— Боже, как жаль, что у тебя здесь так мало зрителей! — издевательски восклицает Куин, упрямо шагая за мной следом. — Всего лишь я, но я готов аплодировать тебе стоя, свистеть и бросать цветы. Какой чудесный душещипательный монолог, я чуть не прослезился. Умеешь ты волновать парней, Даяна. Скажи мне, куда ты всё-таки чешешь?

— На озеро! Потому что каждая уважающая себя женщина моется перед сном! — огрызаюсь я, не оборачиваясь.

— Надо же, не знал, что ко всему прочему ты ещё и морж! Горжусь тобой, куколка! Вода в озере сейчас градусов пятнадцать, но я буду морально поддерживать тебя, стоя на берегу. Вот только ты свернула немного не туда и гордо топаешь сейчас в сторону Атлантического океана. Там тоже можно, конечно, помыться перед сном, но идти дольше.

Замираю на месте. Кровь уже шумит в ушах, потому что в душе бушуют шторма и пылают ураганы, пальцы подрагивают, хочется то ли рычать, то ли реветь, а ему, видите ли, смешно. Ха-ха, как нам весело!

— Прибью! …На фиг! — резко поворачиваюсь к нему.

— Если догонишь, — показывает он мне свои белые ровные зубы. — Эй, камни с земли поднимать не обязательно! — раз шансов его треснуть у меня мало, буду бросать в него булыжники. — Я тебе уже предлагал способ купания! — отскакивает в сторону Куин.

— Не буду я мокнуть в этой деревянной лохани, в которой ещё конюх Генриха восьмого жопу свою мыл!

— Да что ж тебе всё не нравится?! Они все её обидели, а я теперь крайний. Конюх Генриха восьмого тоже в чём-то перед тобой виноват? Ай! — с диким рычанием я, наконец, попала ему по ноге. — Я затоплю печь, принесу и нагрею для тебя воды. Ты зажжёшь и расставишь свечи, и в такой романтической обстановке осчастливишь несчастное корыто. В доме приятно запахнет шампунем, а я буду бороться с искушением утопить тебя в этих двух вёдрах воды. Потом мы поужинаем и ляжем спать. Всё ведь хорошо! — Куин уже улыбается через раз, я его всё-таки вывела из себя. Я это умею.

— Но там одна кровать, умник, — сузив глаза, пилю его убийственным взглядом.

— Ну и что с того, теплее будет спать. Думаешь, буду лапать твои мягкие места? Да как я могу, тебе же не до парней, ты на тропе войны.

— Ты невыносимый!

— Ты тоже, знаешь ли, не подарок! Пойдём обратно или будем наслаждаться видами?

— Иди, а я пойду за тобой, — и это только первый день. Какие несколько месяцев??! Да мы за три дня друг друга поубиваем!

— Э нет, я не хочу, чтобы ты шла сзади и что-то бормотала мне в спину. Начитается стремных книжек, а потом думай откуда столько проблем. Мало ли, что ты там за заклинания шепчешь. Иди первой! Я хотя бы успокоюсь, разглядывая твою задницу.

Поражая меня, Куин всё-таки сдержал своё слово. И через полтора часа деревянное корыто уже соблазняет меня горячей водой, по всему дому расставлены свечи, придавая таинственность этой дикой романтике. Куин с деловитым видом якобы принялся что-то соображать на ужин, а я, оголившись, с наслаждением погрузилась в воду, пытаясь представить, как в старые времена людям давались эти банные процедуры в деревянном корыте.

Но у этого прохвоста хватает наглости наблюдать, поглядывать на меня, бросать заинтересованные взгляды, беззастенчиво рассматривая. Не поворачиваясь в сторону Куина я эти взгляды чувствую кожей, как они скользят по моей шее, описывают грудь, цепляясь за соски, как они поднимаются к плечам и перескакивают на ноги, которые я пытаюсь намылить. Да уж, но он и сам признался, что не джентльмен. Не знаю, во что я вляпалась и как я из этого выкручусь, но сейчас мне действительно не до парней, не до флирта и сексуальных игр. Вот только как мне сохранить между нами дистанцию?

— Спинку потереть? — подаёт голос Куин, выглядывая из кухни.

— Ты очень любезен, но я уже сама справилась. Не стыдно подглядывать?

— Ни капли, — пожимая плечами, смеётся он. — Тогда позвольте отужинать, ваше гордое высочество. Ужин у нас скромный, но от души. Надеюсь, с моей стороны не будет слишком большой наглостью предложить тебе бутерброды, — он конечно же иронизировал и немного злился.

— Спасибо, — усевшись за стол, прошептала я. — Надеюсь, с моей стороны не слишком нагло сесть за стол, завернувшись в полотенце? Знаешь, я бы хотела сразу перейти к той части, где мы друзья навеки, без всяких претензий и ожиданий. Я говорю тебе спасибо не за бутерброды, Куин, вернее не только за них, а за всё, что ты для меня сделал.

— Надо же, как тебя горячая вода расслабила, — ворчит он.

— Не обязательно быть джентльменом, чтобы быть хорошим человеком. Тебе удивительным образом удалось совместить в себе негодяя и классного парня, эдакий экзотический коктейль. Эх, я бы сейчас выпила. Жаль нельзя.

— Даяна, ты хочешь сохранить этого ребёнка, чтобы потом уничтожить докторов шарлатанов или потому что это ребёнок Дамира и у тебя есть надежда, что однажды он бросит всё ради тебя и малыша? — вдруг резко меняет тему и свой тон Куин.

— Не хочу я, чтобы теперь Дамир всё бросал ради меня. Нет уж, пусть ходит тенью за свой баронессой и подтирает за ней желчь. Ничего я больше от него требовать не буду. Гордость не позволит просить у него что-то даже ради ребёнка. Я, конечно, постараюсь сделать так, чтобы эту клинику высокооплачиваемых шарлатанов с позором закрыли, но я хочу сохранить ребёнка не ради какой-то цели, а потому что он мой. У меня даже мысли не возникало избавиться от него.

— А вот я уверен, что твоё глубокое сокровенное другого мнения. Возможно, ты хочешь насолить Дамиру. Мол, смотри, у меня твой ребёнок, но я тебе его не отдам, потому что я его родная мать, а ты теперь сиди и кусай локти, что не дал мне тогда сказать о главном, не нашёл время послушать. Как всё-таки люди, особенно женщины, любят усложнять себе жизнь.

— Как всё-таки некоторое любят совать свой нос не в своё дело! Чем займёмся завтра? Будем плести венки, собирать хворост, медитировать, выть, следить за личной жизнью рыжих муравьёв? Что можно такое придумать, чтобы не сойти с ума?

— Мои идеи тебе вряд ли понравятся, — хмыкнул Куин. — Поэтому будем изображать из себя приличных людей. Я буду заниматься мелким ремонтом, а ты будешь читать свои книги. Через несколько дней съездим в ближайший посёлок, полюбуемся на людей, накупим газет и журналов. Можем постигнуть искусство оригами. А когда ты будешь надоедать мне особенно сильно, я буду уходить на озеро ловить рыбу. Пару месяцев продержимся. Потом нам подготовят фальшивые документы и маленький домик в потерянном во времени Гранарде. Будем изображать из себя семейную пару, ожидающую пополнения. Познакомимся с соседями, станет веселее. Может быть, ты ко мне подобреешь и приласкаешь разочек. Но, если эти условия кажутся тебе невыносимыми, ты можешь вернуться в Лондон хоть завтра.

— Я не слабачка, выдержу и всё это как-нибудь переживу, теша себя мыслью, что это не навсегда. И нечего так ухмыляться! Я, может быть, даже сильнее, чем ты!

- Я не спорю, я восхищаюсь! — лыбится он.

Узкая, скрипучая и жёсткая кровать — ещё то испытание, которая уже через пятнадцать минут заставляет усомниться в собственной выносливости. Особенно, когда под боком лежит Куин. Лежит и не шевелится, но я точно знаю, что он не спит. От его дыхания у меня шевелятся волосы на затылке и покалывают позвонки от этой пикантно-будоражащей и нагнетающей атмосферу ситуации.

— Я подожду, — вдруг тихо шепчет он мне в ухо. — Время на моей стороне.

Дамир

«Не вам меня судить, не вам навязывать мне свои условия. Дети и души не продаются. Я пыталась, боролась, надеялась, но теперь я ухожу. Встретимся в следующей жизни»

Я перечитал эту записку, найденную в её больничном халате на берегу Темзы, раз десять. Пока у меня не начло сводить судорогой пальцы, а буквы не начали расплываться перед глазами. Я ничего не понимаю! У меня не вмещается это в голове, а душу рвёт отчаянье и злость! Как она могла так поступить?! Убить себя и моего ребёнка?! Я ведь обещал ей приехать утром и выслушать! Почему она так со мной, за что?! Ведь в клинике уверяют, что Даяна была психически здорова. Тогда почему психически здоровая девушка полезла в реку? …Но где-то в глубине подсознания меня свербит мысль, что это я виноват. Что если бы я плюнул на всё, на полицию, взявшуюся вести дело по ограблению нашего банка, на стонущую Линду под капельницей, на перепуганных менеджеров и кассиров, которых я решил допросить лично, закрыл бы глаза на весь этот дурдом и поехал тогда к ней в клинику — ничего бы этого не случилось. И водолазы сейчас бы не прочёсывали дно реки в поиске её тела, а я не стоял бы столбом на берегу тоже мечтая утопиться, потому что я дико от всего этого устал. Я не в состоянии сделать шаг, не в состоянии вернуться в особняк и не дай бог встретить там Линду, я даже не в состоянии сейчас думать. Мне кажется, что я рассыпаюсь на куски, на обрывки мыслей, на атомы, и пока я не потухну окончательно у меня перед глазами будет стоять лицо Даяны.