— Года три. Я, конечно, не из бунтующих, не сопротивлялся, но и сам-то не привык, чтобы меня тренировал кто-то еще. Как наставник, дедушка очень строг, Плисецкий такой же…

— И… насколько ты возвысился в рейтинге?

— На пять позиций выше - это точно. В занимаю двадцать пятое место, даже Плющенко обогнал.

Макар поставил чашку на столик.

— Я привык к тому, что тренер должен быть тверже камня, поэтому для меня нет ничего нового.

— Я слышала от других учеников о Плисецком как о заботливом человеке. Это на самом деле так? — удивилась Таня.

— Вообще, Плисецкий — странная личность. Как тренер, таких еще поискать надо. Как фигурист — красавчик, уважаю. Но как человек… до сих пор понять его настоящего не могу. Он закрытый для чужих, но для своих он искренний. Однажды я увидел, как он помогал своему дедушке дойти до дома, как гулял со своим племянником, игрался с ним на площадке, будто папа… Но я всегда подмечал, что он заботится и о нас.

— Получается… настоящий в семье, но холодный для всего мира?

— А так было не всегда. Когда он исполнял свое знаменитое Агапэ, то буквально обнажал свою сущность. Давай сейчас покажу.

Таня устремилась взглядом в экран.

«Что же он творит! Невероятный подросток! Четверной лутц, тройной тулуп, тройной аксель! Одна из сложнейших комбинаций! Замечательное исполнение элементов! Юрий Плисецкий известен многим как восходящая звезда фигурного катания, но сегодня элементы превзошла все ожидания. Просто великолепно!»

— Ему здесь пятнадцать, — добавил Макар.

А Таня все смотрела. Сейчас она знакомилась с новым Плисецким. С тем, который не затачивает ее навыки, как лезвия коньков, и не обстреливает осколками льда. Она познакомилась с тем Плисецким, который, пусть даже на несколько минут, проживал на катке маленькую жизнь и заставлял замирать сердце.

Тонкий, легкий и хрупкий, как сверкающая серебром бабочка, которая, взмывая, опускалась на лед, как на холодное зеркало.

Ощущалось, что это выступление было выстрадано, прожито и осмыслено очень глубоко.

Он так нежен в этом костюме. И так красив…

Макар проследил взгляд подруги.

— Его энергия сравнится с мощностью робота. Я до сих пор тащусь от того, как он исполнял программу. То чувство, когда поставил её твой отец. Он вообще легенда.

Улыбка невольно запечаталась на ее губах, сопутствуя словам:

— Да, настоящая легенда.

Девушка тихо воссияла.

Она непременно найдёт папу.

***

Над головой вновь простирался ночной свод. Пальцы зябнули, и этот

холод пробирал до костей.

Колючий ветер обвивался вокруг Плисецкого, вплетал в волосы снежинки.

Мысли бродили в голове, норовили уколоть, но это было тяжело.

Фельцман все еще не может признать мое превосходство. Я несколько лет борюсь за победу, и ничего. Ничего не сдвигается с места.

Уже третий год это было для Юрия обременительным. Он старался, вкладывал силу в плоды работы, понимая, какая ответственность закрепилась за ним. Но иногда резервов терпения не хватало.

Похоже, он сам себе вырыл яму.

— Да пошло оно все к…

— Юрий?

Он вздрогнул, когда услышал свое имя.

Таня вышла к нему на балкон.

Юрий вздохнул, продолжая смотреть на простирающуюся в вечернем свете столицу.

— Я пока побуду один. Не мерзни, заболеешь…

И вновь в его словах забота. Снова забота… как и говорил Фельцман. Но сейчас это звучало так, будто он и правда переживал. Но теперь между двумя встает стеной молчание.

Никифорова, стоящая у порога и стискивающая дверную ручку, не знала, что чувствовать, а Плисецкий — что осознать.

Два онемевших сердца сделали бросок в жар, затем — в холод. Все вопросы застряли где-то в горле.

Девушка ушла, но перемешанные внутри огонь и лед образовали взрыв в душе. Допуская мысли о фигуристке, Юрий не знал, что с ним происходит.

Его кожа, кровь, чувства… всё горело.

Над ним небо, обожженное городскими огнями, а перед глазами кружится в танце снежное веретено.

***

В ноутбуке скачивался какой-то документ. Полоска медленно ползла к ста процентам. За стеной допрашивали подозреваемого, а неотесанный напарник Данил, лишившийся энергии за день, уснул рядом с безостановочно работающим следователем.

Отабек открывал в загрузках текстовые и графические файлы, выстраивая разнокалиберные гипотезы. Два месяца назад Алтын раскрыл целую серию убийств, но нынешнее дело, связанное с Никифоровым, никак не вязалось.

Почему Виктор исчез перед самыми соревнованиями его дочери, и самое главное — кто за всем этим стоит?

Среди собранной информации о фигуристе попались документы, которые раньше казах не заметил. В мыслях - опять сплетенные цепи.

Предполагая, где мог раньше встретить запись, Отабек уплыл в море памяти.

Ночь обернулась для мужчины еще одной бесконечностью.

Еще одним многообещающим многоточием.

========== Глава 10 ==========

— Смотри мне в глаза и делай все, что я скажу. Сегодня твое сознание полностью принадлежит мне.

***

Занавески танцевали под мелодию ветра.

Щека прижата к согнутому под ней локтю, а все мысли отскакивали кадрами от телефона, в который Таня вперилась взглядом и ловила легкую дремоту.

Стрелки подползали к полуночи. Утро вытеснит ночь только через семь часов.

Время истекает. Время заглатывает секунды, торопит, толкает. Время, чтобы прийти в себя и понять, что происходит в душе.

Утро наступило быстро. Никифорова просовывала голову через ворот черной кофт, затем расчесывала волосы, задумчиво рассматривая себя в зеркале. На самом же деле сознание трепыхалось где-то на обочине, как человек у обрыва.

Таня лгала сама себе. Она лгала, всё хорошо. Она не выиграла соревнования. Её мать плачет каждую ночь, ожидая вестей, нашли ли Виктора. Сама девушка не может позволить себе заплакать. Но сердце рвутся внутри. Ей нельзя проиграть. Она как стояла, так и продолжала стоять, зная, что чувства раздавливают ее всю.

А еще… Плисецкий.

Она думала обо всём, включая его.

Она слышала в голове всевозможные голоса: плачущей матери, исчезнувшего отца, смеющихся друзей… и её молодого тренера. Она целиком пропускала их через себя и потом ощущала всем своим существом — напряжение пульсирует в каждой точке.

Теперь она никуда не шла. Впервые она почувствовала настоящую слабость и мгновенно потеряла себя, время и реальность.

***

Несколько лет назад…

Ссора ломает между Яковом и Юрием устоявшееся спокойствие, расщепляет на крохотные частицы.

Тренер, раскаленный, обжигает словами, что сыпались из губ:

— Я опять не вижу мотивации. Куда она теряется? В каком ты мире? Назови свою планету, я изучу ее и пойму, что к чему. Это ужасно — недопрыжки, слабые крюки, отсутствие ритма и полная неразбериха с контролем над собой. Раз ты так относишься к фигурному катанию, может, тебе перечеркнуть карьеру великого спортсмена?

Он буквально выплюнул эти фразы в лицо, и тем самым дал отрезвляющую пощечину, после которой у Плисецкого закипело внутри, разбушевалось, требуя узды, пока не стало слишком поздно.

Подросток сильнее сжал кулак.

— Я поклялся, что буду тренироваться из последних сил. Я не отступлю, даже если вы уже встали на эту тропу войны.

— Если это война, то тебе придется сдаться. Ты бездарность.

Их взгляды скрестились, как мечи в поединке. Глаза, как врата одного и того же Ада, открытые друг другу на несколько минут и вынимающие души.

— Вы глубоко пожалеете, что обо мне так подумали.

Еще немного, и Плисецкий не выдержал, отрезав путь назад.

Каждая мышца напрягается. И у того, и у другого. Кровь бурным потоком течет по венам.

— На словах-то вы мастер, умеете затыкать за пояс, но неужели вы и вправду думаете, что уничтожите меня?

Юрий дерзновенно оттолкнул мужчину. Зелёные глаза подернулись вспыхнувшим, вполне ощутимым огнем.

— Не останавливайте меня. Никогда, слышите?! Никогда не останавливаете меня!