«Он улыбается», – прокомментировал женский голос гримасу инопланетянина.

– Значит, вы бессмертны? – спросил Владимир.

– Не вполне, – ответил Демосфен, – Я не могу умереть от старости или болезни. Но меня по-прежнему можно убить. Хотя мало что во Вселенной меня убить может.

– А я?

«Я такое не переведу».

Владимир перефразировал:

– Бессмертна вся ваша раса? Или это медицинское достижение?

– Медицинское, – ответил инопланетянин, – Старение – это эволюционный механизм для отбора более выигрышных генетических линий. Когда вид достигает в каком-то смысле совершенства – то этот механизм становится не нужен. Все разумные виды побеждают старость – кто-то технически, кто-то физически. И так же по-разному они пользуются бессмертием – одни бросают все силы на экспансию, другие сводят рождаемость к нулю и самосовершенствуются. Хотя каждая раса выбирает путь немножко отличный от других.

Демосфен на секунду умолк.

– Ваша подруга-переводчик торопит меня, – сказал инопланетянин, – Говорит, что вы вот-вот лопните от любопытства.

– Так точно.

– Ну и напрасно. Я же уже ответил. Вы тоже теперь в некотором роде бессмертны. Вам отменили программу старения, едва вы оказались на моем корабле.

– Спасибо, – сказал человек.

Инопланетянин махнул рукой.

– Не за что, – сказал он, – Мало того, что это делается автоматически, так еще и сугубо для моего удобства. Мне бы не хотелось каждые пятьдесят лет летать на вашу планету и выбирать там нового представителя. Путешествие занимает считанные минуты, но порядочно выматывает.

– Кого вы выбрали на Земле? – не понял Владимир.

– Конечно же! Прошу прощения! Я же до сих пор не сказал! Я был бы весьма благодарен, если бы вы приняли предложение стать представителем своей планеты в Галактическом совете.

Землянин сглотнул.

– А бессмертие – это аванс?

Инопланетянин помолчал.

– Никогда не рассматривал это с такой точки зрения, но если хотите – пусть так. Так вы согласны?

Землянин хмыкнул. Как будто может быть иной ответ, кроме «Конечно, да! Где расписаться?»

***

Дальняя стена гигантского помещения, похожего на стадион, поблекла, стала почти прозрачной. И через такую не до конца исчезнувшую стену начали входить люди.

Не люди, конечно – а инопланетяне.

Кого тут только нет!

Гигантские змеи с четырьмя парами коротких ручонок. Тонконогие, похожие на богомолов, создания. Массивные кентавры с телом бегемота, хотя туловище не вполне человеческое – только его напоминает, да и торчит гуманоидное туловище не там, где у бегемота была бы голова – а в районе задницы.

«Чего только не бывает!»

В метре над полом парили прозрачные стеклянные и непроницаемые металлические цилиндры – самых разных размеров: совсем крохотные и в два человеческих роста.

«Кто без скафандра, тот может дышать кислородом?» – мысленно спросил Владимир у переводчицы.

«Почему вы так решили? В цилиндрах те, кому требуется жидкая среда и определенное освещение, – сказала девушка и тут уже продолжила, – А! Вы думаете, что тоже дышите кислородом?»

«А разве нет?»

«Конечно, нет. То есть – да. Но не сейчас. Кислородная среда была только в стерильной комнате, где вы очнулись».

«Чем же я дышу?»

«Владимир, мы можем обсудить это позже, – сказала девушка, – сейчас начнется заседание. Его принято слушать».

***

– Слово предоставляется Председателю Совета!

Владимир краем глаза заметил, как подобрался Демосфен. Тонкие ручонки замерли на уровне отсутствующего пупка, плечи горбуна как могли встали прямо.

– Вы Председатель? – спросил человек.

– Это почетное звание, – отозвался инопланетянин, – Функции, как у ваших телеведущих. А власти нет никакой.

«Ну-ну», – подумал Владимир.

«Что это за эмоция? Что вы сейчас почувствовали?» – спросил женский голос.

Человек нахмурился.

В огромный зал, размером больше стадиона «Олимпийский», по узкому проходу спускался серый горбатый и безногий человечек. Трибуны, забитые самыми разными существами, по мере приближения Демосфена умолкали и успокаивались.

Никакой власти. Ну да.

«Что такое «недоверие»? – спросила невидимая переводчица.

Владимир следил за удаляющейся серой фигуркой.

«Я серьезно, – повторила девушка. – Я не могу понять. Я копаюсь в ваших воспоминаниях, но не могу понять».

Человек вспомнил Дрезден.

На улице разъяренная толпа. В руках железные прутья и камни.

Телефон с дисковым набором.

Владимир говорил официально, но сводилось все к одному:

– Нам нужна помощь!

Но в ответ тягостная тишина и вздох.

– Москва молчит!

«Не верить», – прозвучал в голове женский голос, – Что такое «не верить»? Я не понимаю. Хотите, спрошу наоборот – Что такое «верить»? Подумайте об этом, пожалуйста».

И снова в памяти звучит голос, измененный динамиком телефона:

– Москва молчит!

«Верить – это доверять кому-то. Доверять тому, что тебе говорят. Верить, что мысли человека не расходятся с его делами. Что ты можешь доверять его суждениям. Пока ты молод, верить очень просто. Но время идет и ты остаешься один. Находятся те, кто говорит: Верь мне! Но обычно это прелюдия ко лжи».

Серокожий горбун спустился к трибуне докладчика. Шум утих.

«Я никому не верю, – подумал Владимир, – Разве что моей собаке».

Демосфен начал махать руками.

«Он начал выступление?»

«Конечно».

«А почему без микрофона?»

«Потому что я перевожу его речь каждому слушателю. А трансляция его, как вы выражаетесь, «бульканья» только бы отвлекала».

«А почему мне не переводите?»

«Это пока приветствие, – ответила девушка, – Оно довольно долгое. Я успею вам кое-кто объяснить».

Человек напрягся.

«Нет, ничего страшного, – заверила переводчица, – Но это ключевая особенность Галактики. Вы рискуете попасть впросак».

Владимир следил за происходящим в огромном зале, но приготовился внимательно слушать собеседницу. Она пока единственный источник информации.

«Как думаете, если Демосфен спросит вас о чем-то, и вы ему соврете – что сделаю я?» – спросила девушка.

«Хотите сказать, что вы увидите, что я вру?»

«Так точно, – по-военному отозвалась переводчица, – Меня создали с определенными алгоритмами, если хотите, с законами – наподобие физических законов. Основное условие моего существования – мне запрещено вмешиваться в жизнь разумных существ, помогать, мешать, вставать на чью-либо сторону».

Очень интересно.

«Второй закон моего существования, – продолжала девушка, – Я должна помогать всем цивилизациям понять друг друга. Напрямую Создатель не велел мне переводить чью бы то ни было речь. Он велел помогать понять друг друга. Поэтому если вдруг вы кому-то соврете, то я посчитаю, что вы ошиблись и так как я у вас в голове и знаю истинную информацию, то я вашими устами скажу правду».

Человек сглотнул.

«Вас это шокирует».

Владимир невольно кивнул.

Пятнадцать лет назад его оставили в Дрездене один на один с разгневанной толпой, и он позвонил в воинскую часть.

– Нам нужна помощь!

Но вместо «Москва молчит», он бы услышал другое:

– Я боюсь рисковать своей жопой. Мало ли как повернется. Пусть кто-то другой решает. Какого хрена вообще! У меня сегодня должен был быть выходной! Меня сорвали с дачи!

Вот так вот.

На что была бы похожа политика?

И кому вообще нужна политика, если нельзя врать?

Тогда же в Дрездене.

Страна его бросила.

Начальник – полковник КГБ, хватаясь за сердце, сбежал домой.

Так же поступили все сотрудники «штази», немецкой разведки. Когда туда явилась толпа, сотрудники распахнули двери и убрались с дороги.

В раскрытые окна летели бумаги с грифом «совершенно секретно». Пароли и явки. Работа нескольких десятилетий вылетала в трубу.