– Прости, сестренка. Ничего не могу поделать с собой. Ну согласись – красиво же звучит… Маруся… Правда? – обернулся он к Жене.

– Ну, хотя бы не на людях… Ты же обещал.

– Ну, ладно, ладно. Не буду больше… Извини, – обратился к Жене, – Моя сестра – Маша. Машуля, а это мой друг – Женя, с которым ты общалась по телефону…

– Я уже поняла… Извините, нас, – повернулась она к гостю, – Проходите, пожалуйста.

– Спасибо, – Женя, почему-то, засуетился, не выдержав ее взгляда. Зачем-то наклонился, чтобы разуться, хотя мог бы это сделать и без того. Стало неудобно еще и перед собой. Перед собственным самолюбием – что так спасовал перед девушкой. А когда распрямился, ее уже в дверях не было.

– Проходи, проходи, Жека, – Игорь похлопал его по плечу, – Будь, как дома.

– А родители… – Женя не успел договорить.

– Скоро будут – придется подождать. А ты что – торопишься?

– Да нет.

– Ну, вот и ладушки. Проходи, давай.

Оглядываясь по сторонам, Женя вошел в комнату, напоминавшую гостиную. В ней почти не было мебели. Диван, горка с хрусталем и большим столовым сервизом и круглый стол под похожей на покрывало скатертью с четырьмя стульями. От дивана до самого потолка в длину висел тонкий ковер с восточным орнаментом, а над горкой – репродукция «Девятого вала» на ткани в большой с имитацией золочения раме. Да несколько карандашных, заштрихованных кое-где углем графических работ располагалось по стенам. В комнате – никого. Маша, видимо, ушла в соседнюю. Там через полуоткрытую дверь слышны были мягкие шаги и иногда легкое поскрипывание пола. На Женин вопросительный взгляд Игорь махнул рукой.

– Марусечка к исторической грамматике готовится. Она, когда что-нибудь учит, все время километры наматывает по квартире. Говорит – так запоминается легче.

Женя подошел к одному из рисунков и залюбовался.

– Классно! Всегда завидовал людям, умеющим рисовать. А чьи это работы? – он обернулся.

– Нравится? – Игорь как раз выходил из соседней с Машиной комнаты, и вопроса, скорее всего, не слышал, – Интересуешься живописью?

– Классно. Я говорю, что всегда завидовал людям, имеющим такой талант, – приятные ощущения, возникшие в нем от созерцания графики, вернули к мыслям о прелестной девушке, совсем рядом вышагивающей свою «историческую грамматику», – А почему ты сестру Марусей называешь? Ей же не нравится, – тихо, чтобы его не услышали в другой комнате, спросил Женя.

– А что – она не Маруся? Мария, Маша, Маруся… Мне зато нравится. Я как услышал однажды по радио одну душещипательную песенку, просто без ума был… Слышал? Моя Марусечка, а жить так хочется… – напел он, – Вот как услышал, так за душу взяло. С тех пор Машку Марусей и зову.

– Так ей же не нравится, – повторил настоятельно Женя, не успев вовремя сообразить, почему это делает.

Игорь посмотрел на него и улыбнулся. Понял, видимо, в чем дело, но оставил без комментария.

– Да нравится ей, – он, словно извинялся, – Просто не хочет, чтобы я ее так на людях называл. Ты же знаешь… – он на секунду замолчал, пытаясь, наверное, сформулировать мысль,  – опошлил наш пролетарский социум  эту форму имени. Маруся… или Дуня… как в дразнилках детских. Равносильно, что сказать – дурочка. А ведь звучит-то красиво. Нежно.

– Ну, да, – согласился Женя, – Наверно, ты прав.

– Да не наверно – точно, – с чувством произнес Игорь, – Пройдет время и все вернется на круги своя… Сестренка, – позвал он, обернувшись к приоткрытой двери, – может, ты уже отдохнешь от своей зубрежки, кофейку сделаешь – с пенкой, посидишь с нами?

– А сам что? – не сразу ответила Маша, – Ты же знаешь – у меня историческая на носу – это же сопромат для филолога.

– Догадываюсь… – Игорь, улыбаясь заговорщически, посмотрел на Женю, – А, может, все же оторвешься на пару минут? Тут тобой интересуются.

Женя почувствовал, как лицо моментально обдало теплом. Он удивленно посмотрел на Игоря, ошарашенный таким пассажем с его стороны.

– Игорек? – вырвалось у него. Но тот приложил палец к губам, давая понять, что это не обсуждается.

– Ты что – сватаешь меня, братец? – Маша вошла в комнату. Она взглянула на Женю и недвусмысленно отвернулась, пряча улыбку.

«Ну, Игорек! Ну, спасибо тебе», – Женя потерялся, не соображая, как себя повести перед девушкой.

– Да нет, Машка, я имел в виду твою графику. Вот человек говорит – завидует тебе…

– Это ваши? – удивился Женя, еще не успев прийти в себя от предыдущего

– А вы…

– Женя, вы просто, наверно, не пробовали? – не дала она ему договорить, чувственно включившись в разговор, – Может, в вас такой талантище спрятан… А вы об этом и не подозреваете. Евтушенко говорит – почему люди понимают то, что делают художники, поэты или композиторы? Да потому что в душе они сами и художники, и поэты, и композиторы… В разной степени, конечно, – добавила она, – Но пока вы не попробуете что-то сотворить, вы никогда не узнаете – есть ли это в вас. А еще нужно желание и годы тренировок, чтобы рука стала продолжением мозга, – она замолчала, вопросительно глядя на него.

Женя пожал плечами.

– Наверно… – мысль, что, пока она говорила, любовался ею, пробудила в нем чувство законченности чего-то. Пришло осознание, что так, как было, уже никогда не будет. Что в этой девушке сконцентрировано все его будущее.

– Да не наверно – точно, – Маша даже интонацию брата повторила.

«Глаза… – понял вдруг, почему девушка показалась знакомой, – Я видел их… Нет, я знаю их… Всегда знал», – осенило его. Но за этим сразу же возникло непонимание – как такое вообще может быть. Правда, продержалось оно лишь мгновение. Его сменила радость. Снова захотелось обнять это прелестное, ставшее вдруг таким родным, существо, по которому, оказывается, он скучал всю свою жизнь. Но только сейчас осознал это.

На полуслове Сосновский поднял кверху палец, прислушиваясь. Женя и Маша тоже замерли. Со стороны прихожей послышалось движение. Игорь встал с дивана.

– Жека, ты, если что – молчи. Я буду говорить, – он повернулся и пошел навстречу родителям. Маша тоже встала и удалилась в свою комнату, оставив его одного.

Через какую-то минуту в комнату первой вошла среднего роста женщина. Женя подумал, что, судя по Игорю, ей, должно быть лет сорок пять. Но выглядела она гораздо моложе. И по фигуре, и по ногам. Если бы увидел сзади – где-нибудь на улице, мог бы подумать, что видит девушку. Но лицо, хотя и выглядело прекрасно, все же несло на себе печать времени. Особенно, когда она, посмотрев в его сторону, наклонила голову – по бокам подбородка появились небольшие складочки.

В знак приветствия Женя встал.

– Мам… – за ней появился Игорь, – это Евгений… Емельянов – мой товарищ по университету. Геолог, кстати… Жень, а это наша с Машулей мамочка – Марина Витальевна, – он улыбнулся и сделал движение в сторону матери, обняв ее одной рукой.

– А я уж было подумала, что у Машки кавалер завелся, – улыбнулась она в ответ, продолжая пристально смотреть на гостя, – А вы, молодой человек… какими судьбами к нам?

– Я? – обычный, казалось бы, вопрос прозвучал для Жени неожиданно, – Я…

– С отцом хочу познакомить его, – пришел на помощь Игорь, – А, кстати, где он? Вы же должны были вместе прийти.

– В магазин отправила. Сейчас придет, – ответила Марина Витальевна сыну и снова повернулась к Жене, – А вы, Евгений, я так понимаю, на работу хотите устроиться – в экспедицию?

Ничего не оставалось, как признаваться в цели визита.

– Да… Вроде того, – добавил он, не понимая, зачем это делает, и сожалея об оплошности.

– Так – да? Или – вроде того? – переспросила неожиданно Марина Витальевна.

Если бы она улыбнулась, стало бы понятно, что шутит. Но она не улыбалась. И это ввело Женю в ступор – он уже не знал, что и говорить.

– Мама! – засмеялся Игорь, – Ну что ты смущаешь Евгения Ивановича? – попытался он сгладить ситуацию.

– А Евгений Иванович – что – не может обойтись без адвоката? – серьезно спросила она, – Как-никак не мальчик, – в ее голосе почувствовалась жесткость.