Грейнджер мгновенно метнулась в сторону, пытаясь защититься хоть как-то от такой неожиданности, и чуть не упала со стула. Но в ту же секунду поняла, что из древка Пенси не было выстрела.

— Они лишили нас практически всех заклинаний! — зло выплюнула Паркинсон. — За что? За то, что я дочь пожирателей смерти? Гадство! Я даже не разделяла их интересы! И теперь из этой палки, — она кинула её на стол, — я могу выстрелить только люмосом. Ну или залить тебя агуэменти. Выбирай!

Слизеринка поставила локти на стол и зарыла пальцы в волосы, немного почесывая голову. И покачала ею из стороны в сторону, будто извиняясь за свой неприкрытый психоз.

Гермионе стало не по себе. Вот она, расплата. Вот о чём она предполагала, когда думала, что война не пощадила никого. Все расплачивались по-своему. Каждый сейчас смотрел на мир разбитыми глазами. Сквозь трещины — щурясь, без возможности разглядеть это дурацкое «у меня всё хорошо»…

— Прости, — сорвалось с губ Грейнджер, привлекая внимание Пенси. Та подняла голову, вскинув бровь.

— Извиняешься? — ухмыльнулась она. — За что? Это мои родители были на «той» стороне, и ты здесь ни при чём.

Гермиона повела плечом.

— Родителей не выбирают. Выбирают сторону, а ты была…

Пенси не дала ей закончить, оборвав:

— Я была нигде. Ни на той стороне, и ни на вашей, — слова больные. Как и её взгляд. Как и эта её секундами ранее идеальная причёска, которая сейчас была взлохмачена. И на идеальном лице совсем не идеальные эмоции…

— Пенси, — осторожно начала Грейнджер, — у тебя не было выбора. Ты не могла пойти против родителей. Что ты могла сделать? Выйти на поле и стрелять авадой в собственных мать и отца? Или перейти на «ту», как ты говоришь, сторону и смотреть, как убивают твоих сокурсников? У тебя не было чёртового выбора…

Когда-то они обсуждали это с Гарри, сидя в спальне у Джинни. Дети пожирателей были связаны по рукам и ногам, без собственного выбора. Их заперли в подвале школы, оставили слушать то, что происходило наверху. Как же им наверное было страшно — расслышать крики собственных родителей и друзей с других факультетов. И как же страшно, если эти крики пересекались. Кто кого убивал? Друзья родителей или родители друзей? Отвратительные обстоятельства. Ужасная гнилая война отобрала слишком много, чёрт возьми. Даже выбор…

Они вновь погрузились в молчание. Гермиона задумалась. А ведь и вправду. Задание, что дала мадам Майнд, помогло им понять друг друга. Немного. Всего каплю. Но всё же…

«Что мне нужно сделать, чтобы понять тебя?»

«Поговорить», — подумала Грейнджер.

Они вышли из библиотеки вместе. Плечом к плечу. И уже на лестнице, прежде, чем разойтись, Пенси вдруг спросила:

— Что у Поттера с руками? Почему они так дрожат?

И этот вопрос — искренний. Гермиона видела, что Паркинсон действительно интересно. Не для издёвки, а банальный вопрос, чтобы утолить любопытство.

— Последствия… — только и могла выдавить Грейнджер, — войны…

Их лестницы разъехались в разные стороны, но Пенси всё ещё смотрела на неё, пока ехала вниз. И через секунду она выкрикнула:

— И не думай, что мы теперь друзья, Грейнджер!

Гермиона облокотилась о каменные перила и посмотрела вниз не скрывая улыбки.

— Ещё чего, Паркинсон!

«У меня всё хорошо», — она повторила фразу Рона, просто убедиться, так ли это…

***

Гермиона плотнее закуталась в пальто и сильнее натянула шапку на уши. На трибунах квиддичного поля было ветрено. Невилл, сидящий рядом, нервно притоптывал ногой, глядя на трибуну напротив, где на самых верхних скамейках расположились Полумна и Блейз, что-то радостно обсуждавшие.

— Ты только посмотри! — зашипел Долгопупс.

И Гермиона посмотрела. Смотрела на то, как Забини трансформировал свой шарф в зелёный плед и передал его Лавгуд. Грейнджер даже по губам не нужно было уметь читать, чтобы увидеть, как широко открылись глаза Полумны, и она, забирая плед из рук слизеринца, сказала «спасибо».

— Они просто делают задание, Невилл. Они просто партнёры по заданию, — пыталась убедить друга Гермиона. Но, кажется, у неё плохо получалось, потому что Долгопупс достал из кармана бинокль и направил его на «партнёров».

Боже.

Это чистая, неприкрытая ревность.

Со стороны Гермионе казалось это забавным — наблюдать за Невиллом, за тем, как он всеми способами пытался ещё сильнее себя разозлить. Полумна не ответила на его признание взаимностью, но пообещала подумать. Слишком добрая душа, чтобы оборвать на корню все попытки Долгопупса.

— Мерлин! — ругнулся он. — С ума схожу! Почему к ней приставили его! Он же бабник! Он, он…

— Невилл, — Гермиона положила ладонь на его плечо. — Это просто задание.

Но он вскочил, вдавливая бинокль в глазницы, и хрипло вскрикнул.

— Вот гад! Он сел ближе к ней! Годрик! Чёртов Забини сел ближе!

Гермиона подавила улыбку и прикусила губу, лишь бы не расхохотаться. Мазнув взглядом вперёд, она попыталась рассмотреть, что же там такого неприличного увидел Невилл. Но её взгляд прошёл дальше, и она уловила вдалеке, на высокой поляне, белую макушку, которая подошла к иве…

Господи. Опять…

Теперь и Грейнджер встала на ноги, с силой выдернула бинокль из рук Невилла и посмотрела на эту чертову иву, игнорируя голос друга.

— Видишь, что он подсел к ней ближе? Ты видишь?

— Да…

Она лгала. Ей плевать на Забини. Ей хотелось убедиться, что не показалось.

Драко остановился у дерева за несколько метров до размашистых ветвей, которые, почувствовав вторжение, начали бить по земле.

Пальцы вжались в металл бинокля. Она стала совершенно дикой в своём желании увидеть — что же будет дальше. Как он пройдёт в лаз, если на его палочке лежал запрет на заклинание, даже такое простейшее, чтобы остановить гремучую иву?

Ей просто необходимо убедиться в отрезке воспоминания, когда она отлетала назад от удара неизвестной силы. Как он мог её отшвырнуть от себя без произнесения заклинания, и, чёрт возьми, без палочки в руках?

Сердце ломилось в рёбра. Во рту пересохло. И Грейнджер замерла в ужасе, когда наконец он сделал это…

— Как? — прошептала она.

Невилл сбоку напрягся.

— Он трогает Полумну? Скажи мне, что он сделал?

«Он сделал невероятное».

Драко оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не видел, и поднял руку, махнув ей в сторону. Ветви ивы мгновенно затряслись и через секунду опустились на землю, а Малфой, чуть нагнувшись, прошёл в лаз, скрываясь под деревом.

Гермиону начало потряхивать. Совсем не от холода. Она отдала Невиллу бинокль и зашагала к лестницам.

Вопросы зияли в её голове уже даже без вопросительной интонации, просто как констатация факта:

Драко умел пользоваться невербальной магией…

Страх внезапно осел на плечи, обнял за шею тугой хваткой, сжимая её горло до хрипа. Ей показалось, что всё кончено. Страх заползал в лёгкие, запрещая воздуху проникать внутрь. Она чувствовала подступающую паническую атаку. Уже на последнем пролете лестницы Гермиона забралась в угол, сев на пол и прижав колени к себе.

Она дышала в сжатые ладони пытаясь вдыхать углекислый газ; забить им лёгкие, чтобы не сорваться с петель. Чтобы не полететь вниз — к истерике.

Грейнджер остро ощутила укол воспоминаний.

Ощутила боль на руке, и даже шрамированные буквы зашевелились в позорном «грязнокровка». Казалось, она услышала смех Беллатрисы. Жуткий, скрипучий смех прямо над ухом.

Её пробила дрожь. Зубы стучали друг об друга.

Вот оно, её последствие. Наказание войны. Жуткий подарок из прошлого — ощущение, что ничего не кончено. Гермиона полагала, что Драко что-то задумал.

Зачем ему ходить в визжащую хижину?

И самое главное:

Каким способом Малфой получил дар невербальной магии, той, запретной, которая давалась единицам? Как?

Пальцы в крови. Она ковыряла и ковыряла, даже не думая прекращать. Ей проще ощутить эту боль, перевести душевную в физическую. Так легче… Так легче для неё.