Сейчас в этот обычный апрельский вечер Аня снова казалась спокойной. 'Ну, это-то нормально. Так и должно быть после разговора со мной. Она меня ждала, чтобы … ну, чтобы я ее успокоил и теперь ей действительно все кажется не таким уж и страшным', – подумал про себя Феликс. Кончилась первая серия какой-то очередной глупости и Аня встала, чтобы сходить вниз за чаем. Феликс проводил ее взглядом: 'А правда … Анька сильно похудела, это нельзя не заметить. Как все-таки эффективны ее занятия и диета. Какая она молодец. Волевая девка! Да, она такой всегда была, но … надо сходить на обследование'. Когда они легли, Феликс решил начать этот разговор:

– Ань, я подумал о том, что ты мне говорила.

– Ну? Что ты подумал? Ты же мне сам сказал, что это все мой режим сделал …

– Да, я в этом уверен, но давай мы с тобой сходим к врачу и ты пройдешь общее обследование.

– Фель, ну что я доктору скажу? Доктор, у меня рак … найдите где. Ты же знаешь, что он обо мне подумает.

– Да уж знаю. В любом случае ты давно не была у врача, путь проведет общий медосмотр, а главное сделаем анализ крови и маммографию. На этом остановимся.

– Ага, ты все-таки беспокоишься. Понятно. Врал мне … как любой врач врет. Утешал.

– Ань, не валяй дурака. Ничего я тебя не утешал. Я правда думаю, что ничего у тебя нет. Не так уж ты похудела, чтобы это не могло произойти от упражнений.

– Значит ты согласен, что я похудела?

– Согласен, Ань, и тебе это очень идет. Я не против: продолжай в том же духе.

Все, что Феликс сейчас ей говорил, было правдой, но не всей. Внезапная потеря веса – это симптом. Настораживающий симптом. Пусть проверится. А может у нее уже давно была дисплазия в желудке, рак яичников, поджелудочной железы … заметит – будет поздно. Да, нет, все было бы уже очевидно … еще до потери веса, хотя … Феликс не мог считать себя знатоком онкологии, он за годы своей карьеры с ней не сталкивался. Там у него на работе было совсем другое …

Да, что с ним самим-то происходило? Пусть бы уж скорее они пошли к врачу. У него у самого начинается навязчивое состояние тревоги, он уже сам с ума сходит от неопределенности, напряженно-беспокойного ожидания, чувства, что что-то должно случиться. Феликс лежал, ощущая волнение в груди, внутреннюю дрожь, странно соседствующую с двигательным возбуждением. Так, ясно. Он же все понимает. Нельзя доводить себя до такого состояния, он не даст тревожной неопределенности полностью заполнить свое сознание. Просто завтра они запишутся к врачу.

Консультация не заставила себя ждать. Уже через два дня он зашел с Аней в кабинет, и слыша веселый голос доктора, совершившего формальные действия так называемого осмотра, писавшего направления на анализы, подумал: 'За анализами мы и пришли. Давление мы и сами можем измерять. Но, спасибо, друг, ты все сделал правильно'. Феликс редко, по-примеру других русских эмигрантов, был недоволен американскими врачами. Назавтра получили анализ крови: все в пределах нормы. Ну, и хорошо. Аня пошла на маммограмму и он остался ждать ее в холле. Не было ее долго и Феликс стал беспокоиться. Почему долго? Или слайды получились нечеткими, или рентгенолог стал в чем-то сомневаться и захотел посмотреть на снимок в другой проекции, второе было хуже. Когда все нормально – бывает быстро. Или не быстро? Ну, откуда он знал. Феликс поймал себя на том, что каждую минуту смотрит на часы. Прошло уже пол-часа. Что там происходит? Что? Он бы даже предпочел тоже там в кабинете находиться, а так … это ожидание … Ну, найдут у нее крохотный желвачок в груди, ничего … сделают секторальную операцию, облучат. Люди живут и живут и умирают не от этого. А бывает, что от этого. Сколько веревочке не виться … Начнутся метастазы, перейдут в легкое или в кости … Ужас, если Аня умрет, то и его жизнь потеряет смысл, нарушится равновесие … Ага … вот она идет … лицо вроде неопрокинутое. Не надо к ней кидаться. Сама скажет.

– Замучился меня ждать? Ничего у меня нет. Снимки переделывали, и я еще на ультразвук ходила на всякий случай. Все нормально.

– Ага, на ультразвук, значит что-то там не то. Ну, ничего. Нормально – так нормально.

Они молча пошли к машине, светило солнце, и хотя было холодновато, на деревьях распустились крупные белые и розовые цветы. Да, и у них за балконом уже цвела дикая вишня. Все было хорошо. Вообще все! И Лида с Олегом переехали и со здоровьем было пока еще ничего, и лето предстояло со спектаклями для детей и даже Анина потеря веса воспринималась им как что-то отличное. Ну что за страхи в самом деле. Чуть что – психуют, даже стыдно.

Поехали в магазин и Аня с удовольствием купила себе новую одежду на целых два размера меньше, чем еще несколько месяцев назад. Примеряла и смотрела на себя в зеркало без привычного отвращения. Ей все казалось, что ребята ей скажут о похудении, о том, как классно она выглядит, но никто ничего не сказал, не заметили. Ну, правильно, что на мать смотреть! Их за это даже осуждать трудно.

Аня с Лидой, которая этим летом пообещала ей тоже включиться в репетиции, наметили репертуар: инсценировка перевода Маршака 'Королевский бутерброд' и музыкальные номера. Аней овладел приступ энергии, она стала учить стишок с маленьким пятилетним Яшей, справедливо полагая, что он самое 'слабое звено' в их труппе. Она учила с ним кусочки текста, но больше пока ничего не делалось. 'Что Лидка-то ничего не начала делать? Что она ждет?' Аня начинала злиться. Она всегда была человеком действия: решила делать – делала, а вот … другие. Они почему-то откладывали то, что обещали, в долгий ящик, надеясь, что успеется.

Аня Лиду своим нетерпением немного раздражала. Делать ей ничего не хотелось, творческого зуда не было, и Лида спокойно ждала хотя бы незначительного вдохновения, которое всегда к ней приходило в последнюю минуту. Пока летние мероприятия со спектаклем вовсе не были для нее приоритетом. 'Все-таки мать как была, так и остается учительницей. Суетится, и всех хочет заставить суетиться. Бежит впереди паровоза, а зачем? Все будет, но вовсе необязательно в том темпе, в котором она хочет' – думала Лида, спокойно занимаясь своими делами. Она прекрасно видела, что мать хочет побыстрее начать репетировать, 'гореть' и руководить, хотя … может руководить она и не хочет, надеется, что она, Лида, все возьмет на себя. Но, это зря. С другой стороны Лида понимала, что мать ни в коем случае нельзя вслух укорять в излишней активности. Она обязательно полезет в бутылку, причем сделает это не в открытой, бурной форме, а молчком, станет холодна, отстраненна, перестанет проявлять любую инициативу, в общем сумеет дать понять, что она 'надулась'. Мать умела так делать.

Если Лиду немного раздражала мамина 'учительская' жилка, то было нечто, за что она ее очень уважала: мать умела взять себя в руки, практически по любому поводу. Сейчас она интенсивно тренировалась на тредмиле и сидела на строжайшей диете. Результаты превзошли все ожидания: мать было не узнать! Подобралась, подсохла, стала подвижней … какая молодец, вот если бы не ее бьющий через край энтузиазм насчет 'эстетического воспитания' детей… Стало уже трудно сопротивляться этому вихрю. Почему-то вспоминалась мамина деятельность как классного руководителя. А может это было хорошо, некоторые вещи не меняются. Мама – действительно творческий и энергичный человек, лидер. Это она, Лида – ленива. Что тут сделаешь. Сделать было можно, только Лида не хотела. Интересно, а Катька замечает что-нибудь в матери новое.

Начались каникулы. Была уже середина июня. Самое чудесное время, свежая зелень, тепло, но не жарко. Они все пришли к родителям на террасу. Мама приготовила летнюю закуску, мясо отец жарил на гриле, был фруктовый торт. Лида, наслаждаясь покоем, вовсе не спешила помогать:

– Кать, ты заметила, как мама похудела?

– Похудела? Я не вижу. Мама – как мама.

– Кать, ну ты даешь! Еще как похудела. От нее половина осталась. Она уже почти такая, как мы с тобой. Нет?