Выйдя из автобуса, мы выкинули пустые бутылки, бутылки наполненные мочой и направились в платный туалет: десять рублей за одно пользование. Время было сумеречное.

«Немного несправедливо брать одну плату за пользование “по-маленькому” и “по-большому”. Могли хотя бы скинуть рублей пять, тогда бы и ссалось не так озабоченно», – сказал Макс, выйдя из туалета. Мы посмеялись и покритиковали всю капиталическую систему, вплоть до того, что Макс изверг из своего рта такую штуку: «Такие как эта старушка (которая брала плату за пользование туалетом), в конечном итоге и становятся миллионерами». Потом узнали номер местного такси и направились по указанному адресу.

Каменск-Уральский – небольшой город, но всё-таки Город. Проезжая его улицы, я нашёл аналогию в наших окраинах – давно застоявшихся и редко изменяющих вид обочинах городской цивилизации. Притом Каменск (как его принято называть местными) являлся таким весь. Я бы назвал этот город дитём Екатеринбурга, его демо-версией, говоря на современный лад. Обычный провинциальный городишка, напоминающий разросшийся посёлок городского типа.

Мы ввалились к Кристине домой пьяные и в ужасно нестабильном состоянии – в предпраздничном и торжественном. У неё дома были родители, что НАС немного обеспокоило. Мы их вообще не сразу заметили; только спустя трёх десятков режущих непривыкшие уши матерных слов, во время того как я начал приставать к Кристине, в дверях между гостиной и коридором появился её отец. Он был вытянутый и худой, с сединой на висках, в классических очках и официально одет. Я обнимал Кристину, или она меня держала; Максим матерился, осматривая свою куртку, потому что пьяный упал и порвал её, а ещё ко всему прочему потерял телефон; Гена допивал остатки дешёвого джина. Её отец посмотрел на нас странно осуждающе и обратился к Кристине:

– Крис, кто эти люди?

– А разве вы не знали, – икая начал говорить Гена, – что говорить о присутствующих в третьем лице – правило дурного тона?

Отец Кристины уставился на Гену; Кристина уставилась на отца и перешла из положения «интимные объятия со мной» в положение «невинная и виноватая». Гена смотрел косоглазыми от беспредельного количества выпивки глазами, с глупой неуместной улыбкой.

– Ты сейчас в моём доме и в моём доме я буду делать так, – Кристинин отец начал подходить ближе к Гене, – как захочу. – Он уставил указательный палец в десяти сантиметрах от лица Гены.

– Указывать пальцем на человека вообще-то тоже неку… неку-льту-рно, – еле выговорил Гена.

– Слышь, мальчик… щенок!.. – уже громко начал отец Кристины, – а ну вышел из моего дома! – И уже обратившись ко мне с Максом: – и вы тоже!

– Вы слишком грубы, отец, – начал Гена. – Мы, конечно, извиняемся… э-э-э… но это не повод, чтобы поднимать голос – все мы люди.

– Мне!.. – громко вскрикнул отец Кристины, но тут же перешёл на шёпот, – насрать на тебя и твоих дружков. Покиньте, пожалуйста, помещение.

– Пап, ну пусть они останутся, – начала говорить Кристина. – Я их сама позвала…

– Крис, у нас гости, – начал её отец, – куда я их дену? – неожиданно перейдя от ненависти к удовлетворению Кристининых слов. Она, видимо, была избалованным ребёнком, если бы было по-другому, тогда её отец непременно должен был наорать на неё и выкинуть нас в подъезд. В общем, всё вышло странно для конечного результата сего конфликта: мы разделись, разулись и нам разрешили пройти в комнату Кристины, условившись с её отцом: «Ни звука от вас чтобы не было слышно».

Комната у Кристины была большая и мы все комфортно расположились. Я упал на мягкую и нежную, как кожа Кристины, кровать; Гена сел за письменный стол и включил компьютер; Макс рухнул на пол и закрыл глаза. Кристина стояла в начале комнаты и смотрела на то, как мы хозяйничаем. Абсолютно никакой культуры, при полноценном её знании, в теории.

– Только тише, ребята, – сказала Кристина и закрыла дверь, потом подошла ко мне и осудительно сказала: – Вы могли хоть не напиваться, потерпеть?

Я молчал и лежал с закрытыми глазами. Я чувствовал, что она смотрит на меня и ждёт ответа на свой вопрос. Кристина решила, что я сплю, и притронулась к моему плечу в надежде разбудить меня. Как только она притронулась ко мне, я схватил её руку, повалил её на кровать и вцепился губами в её губы. Она не сопротивлялась, но спустя пару минут сказала:

– Хватит. Вдруг войдёт мой отец.

– Пусть присоединяется, – не подумав, сказал я, а потом только понял сказанное. Вырвалось невзначай, как-то рефлекторно.

– Дурак, – сказала Кристина непонятно в каком тоне. То ли это был такой тон, типа «ха-ха, какой ты остроумный пошляк», то ли типа «это глупо и совсем не смешно».

Как-то меня «прижало» и я помчался в туалет справить нужду. Будучи один на один с унитазом, тотчас я вспомнил про Гену. «А где Гена?» – сказал я вслух.

Когда я сделал все дела в отведённом месте, выйдя в коридор, я услышал знакомый голос, среди прочих, доносившийся из гостиной. Я пошёл на его зов и прислушался к такому диалогу:

– Ты славный парень, – говорил отец Кристины, по голосу пьяный

– Да вы тоже… – пытался поддержать разговор Гена.

– Просто, понимаешь, Крис… она… она у меня единственная, драгоценная, мой маленький алмазик… – продолжал отец Кристины.

– Да, я понимаю.

– Береги её. Я вижу, как ты на неё смотришь: это неподдельная страсть блеском отдаётся… прям так… понимаешь… Я на её мать – Людку – так же смотрел, царствие ей небесное…

Я слушал их разговор и не воспринял данную информацию всерьёз – обычный пьяный угар. Гена, однако, ничего не сказал в ответ.

– Давай выпьем за неё, – сказал отец Кристины.

Они выпили.

– Слушай, мы сейчас собираемся уходить. Я вижу, вы парни хорошие, хотя сначала показались мне, по правде говоря, дебилами, – сказал отец Кристины и посмеялся. – Ну ладно, мы друг друга поняли. Поняли?

– Да-да, – кротко отвечал Гена.

Спустя полчаса квартира оказалась в полном нашем распоряжении. В миг сюда сбежалось как минимум по десять представителей обоих полов; алкоголь и наркотики естественно пришли вместе с ними.

Уже потом, в самый разгар празднества, под звуки всеобъемлющей вакхической песни, я падал вниз на ковёр, примерно так же как тянулся вверх – только вниз. Я упал и не решался встать; вокруг всё кружилось. Послышалось приближение ступней.

– Ты в порядке? – спросил Гена.

– Нет, – сказал я. – Как ты думаешь, мы правильно живём? – Я смотрел в потолок и задавался этим вопросом.

– Да правильно всё, ты чего? – сказал Гена и хлопнул меня по плечу.

– Представь такую ситуацию. Русского парня усыновили арабы, к тому же мусульмане. Позволь этой фантазии достигнуть головных долей мозга, осознать всю полноту. Представь детство этого парня: как он ходит в мечеть с родителями, как он молится на коленях и возглашает «Аллах Акбар», как он читает Коран, как у него постепенно рождается ненависть к инаковерующим – христианам, язычникам, атеистам и прочим. Теперь представь его юность: вокруг такие же фанатики, кругом арабский диалект и мусульманские нравы, и всё молитвы, молитвы, чтение Корана и бесконечная ненависть к неверующим. Кем он станет? Русским ли он будет? Будет ли он видеть мир правильно? Что будет для него правильное? Что вообще значит: видеть мир правильно? Подумай и скажи мне.

– Не знаю, – сказал Гена и прилёг рядом со мной. – Тут нужно пораздумать.

– Я вот представил, что было бы, если я попал в такую семью.

– Ну, это ты уже начал загоняться, друг. Могло быть, что угодно. Да сейчас на нас может астероид упасть и расхреначить весь дом к чёртовой матери. Стоит задаваться вопросами, но не сходить с ума.

– Может ты прав. Всё-таки, что нас делает нами?

– Мы… – сказал Гена. – Только мы. Всё остальное – фигня.

– Но как же тот парень, о котором я тебе рассказал?

– Просто ему не повезло.

«Просто ему не повезло… и он стал не собой», – так я довёл до конца Генин ответ.

Мы лежали на полу посередине комнаты и смотрели в потолок. Уже не говорили друг с другом, и каждый задумался о своём. Вокруг происходил праздник: громкая музыка, полный дом далеко нетрезвых людей и наш диалог с Геной, – этим мне запомнился тот Новый Год…