— Ещё посмотрим, — самоуверенно заключила Бахарназ Султан и поклонилась. — С вашего позволения.

Султанши обошли друг друга и направились каждая своим путём. Фатьма-калфа, поспевая за своей госпожой, хмурилась.

— Поглядите, как уверена в себе! Посмела открыто дерзить вам…

— Глупая наивная девица, — хмыкнула Карахан Султан, наоборот, стоически спокойная. — Даже жаль её, Фатьма. Она ещё не знает, с кем собралась бороться…

Они подошли к дверям покоев шехзаде. Остановившись, Карахан Султан велела охранникам у дверей сообщить о том, что она пришла.

— Султанша, думаете, прошло достаточно времени, чтобы шехзаде остыл от гнева?

— Да, я так думаю. Я знаю сына, Фатьма. Он любит меня больше, чем кого бы то ни было ещё.

Охранник вернулся и, поклонившись, передал позволение войти. Подхватив подол своего зелёного платья, Карахан Султан степенно вошла в опочивальню сына и, оглядевшись, увидела его сидящим на тахте с хмурым видом. Увидев вошедшую в покои мать, он поднялся и осторожно заглянул в её лицо, не зная, видимо, чего ожидать. С той самой ссоры они не виделись до сих пор, оба тая друг на друга обиду.

— Валиде.

Карахан Султан нежно улыбнулась, к изумлению сына, и милостиво протянула ему свою руку, которую тот, растерявшись, поцеловал.

— Признаюсь, я удивлён, — проговорил шехзаде Махмуд, распрямившись. — Я думал, что вы злитесь на меня и обижены.

— Так и было, мой лев, — вздохнула султанша и, подойдя к нему, прикоснулась ладонью к его щеке. — Но разве могу я долго злиться на собственного ребёнка? Что бы не произошло между нами, я всегда буду любить тебя, Махмуд.

Шехзаде, который всегда трепетно относился к матери, растрогался и, облегчённо улыбнувшись, обнял мать, не подозревая, что она, несмотря на свою любовь к нему, первой сделала шаг навстречу только из-за своих весьма алчных намерений.

— Присядем? — отстранившись, с улыбкой спросила султанша и, когда они с сыном сели рядом, положила ладонь на его плечо и с беспокойством заглянула ему в лицо. — Ты хмурый. В чём дело?

Поджав губы, шехзаде отвернулся и пуще нахмурился.

— В военном лагере одну проблему сменяет другая, не успею я решить первую. Так ещё Азиз Эфенди написал мне письмо. Он сообщил, что вы известили его о том, что отошли от дел и что гаремом и дворцом теперь управляет Бахарназ.

— Верно. Я отправила ему это письмо. Но почему он написал тебе, а не Бахарназ, как следовало?

— Он и написал ей, напомнив, что наш дворец должен ему двадцать тысяч акче. Бахарназ же ответила ему, что не имеет возможности вернуть долг и пригрозила, напомнив, что он обращается к жене шехзаде, и потому не смеет что-либо требовать.

— Разумеется, Азиза Эфенди это возмутило, и он обратился к тебе, — закончила за него Карахан Султан, понимающе кивнув русоволосой головой, покрытой одним лишь коричневым платком. — Долг мы должны вернуть, Махмуд. Займись этим, если Бахарназ не в силах решить этот вопрос, нам ведь не нужен скандал. Мы потеряем репутацию, и тогда нам уже никто не станет давать в долг золото, а это значит, что у нас его вообще не останется.

— Валиде, я думал попросить вас заняться этим. Ума не приложу, откуда вы взяли десять тысяч акче, которые выплатили Азизу Эфенди недавно, но, может, у вас есть идеи, как вернуть ему остальное?

Карахан Султан была искушённой в манипулировании людьми, а в особенности сыном, которого так хорошо знала. Она виновато улыбнулась.

— Нет, Махмуд, к сожалению, я не могу этим заняться. Ты посчитал, что Бахарназ со всем справится, а меня лишил всех полномочий, передав их ей. Я и вправду устала… И не хочу всем этим заниматься. Раз уж Бахарназ управляет дворцом и гаремом, пусть и решает все проблемы. Если что, пусть обращается ко мне за советом, но решать что-либо за неё я не буду. И тебе не советую. В конце-концов, у тебя и без того много дел. Ты управляешь целой провинцией, так ещё забота о военном лагере лежит на твоих плечах.

— Возможно, я поспешил, решив передать дела Бахарназ, — к скрытому довольству матери задумчиво проговорил шехзаде Махмуд, чувствуя её тёплую руку на плече, которая всегда даровала ему успокоение и чувство защищённости.

— Дай ей шанс, — проговорила Карахан Султан. — Возможно, она ещё не осознала всю полноту своей ответственности. Бахарназ молода и пока наслаждается своей новообретённой властью.

— Я заметил, — хмуро отозвался юноша.

— Что ты имеешь в виду? — в наигранном недоумении спросила султанша.

Она про себя ухмыльнулась, осознав, что оказалась права в своих предположениях. Бахарназ бывала в покоях её сына каждую ночь, оградив его от остального гарема, и Махмуду, привыкшему к разным женщинам в покоях, она наскучила и стала вызывать раздражение. Не осознавая этого, Бахарназ и здесь рыла себе яму. За скукой и раздражением, которые вызывает фаворитка в своём господине, неразрывно следует его желание оградиться от неё и увлечься кем-то новым.

— Бахарназ думает, что если она управляет гаремом, ей решать, кому бывать в моих покоях и, похоже, она считает, что это позволительно ей одной, — с явным недовольством проговорил Махмуд.

— Это было ожидаемо, — усмехнулась Карахан Султан, погладив его по плечу. — Теперь тебе придётся забыть о других женщинах.

Зная, что за этими словами последует негодование сына, которого всегда уязвляло, что кто-то бросал тень на его власть, султанша в ожидании посмотрела на него. Тот не разочаровал и, гневно посмотрев на неё, резко поднялся с тахты, воспылав ожидаемым негодованием.

— Я не позволю кому-либо ограждать меня от моего же гарема! Я решаю, что и как должно быть, валиде. И никто не смеет управлять мною!

— Разумеется, это так, мой лев, — обманчиво мягко улыбнулась Карахан Султан. — Но Бахарназ этого, очевидно, не понимает. Возможно, стоит ей показать, что только ты решаешь, кому бывать в твоих покоях? Усвоив урок, она перестанет пользоваться своей властью, пытаясь оградить тебя от гарема.

— И что вы предлагаете? — повернувшись к ней, спросил шехзаде, не сознавая, что как кукла-марионетка делает всё, чего желает кукловод в лице его матери.

— Никто не ждёт твоего появления на сегодняшнем празднике, который устраивает Бахарназ. А ты появись и при всём гареме выбери наложницу, которая тебе понравится и вели отправить её к тебе этой ночью. Кто посмеет противиться твоей воле? Бахарназ поймёт, что не над всем она властна и уж тем более не над тобой.

Шехзаде Махмуд ухмыльнулся, видимо, удовлетворённый её предложением, а Карахан Султан, довольная собой, зеркально отразила его ухмылку.

Вечер.

Гарем.

Подобно царице восседая во главе стола, за которым разместились султанши, Бахарназ Султан сияла в роскошном платье из красной парчи, расшитом золотой нитью и рубинами, которые также сверкали и переливались в её украшениях и диадеме, венчающей чёрные волосы, сплетённые в высокую изящную причёску.

Гюльнур Султан и Элиф Султан, сидевшие на подушках у её ног, то и дело в предвкушении переглядывались, не зная, что задумала Карахан Султан, обещавшая унижение Бахарназ Султан. Сама Элиф Султан то и дело ловила на себе насмешливо-озлобленный взгляд Бахарназ Султан, отчего чувствовала себя неуютно. Казалось, что той известен какой-то её грязный секрет, хотя таких у неё и не было.

Фатьма Султан, хмурая и озлобленная на всех фаворитка, сидела рядом с Гюльнур Султан со скучающим лицом, скользя неприветливым взглядом по танцующим наложницам.

Айше Султан, новоиспечённая султанша, чувствовала себя неловко за столом с другими госпожами и была нервной, поправляя платье и причёску.

Бахарназ Султан с превосходством наблюдала за танцующими наложницами, и её озлобленный взгляд часто задерживался на выделяющейся среди остальных Дилафруз-хатун, облачённой в яркое танцевальное платье из фиолетового шёлка, которое было очень открытым и вызывающим. Она действительно танцевала красиво и маняще. К тому же, она была фавориткой, однажды уже побывавшей в покоях шехзаде, и, уязвленная её молодостью, красотой и яркостью, с которой она сияла на празднике, Бахарназ Султан подозвала к себе стоявшую неподалёку Альмиру-хатун.