Юрий занимался с ней вплоть до самого вечера, когда по идее занятия должны заканчиваться. Она безукоризненно справлялась с каждой новой задачей, пусть это стоило времени, сил и терпения. В этом плане Плисецкий называл ее лучшей ученицей, но лично для себя, а не в укор другим.

— Ты уже готова? — обернувшись на звук открывающейся двери, Юрий заметил, что юная фигуристка вышла из раздевалки.

— Да, сейчас поеду. Еще раз спасибо за то, что пораньше отпустили.

— Ольга, — позвал по имени. — Важный вопрос… ты согласна со сменой музыки и вообще всего концепта? Или тебя все устраивает?

— Что вы, я уже влилась в танец, — улыбнулась она. — Мне просто нужно потом хорошо подкорректировать слабые места.

— Раз все устраивает, тогда ладно. Мы продолжим тренироваться в том же темпе. Как дела с обещанной спиралью Бильман? А прыжок бабочкой?

— Завтра вы ахните от восторга, уверяю вас.

— Ну давай, удиви меня. Буду ждать.

Ольга засеменила к выходу, где ее уже наверняка ждали. И теперь Плисецкий вновь один. Он продолжал смотреть в пустоту утонувшего в молчании коридора.

В глазах чужих Плисецкий был здоров.

В глазах чужих он оставался таким же сильным. И все это — только снаружи. Плисецкий знал, что сейчас творится с ним.

Знал. И давно смирился с этим. А то, что нужно бороться — просто отговорка. Его почти ничего не спасет.

***

Каток опустел. Сьемки программы были час назад закончены. После окончания первого эпизода здесь стало просторно. Так одиноко и свободно… Именно такую тишину любила Таня, оставаясь наедине с собой, своими мыслями.

Никто не мешал размышлять. Можно тут находиться столько, сколько пожелаешь.

Таня часто оставалась здесь.

***

Отдаляясь от квартиры, Плисецкий, идущий сквозь дождь, сквозь секущие лицо капли, сквозь пелену сомнений и внутренних убеждений вернуться, отнюдь не ждал, когда его кто-нибудь позовет к себе.

У него намечена цель — вот он к ней и идет.

Из-под колес — фонтаны мутных брызг, и прямо на него. Только Юрий все равно не остановился. Неважно, что джинсы в безобразном состоянии. Неважно, что уже позднее время. Это единственные часы, которые отведены для таких встреч. Достаточно секретных и темных, чтобы проливать на них свет.

Юрий шел, не подстрахованный ничем.

Все это — звуки и ощущения — слились в его сознании в одно мгновение.

— Что ты задумал?

Его вопрос — в воздух, рассекаемый паром из губ. Весна в Москве еще достаточно холодная.

Юрий остановился ровно в тот момент, когда расстояние между ним и мужчиной, ожидающим его под фонарем у моста, составляло два метра.

Человек-загадка обернулся.

— Ты должен вернуться и закончить то, что обязан, — заговорил он, поднося зажигалку к кончику сигареты.

— Разве? — съязвил Плисецкий. — Кажется, ты говорил, что соблюдение условий должно быть обоюдным.

— Говорил, — молодой мужчина, скорее ровесник, повернул к нему голову, отдаляя сигарету от лица. — Но ты этого так и не выполнил. Даже спустя полтора года — безрезультатно. А мы ждали, надеялись… Так что все взаимно. Ты не выполняешь наших условий — мы не соблюдаем заданных правил. По-моему, все честно. Мое терпение уже лопнуло, ну серьезно. Так долго ждать могут только сумасшедшие.

— Ты уничтожаешь меня… — не выдержал. Юрий просто не мог смолчать. — Я смирился с тем, что страдаю от приступов из-за невыполнения условий. Я расплачиваюсь с вами таким образом здоровьем и жизнью. Так почему вы решили перейти на крайние меры?

— Мы пересмотрели свое решение. Ты слишком сильный — тебя не убивают даже приступы… А вот гибель тех, кого ты знаешь и кто тебе дорог… — мужчина поймал горящий ненавистью взгляд, ехидно улыбаясь. — Мотивирующе, не правда ли?

— Убийца.

— Нет, Юрка, — мужчина бросил сигарету и двинулся вперед, наступая подошвой на нее. — Быть убийцей — в крови у тебя. Может, мне напомнить, кем был твой отец?

Как и ожидалось — едва сдерживамое рвение дать по лицу.

— Предупреждаю последний раз — на очереди тот человек, который тебе дороже всего. Ему уже все равно нечего терять, старенький.

Руки тянут за куртку резко и грубо. Мужчина слышал дыхание Плисецкого, словно у разъяренного быка.

И губы. Цедящие со всей ненавистью и долей отчаяния.

— Поклянись сейчас же, что и пальцем не тронешь деда. Ни за что не тронешь.

— Вот как? Тогда… ты тоже поклянись. И выполни то, что должен.

Выхода нет. На кону жизнь самого близкого и родного. Жизнь дедушки.

Юрий закусил нижнюю губу, что нервно дергалась. Мокрые волосы липли к влажному лицу, капли дождя стекали, как пот.

Сердце фигуриста сжималось в тисках.

А пальцы — разжимались, отпуская заклятого врага из хватки.

— Выполни, — напомнил тот. — Иначе пострадает не только старик, но и твоя репутация… Мне не составит труда сделать так, что именно тебя обвинят в убийстве твоего отца, а не нас.

Дождь окутал их целиком. Не усиливался, но и не утихал. Плыл под ногами мелкими ручьями и обтекал подошву.

— Попытаешься хоть что-нибудь еще раз предпринять — поверь, сам пожалеешь. Любое твое слово — и твоему Отабеку с его командой останется недолго жить, поверь. Никакая подготовка и продуманность им не поможет. Просто по-хорошему… уничтожь Виктора и всё. Ну или хотя бы его дочку. Мне не принципиально. В любом случае, месть будет свершена, и никто об этом не узнает.

На последних словах мужчина растворился в тени улиц, как будто его здесь никогда и не было. Но… был Юрий. И он не чувствовал себя живым.

Он не обращал внимания на этот чертов дождь, не останавливал лихорадочных мыслей, что заполонили его голову, не слышал стука сердца, будто перестал существовать.

========== Глава 5 ==========

Каскад падающей воды омывает с головы до пят, забирая с собой всю грязь и тяжесть ушедшего дня. Капли струились по коже спины, шеи, рук…

Ладонь — впечатана в стену в нескольких сантиметрах от лица. Застывшего. Завесившегося мокрыми прядями, с чьих кончиков стекала вода. Уткнувшегося куда-то в пол.

Плисецкий стоял по икры в воде и думал о том, что тогда сделал. Прошлое, плывущее по сознанию, распиливало на части. Капля скользнула по маленькому багряному шраму, пересекающему бровь.

Выдох. Прямо в теплый дождь.

Не возвращаясь в реальность, Юрий с полным прискорбием понимал… Жизнь раздвоилась на «до» и «после», а между ними пролегла пропасть.

В голове — мозаика образов и звуков.

Его накрывали воспоминания.

***

Два года назад…

Мягкий, пушистый снег, как миллионы крохотных лепестков роз, невесомо падал с пепельно-платинового неба и ложился на плечи Юрия.

Парень стоял на набережной, любуясь нескончаемым течением Невы.

Несколько дней назад отец, величавшийся неуловимым преступником, был найден убитым при слишком загадочных обстоятельствах. И теперь Плисецкий размышлял над тем, что коснулось и его жизни.

Тут кто-то рядом поддел сапогом снег, и Плисецкий обернулся.

— Отчего так грустишь? — Молодой человек, приветливо улыбаясь, составил фигуристу компанию, и облокотился на перила.

Подошедший брюнет был примерно одного возраста, что и Юрий, да и внешне выглядел очень даже ничего, а вот одеждой — скромно и старомодно.

— Отца похоронил, да? Соболезную…

Поразительно. Как этот человек узнал?

— Для меня он никогда не был настоящим отцом, — не глядя на него, Юрий сохранял безмятежный вид. — Всю жизнь меня воспитывал дед.

— Не был настоящим? Хм… Каким бы он не был, он твой родной по крови, — изрек мужчина.

— Одна кровь — не значит, что мы можем быть настоящей семьей.

— Но разве ли одна кровь — не значит, что нужно продолжить дело отца?

Пауза.

У Юрия расширились глаза.

Незнакомец, чуть растянув губы, задумчиво подкинул два монетки в руке.

— Собственно, я тот, кто может растолковать тебе всю ситуацию. И, к сведению, подошел я к тебе тоже не просто так. В любом случае, это бы случилось. — Мужчина дернул подбородком. — Следуй за мной.