После таких яростных битв вся квартира была усеяна трупами солдат и пушками. Лошади кавалеристов паслись обычно где-нибудь под диваном. Мама велела немедленно все убрать и не давала Ромке насладиться полем битвы.
Я перевязывала солдатам раны носовым платком. Ужас, сколько носовых платков уходило! Я разрывала их на веревочки и обматывала каждого солдатика с гордостью настоящего военного врача, а затем укладывала их в коробку до следующей войны. Мама не могла понять, что творится с нашими платками: каждую неделю ей приходилось шить нам с Ромкой новые носовые платки. Эти маленькие платочки были для нее важнее всего на свете, она ни за что не желала отпускать нас на улицу, не рассовав нам по карманам носовые платки. Мамина уверенность в ценности носовых платков передалась и нам с Ромкой. Мы заворачивали в них секретики и закапывали во дворе, правда, потом забывали, где что закопано.
У Ромки были солдатики, а у меня куклы – всего четыре. Самую большую звали Надежда. У нее были зеленые глаза и глупое выражение лица и одна нога была короче другой и все время отваливалась. Целых три дня после того, как мне ее подарили, ноги у нее были нормальные, но однажды, когда я сажала ее на стул, одна нога сломалась. Я ревела до вечера, благо папы не было дома – он терпеть не мог всяких слез и рыданий, особенно моего рева не выносил. Вот Ромка, тот умел плакать почти бесшумно, только всхлипывал, как паровоз, а я всегда ревела. Катька меня дразнила: “Рева-корова!” Ну, вот и тогда тоже ревела, а когда Паулина Ричардовна задремала, Ромка побежал на помойку, она на соседней улице, через несколько минут вернулся с кукольной ногой. Он каким-то чудом умудрился припаять эту ногу к моей кукле, но нога оказалась немного великовата.
А другая моя кукла была совсем лысая, у нее на голове торчало несколько зеленых прядей волос. Раньше волосы были коричневые, но мы с Ромкой их покрасили. Ромка изобрел специальную краску для волос. Взял папин шампунь, мыльную пену, добавил немного зубного порошка, растворенный в касторке аспирин, конторский клей, соль и зеленую краску для покраски забора. Ах да, и чайную ложку домашней горячительной настойки, которую папа принимает по воскресеньям перед обедом. Волосы у куклы стали зеленоватые с каким-то непонятным оттенком. Ванна тоже позеленела, и кафельная плитка покрылась зелеными пятнами, и полотенце, которым мы куклу вытирали, стало зеленым и противным, Ромка тоже весь перемазался. А у меня руки зеленые были два дня, зато мама купила мне перчатки, кружевные, специально для дам.
А другие мои две куклы были совсем одинаковые, в сарафанах, а волосы у них были седые, как у бабушек, и больше напоминали какую-то мочалку, чем волосы, а росли они прямо изо лба, поэтому заплетать их невозможно было. А я любила куклам всякие прически делать и расчесывать. Но когда я их расчесывала, у них почему-то волосы выпадали.
Еще я любила кукол переодевать, но настоящей кукольной одежды у меня не было. Я напяливала на Надежду свои старые платья и Катькины. У меня было много платьев. Мама все время жаловалась, что я быстро росла, не по дням, а по часам. А Ромка, наоборот, рос очень медленно. Он где-то услышал, что, чтобы вырасти, нужно в шкафу вниз головой висеть. Вот он и висел иногда, до тех пор, пока мама один раз его не застукала за этим делом. Взрослые же думали, чтобы дети росли, надо их хорошо и много кормить всякой полезной едой, особенно супом и мясными котлетами, а мы с Ромкой больше любили пирожные с кремом и торт “Наполеон”, ну и, конечно, шоколадные конфеты “Мишка”. Но игрушки мы любили больше, те, которых у нас не было.
Еще у нас с Ромкой был какой-то странный зверь, рыжий и выцветший, не то плюшевый, не то поролоновый, набитый непонятно чем. В магазине думали, что это тигр, но где же они видели тигра без полосок и с обрубком вместо хвоста? “Взрослые любят морочить голову детям и вешать им лапшу на уши”, – сказал Ромка, когда немного подрос.
Лапы у зверя были короткие и торчали на все четыре стороны, а голова оказалась для него слишком тяжелой и большой, все время перевешивалась набок и несколько раз отваливалась. Тогда соседка Паулина Ричардовна ее пришивала черными нитками, самыми крепкими, но потом голова все равно снова отпадывала.
Сам зверь был весь какой-то плоский и твердый, с петлей на голове. Его полагалось за эту петлю привешивать на стенку, чтобы он висел и отпугивал воров. Но нам с Ромкой этого совсем не надо было, да и зверь сам не очень-то хотел висеть.
Мы всегда брали зверя с собой на прогулку. Я несла его за петельку, зверь скакал по ступенькам, болтая лапами и стукаясь носом, когда мы поднимались. По улицам он тащился за мной следом почти совсем как живой, шлепая по лужам и собирая на себя всю грязь. Мама всегда очень сердилась на зверя и на нас тоже за то, что мы все время таскали его за собой по улицам, пугая им прохожих.
Кроме зверя, у нас были кубики, такие, из которых картинки составляют, всяких там зайцев да ежиков. Но из наших с Ромкой кубиков никаких зайцев составить было уже нельзя, такие они истрепанные. Мы из этих кубиков – их много-много было, целый ящик – строили башни, высокие, иногда даже целые крепости. Ромка строил всякие форты для своих солдатиков. Один форт возле кровати, другой у самой двери. Потом он открывал огонь – хватал все, что попадало ему под руку, и швырял то в один форт, то в другой, руководя сначала армией у кровати, потом армией у двери. Форты с грохотом рушились, и здорово доставалось тому, кто случайно заглядывал в этот момент в детскую.
Моя же тактика игры в кубики была более миролюбивая: я просто ставила один кубик на другой до тех пор, пока на ковре посреди детской не вырастала высоченная башня, готовая рухнуть на меня при любом сквозняке. Полюбовавшись на мою башню, Ромка обычно хватал самый нижний кубик, и башня с чудовищным грохотом превращалась в руины. Это было неописуемо здорово, даже пол содрогался, а на блестящие локоны француза Луи сыпалась штукатурка.
Мы с Ромкой очень любили в разные игры играть, в прятки да прыгалки там всякие. У нас было много игр, которое мы даже сами придумывали. Вот, например, когда мы первый раз побывали в ресторане, то потом дома играли в ресторан. Я напяливала на себя мамино вечернее платье с блестками, большую шляпу с перьями, которая постоянно съезжала мне на нос, брала мамин веер с кружевами, выливала себе за шиворот полфлакона духов, обвешивалась мамиными драгоценностями, шествовала при всем параде в прихожую, затем обратно в гостиную, утопая в длиннющем платье, которое волочилось за мной, как шлейф королевы. Еле переступая ногами в маминых туфлях на высоких каблуках, раскачиваясь на них из стороны в сторону, будто испортившийся маятник в грозу, я взгромождалась за стол с важным видом настоящей дамы, изо всех сил размахивая веером и высоко задирая голову, пытаясь носом передвинуть непослушную шляпу на затылок.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.