Невыносимо.
Огонёк свечи, которую она принесла с собой, мелко подрагивал. Оставаться в темноте она не хотела. Львиная храбрость делала шаг назад перед этим страхом. В руках банка, стекло которой уже нагрелось от крепкой хватки ладони. Мадам Помфри сказала: должно помочь…
Усталость давила на глаза, она плотнее закуталась в куртку, подгибая ноги под себя. Голова плавно убаюкивалась движущейся стеной, и веки опускались.
«Ещё немного, и уйду…» — подумала она перед тем, как уснуть.
Гермиона проснулась только потому, что когда вытянула ногу вперёд, ощутила жгучую боль покалывания затекших мышц. Зашипев под нос, сощурилась в темноте, потому что свеча давно погасла. Она потёрла кожу под джинсами.
За окном шёл дождь, бил по дырявой кладке шифера. Ей нужно время, чтобы нога прошла, чтобы встать и уйти. Она уже поняла бесполезность своей идеи. Но скованная глубоким ощущением чего-то неуловимого, Грейнджер шарахнулась в сторону, вытянув палочку вперёд.
— Люмос!
Он прикрыл глаза рукой и невнятно ругнулся под нос. Судя по сонному голосу, Малфой так же спал…
Гермиона видела, как он, прислонившись к стене, вытянул вперёд ноги, на одной из которых не было ботинка и носка. Поперечный шрам бледной рваной полоской окружал щиколотку. В груди защипало от ярких воспоминаний.
— Тебе в школе не сидится? — спросил он. — Здесь, знаешь ли, такое себе удобство…
Она поднялась на ноги, шипя от всё ещё болевшей ноги, и подошла к нему, вытянув руку с баночкой.
— Держи, мадам Помфри сказала, что должно немного сбавить боль.
Драко смотрел на свою стопу. Смотрел на пол. Куда угодно, но не на её руку. Судя по взгляду, он был недоволен.
— Так тебе просто эта старуха и отдала мазь? — сдался он.
— Я ничего не уточняла. Лишь описала, для чего нужна она.
Малфой согнул ноги, впечатывая локти в колени. Зарылся пальцами в волосы. Его голые предплечья, выглядывающие из-под закатанных рукавов, бледнели в этом полумраке. От него пахло табаком и безвыходностью.
— Какой в этом смысл? — спросил он. — Нога перестанет болеть, но не перестанет другое.
Эта откровенность добила её, ударила под дых, заставив сесть рядом с ним. Будто в этой хижине концентрировалось всё его неприкрытое злорадство. Но броня уже в дырах, осталось поковырять до внутренностей. Грейнджер не садистка. Она не умела мучить людей, поэтому молчала. Поэтому просто положила баночку рядом с ним.
Люмос стал немного тускнее. Гермиона сделала это ненамеренно. Но яркий свет здесь совсем лишний, он слишком сильно выделял уродство этого дома.
Рядом с ним письмо. Чёрный конверт разорван пополам, Драко его даже не вскрыл. Прямоугольная печать Азкабана чёрной глазурью переливалась в свете палочки. Его отец писал письма, которые он не читал.
— Какой непреложный обет ты дал? — бросив взгляд на его лицо, она поняла, что он не ответит.
Но Драко хмыкнул, потянувшись рукой в карман и доставая мятую пачку. Прикусив зубами, он вытянул чёрную сигарету.
«Сегодня другие», — отметила она, заметив цвет фильтра.
Огонёк на кончике воспламенился без палочки, ну конечно…
Он сделал глубокую затяжку, зажав сигарету всеми пальцами, нахмурил брови и… чёрт бы его побрал, как это выглядело эстетично и красиво. Густой молочный дым окутал пространство горько-сладким запахом. Это ваниль… совершенно не подходящий ему вкус. Ему не идёт. Парадокс, который она заметила.
— Скажем так, у меня есть обязательства, которые я должен выполнить, — ответил он, давясь в очередной затяжке.
Ей не хотелось думать плохо. Не хотелось быть одной из тех, кто, услышав фамилию Малфой, думал только о том, что ничего хорошего рядом с ними быть не могло. Гермиона прикусила щеку, сдерживая очередной вопрос, на который он всё-таки ответил.
— Думаешь, что я кого-то убью? — дым облизывал его губы. — Не переживай. Только себя, если не избавлюсь от обета…
Ей казалось, что в его голове с месивом белых волос на скальпе почти не осталось мозгов. Грейнджер ненавидела вот это вот: желание всё проебать. Свою жизнь, своё будущее. Даже не попытавшись исправить что-то.
— Исправить что, Грейнджер? — он вынырнул из её мыслей и склонил голову, растягивая ухмылку, прикусывая заострённым кончиком клыка нижнюю губу.
Ей хотелось бросить на него последний, самый злой взгляд. Но не решилась. Гермиона поднялась и просто ушла. Потому что ответа на его вопрос у неё не нашлось.
✘
В пятницу днём им с Невиллом и Полумной удалось занять последний столик в баре Хогсмида. Они ждали Гарри, пока он заканчивал тренировку с командой. Улицу обжигало солнце, и от этого у Гермионы болела голова. Слишком привыкла к дождю.
Невилл счастливо рассказывал Полумне о его дополнительных занятиях у профессора Стебель. Казалось, Лавгуд действительно интересно. Она задавала вопросы и вникала в разговор. Но только не Грейнджер — её сливочное пиво кисло оседало на языке, хотелось спать.
Да, ей кисло. Так же, как внутри.
Колокольчик на двери издал трель, оповещая о новых посетителях, и Гермиона на секунду замерла, ожидая, что за спинами Пенси и Блейза появится Малфой… но слизеринцев было всего двое.
— Отлично! Мы к вам, — Забини, подойдя ближе, снял пальто и помог Пенси, забрав её белую куртку.
Невилл закатил глаза, глядя на Полумну, которая расплылась в улыбке при виде Забини.
— Мы ждём Гарри, — сказал Долгопупс, тонко намекая, что места нет.
Но Блейз отодвинул стул, помогая подруге сесть рядом с Гермионой, и весело, не обращая внимания на возмущение Невилла, ответил:
— В тесноте, да не в обиде.
Грейнджер скрылась за бокалом. Делая очередной глоток, почувствовала на щеке взгляд Паркинсон. Глянув в ответ, заметила как Пенси склонилась в её сторону. Запрокинув ногу на ногу, она почти шёпотом произнесла:
— Его нет.
Полумна приняла от Блейза только что сложенную из салфетки розочку и переспросила:
— Нет кого?
Пенси хмыкнула. Забини ответил:
— Драко. Он в Лондоне. Бросает львам остатки мяса.
Повисло какое-то натянутое молчание. Все смотрели на него, и он, закатив глаза, уточнил:
— Подписывает бумаги для треклятого аукциона вещей из мэнора.
Паркинсон не растерялась. Она принюхалась и разбила напряжение своим:
— Лавгуд, вкусно пахнешь. Никогда бы не спросила, но какая к чёрту разница сейчас. Что это за духи?
Лицо Полумны на секунду вытянулось в удивлении. Потянувшись за сумкой, она достала маленький прозрачный флакончик.
— Я делаю их сама, спасибо, что заметила, Пенси.
Невилл восхищенно смотрел на неё, и Грейнджер уловила в его взгляде влюблённость.
— Ты делаешь духи? — спросил он. — Я не знал, это потрясающе, Полумна!
— Правда? — переспросила она и протянула ему флакончик. — Вот, послушай их…
Долгопупс, аккуратно касаясь её пальцев, забрал духи и просто-напросто поднёс их к уху.
— Салазар… — засмеялся Блейз.
Но весь их хохот и не случившуюся обиду прервал Гарри, появившийся на пороге. Он быстро нашёл компанию, и по мере приближения, вопросительно осматривал слизеринцев, но всё же ничего не сказал. Он лишь помахал письмом в руке.
— Джинни послала письмо! — так воодушевленно произнёс он, что Грейнджер даже почувствовала сбоку от себя повышенную температуру тела Пенси, которая только росла.
Он отдал колдографию в руки Полумны, чтобы все посмотрели, и стал зачитывать письмо.
— Гарри, у нас всё хорошо, Флер помогла мне устроиться в спортивную колонку. Приступаю уже со следующей недели. Ускоренно подтягиваю свой французский…
Лавгуд отдала колдографию дальше по кругу — Невиллу. Гермиона улыбалась, пока слушала речь Гарри, но заметила на себе взгляд Долгопупса. Он быстро перевёл взгляд и ругнулся от того, что Блейз вырвал у него карточку.
— Мама с папой улетели в Румынию к Чарли, они тоже передают вам привет…
Гермиона вновь ощутила колкий взгляд. Ей стало не по себе. Блейз передал фото Пенси, и Грейнджер наклонилась к ней ближе, чтобы вместе посмотреть. И как только взгляд распознал все краски, всю суть на колдографии, её сердце сжалось.