– Сколько ей сейчас?

– Девятый год пошел.

– Давно виделись с ними?

– На Рождество ездил в Страсбург на две недели.

– Скучаете?

– Очень. Надеюсь, когда немного закреплюсь, сюда их перевезти.

Хольгер почувствовал, что сейчас подходящее время для давно интересовавшего его вопроса.

– Послушайте, Франц, а как вы – выпускник Сорбонны, оказались в наших краях? Наверняка ведь были варианты и во Франции с таким-то образованием.

– Я – немец, оберкомиссар Вюнш. В Эльзасе-то каждый второй – немец, там на это всем плевать, а вот в остальной Франции нас не любят. Оно и не мудрено, в общем-то. Поэтому я и приехал – хочу жить среди своих.

– А почему полиция? Почему Мюнхен?

– А почему бы и нет?

Майер широко улыбнулся и повернулся лицом к окну. Хольгер так и не понял до конца, в чем была мотивация Франца стать именно баварским полицейским, но одно для себя уяснил – ему нравился этот неразговорчивый молодой человек.

Третий дом на улице принца Людвига был высоким четырехэтажным зданием, какие возводили в центральных районах немецких городов еще во времена Фридриха Великого. Сейчас на первых этажах таких домов обыкновенно располагались магазины, лавки, фотоателье и картинные галереи.

До них полицейским дела не было, Вюнша и Майера интересовал третий этаж. Именно здесь, согласно карточке из отдела кадров, следовало искать Стефана Аумюллера. Как только перед взглядами полицейских предстала широкая двустворчатая дверь, стало понятно, что им повезло. На двери, под цифрой «27» была табличка, гласившая, что здесь до сих пор имел частную практику «Стефан Баптист Аумюллер. Доктор медицины» и что принимал он «…каждый день, кроме субботы и понедельника, с 10 до 18». Хольгер посмотрел на часы – было без пятнадцати пять. «Хорошо, скорее всего, основной поток пациентов уже схлынул».

За дверью находилась обширная приемная, вдоль стен которой стояли длинные диваны. Размеры и обстановка приемной говорили о том, что дела господина Аумюллера идут неплохо. В помещении было только три человека.

– Подождем, незачем ломиться вне очереди.

Франц молча кивнул.

Через двадцать минут ушел последний посетитель – полный старик с пенсне.

Полицейские вошли в кабинет доктора.

– Господа, прошу по одному.

Стефан Аумюллер, очевидно, принял Вюнша и Майера за пациентов. Аумюллер был худ, лыс и обладал типом внешности, при котором возраст оценивался в промежутке от сорока пяти до семидесяти лет, и точнее сказать не представлялось возможным.

– Просим прощения, но мы не пациенты. Мы из полиции. Я, оберкомиссар Вюнш.

– Комиссар Майер.

– Чем могу помочь полиции?

При этих словах Аумюллер встал и возвысился над обоими полицейскими сантиметров на десять.

– Мы хотели бы спросить у вас о старом деле, в котором вы участвовали в качестве приглашенного судебного медэксперта.

– Хорошо, присаживайтесь. Не могли бы вы сказать конкретно, о каком деле идет речь?

– Дело №44518, о массовом убийстве в Хинтеркайфеке в 22-м году.

На лице доктора появилось задумчивое выражение. «Неужели не помнит!» – Хольгера начинала брать досада.

– Хорошо, разрешите мне обратиться к моим записям. Разум человека в моем возрасте с трудом удерживает в памяти события столь отдаленные.

– Конечно, понимаю.

Аумюллер встал и вошел в дверь, находившуюся справа от рабочего стола. Из кресла, в котором сидел Вюнш, можно было увидеть в длинной комнате, скрывавшейся за этой дверью, высокие стеллажи, уставленные папками и коробками.

«Солидный архив. Возможно, доктор из тех людей, которые тщательно документируют свою жизнь – это было бы удачей для нас…» – размышления Хольгера были прерваны Аумюллером, вышедшим из своего архива с небольшой папкой в руках.

– Я смутно припоминаю это дело. Какое ужасное убийство, и преступника, кажется, не нашли… Поправьте меня, если я не прав.

– Вы правы, преступника тогда не нашли.

Аумюллер кивнул и раскрыл папку.

– У меня есть копия моего отчета об аутопсии жертв.

– Ваш отчет приложен к делу. Нас интересует то, чего в нем нет. Возможно, какие-нибудь умозаключения или предположения, которые вы не стали включать в отчет, какие-нибудь детали… Что угодно.

– Уфф… Это было так давно… Я мало что помню, разве что в моих дневниковых записях что-то осталось.

– Посмотрите, пожалуйста.

– У вас есть фотографии, связанные с этим делом?

Майер вступил резко и задал, пожалуй, самый важный вопрос. Он все рассчитал верно и смог изрядно ускорить процесс: Аумюллер посмотрел на полицейских быстрым взглядом, а затем поник и заговорил, глядя себе на руки:

– Я знал, что это когда-нибудь всплывет…

– Что именно?

– Вы не курите?

Хольгер дал доктору папиросу и огня.

– Я дружил с Йоргом Рейнгрубером еще с Дрездена, с учебы. После того как они с женой переехали в Мюнхен, не помню точно в каком году, наше общение возобновилось. Он приглашал меня несколько раз к расследованиям полиции, потому что до открытия частной практики я работал в морге и имел опыт работы с трупами. И тогда, в 22-м, именно он расследовал то убийство.

Моя работа была маленькой – провести вскрытие тел и написать отчет, что я и сделал. Не помню уже подробностей, возможно, я что-то и заметил, чего не включил в отчет, да только… после стольких лет я мало что могу вспомнить.

Помню, что жертв было шесть, в том числе два ребенка. Все, кроме девочки, были убиты ударом по голове, девочка умерла… дайте подумать… от кровопотери, да, ее изрезали.

В общем, я свою часть работы сделал и больше внимательно за делом не следил, а вот Йорг этим расследованием, можно сказать, жил. Он привлек меня потом еще два или три раза, если хотите, я могу найти и эти дела.

Лет семь… да, семь лет назад Йорг пришел ко мне вечером. Он уже тогда был не в себе. Он говорил что-то про это убийство, про своего начальника и про то, что его хотят свести с ума, упоминал какие-то сапоги, вроде бы, но я не понял, о чем он.

Самое главное – он принес мне фотографии, сделанные на вскрытии. Йорг сказал, что из дела куда-то исчезли фотографии местности и дома. Сказал, что никому не верит и не хочет, чтобы и эти фото однажды исчезли. Он просил придержать их у себя. Я хотел отказаться, но… он был моим другом, ему было страшно, и он просил о помощи.

Через несколько месяцев Йорг ушел из полиции, не помню уже, в чем там было дело, но он рассказывал, что его буквально выжили с работы. Не знаю, насколько в это можно верить – Йорг тогда уже был почти безумным. После того как его положили в лечебницу, я хотел отдать фотографии в полицию, но испугался. Ведь выглядело бы так, будто я имею улики, которые должны быть подшиты к делу… Я не думал, что это поднимут так скоро.

Пока доктор говорил, Хольгера изнутри грызло неприятное чувство. Страшное убийство, минимум улик, а теперь еще и возможная причастность кого-то в полиции. «А что еще могло пропасть из дела?.. Совершенно необходимо как можно скорее переговорить с Рейнгрубером, несмотря на его состояние».

– Послушайте, доктор, то, что вы сделали, изрядно замедлило полицейское расследование…

Плечи Аумюллера поникли еще больше.

– …однако мы готовы закрыть на это глаза, если вы передадите нам всю информацию, которая есть у вас по этому делу.

Хольгер посмотрел на Франца, задавая ему немой вопрос, тот кивнул в знак согласия. Аумюллер, между тем, просиял.

– Конечно, забирайте: отчет, дневники, фотографии. Я очень рад, что, наконец, смогу от этого всего избавиться!

– Вот и хорошо.

Хольгер подвинул к себе папку. Помимо копии отчета и нескольких рукописных страниц, в папке лежал старый конверт. Вюнш приоткрыл конверт и убедился, что в нем были фотокарточки. Что на них запечатлено, Хольгер решил пока не осознавать.

– Это все, доктор?

– Да, все что у меня есть по этому проклятому делу!

– Очень хорошо и спасибо вам за содействие следствию.