На сцену гони – пусть потешат смеян и смеяльцев!

Но вряд ли оценят они,

Что совсем не на смех

Одет я в ничто, не на тыканье глупого пальца.

Да полно же. Буде.

Садит ли мне вымышленно?

Быть может, вообще меня нет – и ни счастью, ни горю

Не нужен, не сужен,

Не ссужен, не виден в сальдо,

И глохнет мой чаячий крик в обессоленном море…

Я не был угадан.

Мне имени нет в языке.

А слово такое, с огнем оно буде найдется –

Трезвучия ада

Разбудит в глумливом смычке,

И атом последний от верности мне отречется.

Не верь этой лжи – будто слово не стоит и грана

Этой пригоршни праха с торжественным именем «жизнь»,

Не верь, будто смысл – отдать все за чьи-то обманы,

За пожар на щеках, мимолетный безвольный каприз.

Подойдут, станут долго и нудно вещать, что ценнее

Всех о свете и тьме, в промежутке рождавшихся слов –

Поцелуи, и вздохи, и вечно спешащие тени,

Спозаранку гремящие связкой лучей в доме снов.

Не верь им. Отступники с тусклым, измученным взглядом

Хотят, чтоб и ты был не врозь – изменил божеству;

Порой и само божество опаляется адом,

И хочет, чтоб ты изменил наконец-то ему…

Решай, друг, тут сам. Не советчик тебе, не помощник,

Не буду искать в каталоге удачный пример.

Опасная это игра. Но давай ты не ложно

Оттрубишь свои дни, не сменяя стонадесять вер.

Колеблись и ты – но не между плохим и ужасным;

В этой трудной истории с праздничным именем «жизнь»

Не думай, что будет любить тебя долго и страстно

Тот, во имя кого ты предашь, с кем опустишься вниз.

Он был красив и юношески строен;

Игра в снежки – замерзшие ладони –

Замерзшими ногами – в путь холодный,

В пустынный переход он шел – свободный.

Его всегда любили, подбирали,

Откармливали и обогревали…

Но он терял мгновенно, что давали –

Обещанного по сто писем ждали –

И шел опять в обледенелый скверик

Проливом ста смертей на крик Америк,

И брал снежки в замерзшие ладони,

Как птиц, окаменевших от неволи,

И собственным теплом тянул признанье

Из них: да, птицы; нет, не отлетали

Еще свое. И сняв свои перчатки,

Он возвращал им крыльев отпечатки.

И я летел комком сердечной боли

К чужой свободе из чужой неволи…

А он лежал – не плакал, не смеялся,

И с белым все сливался, и терялся.

Разыграна драма,

Раструблен конец,

И дочек упрямых

Свели под венец,

А юношей их –

Развели по могилам:

Негоже ходить

За любимых и милых.

Кристальна честь дома,

Спокойны отцы,

И все по закону,

И в воду концы…

Кто – весело пьет,

Кто – гуляет в обнимку.

Но в колокол бьет

Им рукой невидимки

Чума, озирая

С высот сатаны

Их грешного рая

Сады и ады.

И в неге утра,

И в дыхании розы –

Ей внятен затакт

Мировой лакримозы.

Тронь эти струны

Только дыханьем,

Вспомни все руны,

Все заклинанья.

Ангелам мера –

Цепь и галера:

Темные силы

Ясным всемилы.

А за ставнями

Дома признаний

Кто-то ногтями

Вены вскрывает,

Одолевая

Ангелов юных,

Кровью марая

Мрамор их лунный.

Стронь эту веру,

Сдвинь мою гору –

Или все серо,

Или все вору?

Добр и нежен

Ты на кровавом

Поприще дедов;

В рубище славы

Ты не влачился,

Зло и позорно,

В мрачной пустыне

Армагеддона.

Меч Аваддона,

Капища, казни…

Чудо как скромен,

Страсть как бесстрастен,

Вовсе не склонен

К снам и вершинам,

К блуду и меду

В лапках мушиных…

Дар и уроны,

Мысли и силы,

Золото кленов –

Необратимы.

Не побратимы,

Сплошь недотроги,

Сплошь недозимы –

Холода крохи,

Строки и страхи,

Вина и яды –

Полно, уж хватит.

Больше не надо.

Думаю – где-то,

Думаю – с нами,

Кто-то раздетый,

Белый плечами,

Медленно стонет,

Молодо стынет,

Кровью нагонит –

Лоном прихлынет,

Скоро, уж скоро.

Остановимо-

Не. Если сломан

Им – и починен

Ты, если сломлен

Вестью о бедах,

Знай – восстановлен

Ты в небоседах.

Стань кем-то новым,

Будто не местным…

Спаяно слово

Зло и прелестно

В ангельской песни

С грубой гортанью.

Тронь эти бездны

Новым восстаньем.

Я был – кричал,

Пророком слыл,

А сукам стлал

Остатки крыл,

Я ссыльным стал,

Но в шутку все,

Неряхой спал

В углу твоем.

Мне выл причал,

Людей толпил,

Чтоб я печаль

Их утолил

Своим вином…

В моей стране

Мне срублен дом

Жестоких стен,

И светит в нем

Рублевский лик –

В углу твоем,

Где я поник.

Моей вине

Заклад – немал:

Я ныл, что снег

Водою стал,

Но плыл – река

Меня несла.

Тонул – рука

Меня спасла.

Твоя. Но я

Забыл, что мы –

Адепты дня,

Святые тьмы.

Я плел – ты цвел.

Я врал – блистал.

В углу моем

Твой лик дрожал,

Твой лик темнел,

Бледнел и гас.

Я был у дел –

А ты был пас.

Но пробил час,

И ты сверкнул –

А я за нас

Двоих уснул,

И по весне

Я был – как все.

Я знал, что мне

Не быть. Быть не.

Я так устал

От всех бежать.

Мой поезд встал.

Святая рать

Вся полегла

Давным-давно.

Я не со зла.

Мне все равно.

Я, может быть,

Не должен жить.

И не наречь.

И не сберечь.

А рекам – течь,

А звездам – бог…

Прости, что лечь

С тобой не смог,

Когда нам в том

Была нужда.

Вернись в мой дом,

Скажи мне «да».