливый сочинитель, чем он.

Через день какой-то другой поэт, пусть даже без стакана водки, совал Николаю в руки книгу стихов, которые предварялись предисловием, написанным самим автором, и утверждающим, что именно этот автор совершенно гениален и не сравним ни с кем из существующих стихотворцев.

Слушая их, Николай улыбался, робко говоря, что тоже пишет стихи, но не для того, чтобы заработать или поразить кого-то своим гением, а только тогда, когда строчки сами рождаются. Значит, он не гнался за славой? Но в то же время он журналист. А кто из журналистов не мечтает стать известным? Кому не хочется, чтобы его статьи читали запоем? И всё-таки нет. Николай писал то, что считал нужным. Ему хотелось изменить мир – это да. Изменить к лучшему. Вот что действительно хотелось. И всё, что писал, предполагало именно попытки объяснить, что и как, помочь разобраться. Стало быть, слава тут не при чём. Пожалуй, так.

И сегодняшняя ночь, и то, что ей предшествовало, конечно, связано было с желанием помочь и только.

Слава. Она придёт обязательно теперь, вернее, уже пришла. Но нужна ли она? Нет, однако никуда не деться. И хотя это было предусмотрено, приход её вызывал дрожь в теле. Нужно было успокоиться. Николай закрыл глаза. И всё, что было в казино, прокручивалось снова и снова. Там он держал свои нервы. Чувствовал себя совершенно спокойным.

Оно – спокойствие в самые ответственные минуты – стало привычкой, воспитанной в воздушно-десантных войсках, где отслужил полный срок, положенный солдату. А, может, оно родилось ещё до детского дома со словами отца, как бы завещавшего сыну: «Помни одно, если уж решил что-то делать, то делай, не отступаясь. Самое опасное – это сомнение во время действия. Оно помешает выполнить задуманное». Так он говорил, когда нужно было перейти ручей по бревну или прыгнуть в море с казавшегося высоким камня. «Сомневайся до того, как начал, – учил он, – но не после». Эти слова отца Николай нёс через всю жизнь. И сегодня, он понимал, нет уже места сомнениям. Дело начато на всю оставшуюся жизнь. Какой она теперь будет, короткой или долгой? Счастливой или несчастной? Да это ли важно? Главное, что сегодня удалось заявить протест тем, кто привык, что им никто не возражает, удалось щёлкнуть и сильно по носу тех, кто думал, что они самые сильные и могут делать с людьми всё, что им взбредёт на ум. Он сделал первый шаг, и это заставит их задуматься, заставит почесаться. Но то ли их ещё ожидает? А он молодец. Решился-таки. То ли ещё…

Сон захватил Николая как всегда неожиданно. Сутки переживаний утомили.

Генерал Казёнкин приехал домой, но уснуть так и не смог. Почувствовал, что успешной карьере пришёл конец. Разгадать сегодняшнюю шараду вряд ли удастся до того, как его снимут с должности. Уж эти бизнесмены постараются. Эти воротилы могут тысячи просаживать в карты и в рулетку, но чтобы отдать вот так за фу-фу даже рубль по чьему-то приказу – это они не переживут. И что же произошло в самом деле? Появился какой-то супермен? Фантомаса нам ещё не хватало. В него стреляют, а он себе спокойно уходит. Нет, тут что-то не то. Явно кто-то сделал фокус-покус. Похоже на массовый гипноз.

Эта мысль и обрадовала, и расстроила. Точно – это гипнотизёр. Найти-то мы его найдём. И не таких находили. Но неприятностей принесёт – всю жизнь отмываться будешь. С должности-то меня потеснят. Шутка ли, самого Рыжего грабанули? Но если быстро развернуться, так ещё посмотрим кто кого. Может, наоборот удастся в министры выйти.

Между прочим, говорят, что гипнотизёра Вольфа Мессинга нельзя было удержать в тюрьме. Он мог легко загипнотизировать охрану и выйти в любое время. Если и этот такой же, то не очень-то просто будет с ним сладить. Но человек есть человек.

Генерал вспомнил, что на эту тему есть народная пословица, но никак не приходило в голову, как она звучит – не то на всякую телушку своя полушка, не то на всякую полушку своя телушка. Во всяком случае, он почувствовал, что дело всё-таки должно иметь реальную почву, а потому будет иметь решение. Но скандала с утра не избежать.

И как в воду смотрел. Утро для генерала началось очень рано. Позвонил сам министр.

– Ты что же это там спишь? Ничего себе! Москва на ушах ходит, а ты в постели валяешься.

– Так я же там был, Валериан Валериевич.

– Знаю, что был. Толку-то. Где этот проходимец? Взяли его? Знаешь, кто это?

– Нет пока.

– А нет, так нечего в постели валяться! Быстро в кабинет! Президент уже знает. Ищите!

Трубка загудела рассерженными короткими гудками. Генерал понял, что не ошибся в худших своих предположениях. Жизнь давала трещину. Можно и погон лишиться. Вот ведь беда.