Но больше всего хотелось стоять вот так, зажимая ее между стеной и собой. То, как она смотрела на его губы, закусывая свои, сводило его с ума. Он чувствовал, как в штанах с каждой секундой становилось все теснее.

Его никто никогда так не возбуждал, как Уизли. Что это? Неумелые попытки извинений Фоули? Почему такая реакция на эту чертову, ничем непримечательную полукровку?

И вот она второй раз захотела уйти. А он второй раз ей не дал. Нет, он не позволит своей минутной слабости расслабить ее. Она все равно должна, нет, обязана чувствовать его превосходство.

Но то, что произошло дальше, выбило его из реальности. Он чувствовал свою беспомощность, когда она держала в руках его палочку. Эта девчонка позволила себе привязать его к стене. Это одновременно восхищало и пугало.

Но Скорпиус быстро взял себя в руки, придумав, как выйти победителем и из этой ситуации. Он сделал вид, что принял ее правила.

Его раздражало, что она тоже хочет докапаться до его сути. Но он никогда не позволит ей этого сделать. Ни за что не признается ей, что ненавидит свое происхождение. Что единственный человек, который его любил, убит. И что она единственная, кто заставляет его чувствовать и жить.

Она уже вызывала в нем не только ненависть и ярость. С ней он умудрялся чувствовать все больше эмоций. Умиротворение, глядя на ее забавную пижаму. Спокойствие, слыша, как она скрипит пером в соседней комнате. Зависть ее смеху и огню. Ревность тогда в библиотеке? А сейчас желание?

Роуз будто прочитала его мысли. Малфой рассмеялся. Он не понимал, как такое возможно. Вся ситуация была донельзя забавной, странной, неправильной. Однако в штанах от каждой ее близости становилось все теснее. И сейчас, когда Малфой был беспомощно прикован к стене, он должен был лишь словами не дать понять ей, что безумно хочет ее в этой дурацкой пижаме.

Но она продолжала его читать. Почти как открытую книгу. Читать так, как не удавалось раньше никому. Даже Альбусу.

Она вернула ему палочку, слегка прикоснувшись. Кровь снова хлынула к мозгу и в пах. Ему снова безумно захотелось очутиться рядом с ней. Напугать ее до смерти. Чтобы больше и не думала лезть к нему в душу. Чтобы никогда не поняла, что он сейчас живет только благодаря ей.

Ему хотелось ее взять здесь и сейчас. Впиться в эти невероятные губы. И если бы она не опустила голову, Малфой потерял бы самоконтроль. Член в штанах уже вырывался наружу. Нет, он никогда не опустится до этого. Он не будет спать с Уизли.

Оставив последнее слово за собой, Малфой вбежал в свою комнату, наложив на дверь защитное заклинание, и начал громить ее.

— На, чувствуй, чувствуй эту гребаную жизнь, — кричал он, опрокидывая стол. — Жизнь, в которой ты не можешь делать то, что хочешь. Жизнь, которая не принадлежит тебе.

Как только взошло солнце, Скорпиус отправился в душ. Он стоял под ледяными струями, пытаясь убрать Уизли из своих снов, из своей головы, из своей жизни.

Ему совершенно не хотелось с ней пересекаться, поэтому он решил провести время до завтрака с Алом. И когда он оделся, в окно раздался стук. Скорпиус впустил сову, забирая из клюва письмо.

Скорпиус,

До меня дошли слухи, что ты не особо проявляешь внимание к своей будущей невесте. Ты — самый завидный жених школы. Весь Хогвартс должен знать, что тебе подобрали лучшую партию.

И я узнаю, если ты не появляешься с ней на публике. И ты знаешь, что тебе за это будет.

Твой дед

Скорпиус зарычал. Фоули сука. Неужели нажаловалась? И эти ее вчерашние извинения были за это, а не простые выяснения отношений.

Желание идти в слизеринскую гостиную отпало. Поэтому Малфой сразу отправился на завтрак.

За завтраком проблем прибавилось. Статья в «Пророке». Скорпиус не понимал, когда все это закончится. Мать не вернуть. А на отца и деда ему плевать.

Хотя нет. Не плевать. Это дед довел отношения отца и матери до такого. И хоть отец не убивал мать, Скорпиус по-прежнему в это верил, но это именно дед заставлял мать страдать. И то, что происходило на верхах Министерства, немного порадовало его. И у Скорпа появилась идея.

Ему нужно было поговорить с Алом наедине. Но Розье и Эйвери постоянно что-то бубнили, идя рядом. А вскоре их догнала еще и Фоули.

— Ладно дед, я ненадолго приму твои правила, — едва слышно прошептал Скорпиус, притянув Герду к себе, впиваясь в нее поцелуем.

Парни остановились и удивленно смотрели на них. Безусловно, каждый из них, кроме Ала, знал, что их ждет помолвка и многие даже тоже были представлены своим невестам, но никто из них не светился на публике. Каждому из них не хотелось быть лишь с одной девушкой. Все предпочитали изменять, иногда гуляя с другими, разумеется, чистокровными.

— Ты меня простил? — расцвела Герда, когда Скорпиус взял ее за руку, и они пошли к теплицам.

— Ал, мне очень нужна твоя помощь, — прошептал Скорпиус, обрабатывая корни растению. — Мне нужно, чтобы твой отец посадил моего деда.

— Что? — удивился Альбус.

— Я уверен, что подкуп и Империус его рук дело, — еще тише сказал Малфой. — Я знаю, что доказать это почти невозможно. Но раз твой отец занимается уже этим делом…

— Как ты себе это представляешь? — фыркнул Альбус. — Папочка, привет, как дела, не мог бы ты отправить Люциуса Малфоя в Азкабан, потому что Скорпиус не хочет жениться на Фоули?

— Я не знаю, — Скорпиус злился. — Попроси Джеймса. Но с этим надо что-то делать. А тебе чего тут надо?

Рядом появилась Уизли. Скорпиус надеялся, что она не слышала их разговора. Ему совсем было не нужно, чтобы Уизли знала о его слабости. О том, что он не принадлежит себе. О том, что все решает дед.

Весь оставшийся день ему пришлось терпеть поцелуи и прикосновения Фоули. Скорпиус рассказал лишь Алу о причинах перемены в его отношении к Герде, показав письмо от деда, от которого потом не оставил и следа.

Сердце бешено стучало, отдавая в виски. Ему хотелось бежать. Бежать из Хогвартса. А главное, бежать от самого себя. В вереницах темных коридоров Скорпиус не знал, в какой части замка он находится. Но, было тихо.

Больше всего на свете он боялся, что она пойдет за ним. Он не понимал, откуда в этой девчонке столько смелости. Столько смелости, чтобы поцеловать самого Скорпиуса Малфоя. Самой.

Наконец, Скорпиус остановился. Кажется, он добежал до шестого этажа. Он вошел в мужской туалет. Лунный свет, пробивавшийся через окно, делал его бледную кожу еще бледнее и холоднее. Он склонился над раковиной, набирая в руки ледяной воды и обдавая себя ей. Все тело горело. Непривычно. Как никогда раньше. В теле и душе полыхал огонь. Странно. Дико.

Хоть Скорпиус мечтал об этом, каждый раз, находясь рядом с Уизли, выводя ее из себя, он мечтал забрать ее огонь себе. И вот, когда он его получил, ему хотелось потушить этот пожар в себе.

Он громко выдохнул, отчего зеркало слегка запотело. Теплое дыхание. Ему казалось, что он сейчас начнет плеваться огнем.

Скорпиус набрал в рот воды. Губы. Ее губы прикасались к его губам. Так нежно и ласково. Скорпиус прикоснулся пальцем к своей нижней губе. Она тоже полыхала огнем.

Зачем он ответил на этот поцелуй? Что он наделал? Он применил к ней его… Круциатус. Она его поняла, разгадала. Чертова полукровка.

Но самый огонь бушевал в паху. Скорпиус прислонился к холодной стене, закрыв глаза, пытаясь успокоиться. Но в голову снова лезла она. Она его поцеловала. После Круциатуса. Скорп знал, что у него не получилось создать полноценное заклинание. Да и быстро понял, что он делает. И с кем. И ее реакция была нормальна. Но дальше… Слова про отца.

Он не как отец. И этими словами он скорее хотел убедить себя, а не ее. Но в это верилось с трудом. Она была права. Она снова была права. Его отец изводил ее мать. Точно также, как он изводит сейчас ее. Он ничуть не лучше своего отца.

Сердце постепенно приходило в обычный ритм, напряжение в штанах спало, лишь губы продолжали сохранять вкус ее губ, как бы Малфой не старался смыть все это ледяной водой.