- Потому что, раз ты мертв, то уже не можешь изменить свое мнение.
- Я не хочу менять свое мнение. Быть мертвым - не может быть плохо во всем. Никто из мертвых не жаловался, не так ли? Как Шоти. Шоти мертв. Он был моим лучшим другом, а я даже не знал его. И мой папа. И пес Марсии. И девочка. О боже..., - я начал плакать, - ... мы застрелили девочку! Я был там и видел! И доктор Обама - она сказала мне, что все правильно! Но это не так! Все это - дерьмо! Она осталась мертвой! Мы даже не попытались спасти ее! А я не видел никаких кторров! Все говорили, что были кторры, но я не видел никаких кторров! - Я вытер лицо, вытер каплю под носом. - Я не верю в этих кторров. Я не видел даже фотографий. Как я мог знать? - Слова пузырились у меня в горле, тесня друг друга. - Я видел, как кторр убил Шоти. Я сжег его. И я видел, как они кормили кторра собаками. Псом Марсии. Я видел, как они притащили кторра на сцену. Доктор Цимпф проверила стекло - о боже!, я видел, как оно треснуло. Кторр просто выплеснулся в аудиторию. Я видел, как люди бежали, я видел это... - Я захлебнулся собственным рыданием. Она крепко держала меня за руку...
Я снова вытер лицо, она дала мне платок. Я взял его и утер глаза. Я удивлялся, почему я плачу? И почему я говорю все это? Не уходи!, - внезапно сказал я.
- Я здесь.
- Останься со мной.
- Все в порядке, я здесь.
- Кто ты?
- Динни.
- Динни? Не знаю никакой Динни. - Или знаю? Почему имя звучит так знакомо? - Что со мной?
Она похлопала меня по руке: - Ничего такого, что нельзя вылечить. Ты перестал плакать?
Я обдумал это. - Да, кажется.
- Ты хочешь открыть глаза?
- Нет.
- Окей. Не открывай.
Я открыл глаза. Зеленое. Потолок зеленый. Комната маленькая и полутемная. Госпиталь? Я недоуменно помигал. - Где я?
- Мемориал Рейгана.
Я повернул голову, посмотреть на нее. Она не выглядела так страшно, как мне запомнилось. Она все еще держала мою руку. Хай, - сказал я.
- Хай, - ответила она. - Чувствуешь лучше?
Я кивнул. - Зачем ты разбудила меня?
- Правила. После операции под пентоталом всех будят, чтобы быть уверенным, что они управляют своим дыханием.
- О, - сказал я. Я был накрыт одеялами. И ничего не чувствовал. - Что произошло?
Она глядела печально: - Кторр убил двадцать три человека. Еще четырнадцать погибли в панике. Тридцать четыре ранено, пятеро - в критическом состоянии. Двое, по-видимому, не выживут. - Она критически осмотрела меня. - Если хочешь - спрашивай.
Я начал спрашивать: - Кто... - Но голос сорвался и я не закончил фразу.
- Что кто?
- Кто убит?
- Имена еще не огласили.
- О. Так ты не знаешь.
Я не понял выражения ее лица. Она смотрела со странным удовлетворением: - Ну, кое-что я могу сказать. Некоторые делегации от четвертого мира надо собирать заново. Мы заполнили ими два крыла больницы и морг. Они все сидели в пяти первых рядах. Червь прошелся по целой секции.
Что-то мне пришло на ум, но я не стал говорить. Вместо этого я спросил: - Как он вырвался?
- Для клетки взяли неверный сорт стекла. Думали, что стекло выдерживает стократную нагрузку. А оно выдерживало только десятикратную. Началось расследование, но похоже на какую-то ошибку в поставках. Никто не знает.
Я попытался сесть и не смог. Я был привязан к постели.
- Эй, не надо, - сказала Динни, мягко положив мне руку на грудь. - У тебя сломано пять ребер и проколото легкое. Тебе повезло, что не задеты большие сосуды. Ты был под кторром пятнадцать минут, пока мы вытащили тебя. Из этого по меньшей мере тринадцать минут ты был на кислороде.
- Кто?...
- Я. Тебе повезло, парень, потому что в этом я очень разбираюсь. Хорошо, что ты шагнул назад перед тем, как он упал на тебя, иначе я не подобралась бы к твоему лицу с маской, а к груди с тампером. Только всемером смогли откатить кторра. Хотели сжечь его, но я не дала. Поблагодаришь меня потом. Они не очень обрадовались этому. Однако, кто так сердит на тебя? Я никогда не видела так много злых людей с факелами. Но я не бросаю своих пациентов. Кстати, мне кажется, одно сломанное ребро - мое. Не спрашивай. Я не могла быть кроткой. О, у тебя еще разбита коленная чашечка. Ты был на столе пять часов. - Она поколебалась, потом проговорила одними губами: - Нарочно.
- Что?
Она склонилась надо мной взбить подушку и прошептала мне в ухо: - Кто-то не хотел, чтобы мы спасли тебя.
- Что?
- Извини, - сказала она в голос. - Сейчас я взобью получше. И снова зашептала: - Хотели, чтобы ты умер на столе. Но здесь ты под защитой медицины и никому не позволено видеть тебя без сиделки. То есть, без меня.
- Э-э... - Я закрыл рот.
Снова присев, она сказала: - Кстати, наверное, ты - герой. В том зале некоторые двери оказались заперты. Не говори, сколько людей эта тварь могла убить, если б ты не остановил ее перед тем, как появилась остальная кавалерия.
- О. - Я припомнил, как кторр повернулся и ринулся на меня, и внезапно мне стало тошно...
Динни бросила тревожный взгляд на мое лицо и мигом была рядом с тазиком. Мой желудок накренился, горло свело и холодные железные когти впились в грудь...
- Вот!, - она сунула мне в руки подушку и повернула меня так, что я повалился на подушку животом. - Наклонись сюда.
... ничего не получилось. Я дергался от приступов тошноты. Каждый раз боль терзала меня заново.
- Не беспокойся о швах - тебя хорошо заклеили. Я сделала это сама. Ты не разорвешься.
Тошнота, однако, прошла. Боль все стерла.
Я взглянул на Динни. Она улыбнулась в ответ. И в этот момент я снова вознегодовал не нее. За такую фамильярность. А потом почувствовал вину за то, что требовал от нее так много. А потом вознегодовал за то, что из-за нее чувствовал вину.
- Как чувствуешь теперь?
Я произвел инвентаризацию: - Как дерьмо.
- Правильно. Ты и выглядишь так. - Она встала, подошла к двери и посвистела: - Эй, Фидо!...
Больничный робот РОВЕР вкатился и подъехал к постели. Она вытащила пригоршню датчиков из корзинки сверху - они выглядели, как покерные фишки - и начала прикреплять их к разным точкам моей груди, ко лбу, к шее и рукам. - Три для ЭКГ, три для ЭЭГ, два для давления и пульса, два для паталогоанатома, один для больничного счета и еще один на счастье, - сказала она, повторяя считалку медсестер.
