— Вот и умничка, — чуть ослабил хватку, выпрямился, увлекая меня за собой и развернул к себе лицом. — Хочу минет, ты ведь справишься с этим? — он, по-прежнему удерживая мои руки за спиной, дёрнул блузку, от чего пуговицы разлетелись, а я попыталась отстраниться, отворачиваясь от него, чтобы он не заметил брезгливости на моем лице.

— Арсений Иванович, можно же было попросить, и я бы сама разделась, — стараюсь говорить спокойно, а внутри меня всю трясёт. Я в ужасе, и я до сих пор не знаю, что делать.

— Сеня, можно просто Сеня, — не отрываясь, смотрит на мою грудь, и меня начинает тошнить с новой силой.

— Пустите, — шепчу и плотно сжимаю губы, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Он, на удивление, тут же меня отпускает, испуганно глядя на моё наверняка позеленевшее лицо. Ладонью сжимая рот, выбегаю из кабинета.

Запираюсь в туалете и склоняюсь над унитазом, где меня выворачивает наизнанку. Умываюсь холодной рукой, смывая косметику, и вытираю лицо салфетками, а потом ещё долгое время стою, прислушиваясь к звукам снаружи, в кабинке туалета.

Тошнота отступила, но на меня накатила такая слабость, что я еле держалась на ногах. Застегнула несколько пуговиц, оставшихся болтаться на блузе, и завязала узел на талии. Нужно добраться до приёмной, где остался мой пиджак и сумка.

Собрала все силы в кулак и покинула туалет. Тенью добираюсь до своего стола и, накинув пиджак и схватив сумку, так же тихо покидаю офис.

По дороге домой в сумке звонит телефон, и я с ужасом беру его в руки. Мама. Не самое лучшее время для разговора с ней, но я всё равно беру трубку.

— Оля, и как это понимать? — начинает разговор с претензий. Не этого я ждала, хотелось услышать родной успокаивающий голос, но это не про мою маму. — Почему о том, что ты переехала я узнаю от зятя, а не от родной дочери?

— Мам, я тебе потом все объясню, — устало отвечаю, надеясь как можно быстрее свернуть разговор.

— Когда потом? — спрашивает, а я не нахожу, что ответить, молчу, и она продолжает: — Значит, так. Сейчас ты берёшь такси и приезжаешь ко мне. А, хотя, какое такси. На что ты, кстати, живёшь?

— Я работаю.

— Работаешь? — спрашивает так, как будто я признаюсь ей в воровстве. — Боже мой, что ты творишь? Почему ты меня не послушала и не поговорила с Лешей? Он, между прочим, волнуется за тебя и совсем не против с тобой встретиться.

— Давай, не будем об этом, — прерываю её раздражённо. — Я перезвоню тебе, — и кладу трубку.

Телефон звонит снова, и я уже готова наорать на маму за ее настойчивость, но на экране высвечивается номер Миши. И я теряюсь, не зная, как поступить. Даже не представляю, как буду смотреть ему в глаза. То, что не стану ничего рассказывать, решила сразу, да и появляться перед ним в таком виде тоже не хочу.

— Алло?

— Привет, — слышу его голос и на лице непроизвольно расползается улыбка. — Поужинаем вместе?

— Прости, Миш, но сегодня не получится, — отвечаю, сжимая пальцы в кулак, — Я устала очень, ещё даже не дома. Сейчас приеду и сразу спать лягу, — вру.

— Хочешь, перехвачу тебя где-нибудь? И организую для тебя ужин в моей постели? — игриво, понизив голос, предлагает Миша, а у меня сжимается сердце, так хочется к нему.

— Не стоит, правда. Давай, лучше завтра?

— Ну, завтра, так завтра, — обречённо соглашается, и мы прощаемся.

Глава 26

Долго тру себя мочалкой, стоя под душем, а из глаз бегут слезы.

Почему некоторые особи мужского пола считают, что им позволено брать силой?

Не представляю, как мне завтра возвращаться на работу. Туда, где после сегодняшнего случая я никогда больше не буду чувствовать себя в безопасности.

Отличным выходом из ситуации стало бы моё увольнение, но мне нужна эта работа, по крайней мере, до тех пор, пока я не найду себе что-то ещё.

Сразу после душа пью чай из ромашки и ложусь в кровать. Долго не могу уснуть из-за тревожных мыслей, а когда от усталости голова становится тяжёлой, я погружаюсь в беспокойный сон.

Утром просыпаюсь ещё более уставшая, чем накануне вечером, и в ужасном настроении.

В офисе стараюсь обходить кабинет зама стороной, пугаюсь всякий раз, когда открывается дверь в приёмную, и лишний раз вообще никуда не выхожу.

А к обеду накручиваю себя до такой степени, что взгляды коллег в мою сторону кажутся подозрительными, а их разговоры и перешёптывания принимаю на свой счёт. Словно они всё знают и обсуждают это за моей спиной, показывая пальцами. Но этого же не может быть?

Возвращаюсь на свое место и долго трясу головой, отгоняя странное чувство. Так и до паранойи недалеко, и до мании преследования.

На обед иду уже более успокоившаяся, так как тот факт, что до сих пор не встретила Арсения, я считаю хорошим знаком.

В кафе сажусь за свой любимый столик у окна, и принимаюсь за обед.

— Не против, если я присяду? — раздаётся над головой голос того, кого я меньше всего хотела бы видеть.

Поднимаю затравленный взгляд на мужчину, а потом оглядываюсь вокруг. Чувствую, как у меня трясутся руки. Я сильнее сжимаю вилку с ножом в руках и снова смотрю в глаза своему мучителю. На этот раз более увереннее, так как в случае нападения сейчас я готова биться до последнего, и столовые приборы мне в этом помогут.

Арсений Иванович садится напротив, и всем своим видом показывает, что он пришёл с миром. Руки кладёт на стол ладонями вниз и смотрит на меня миролюбиво и даже немного виновато, что ли. А ещё в его глазах я вижу страх. Он боится меня?

— Что вам нужно? — спрашиваю и сама не узнаю свой голос.

— Оля, я хотел бы извиниться перед тобой, — говорит тихо, но уверенно, глядя мне прямо в глаза.

— Что? — не сразу понимаю.

— Прости меня, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло вчера. Я обещаю, что больше не притронусь к тебе и пальцем. Пожалуйста, если сможешь, давай, просто забудем об этом, — он всё говорит и говорит, а я непонимающе хлопаю ресницами.

— Как я могу забыть то, что вы меня… — каждое моё слово звучит громче предыдущего, но я не успеваю закончить предложение, потому что мужчина хватает меня за руку, нависнув над столом, заставляя тем самым замолчать, а когда я замолкаю, испуганно озирается по сторонам.

Когда понимаю, что только что произошло, я в ужасе отдергиваю свою руку и направляю на него нож.

— Ещё раз вы ко мне прикоснетесь, — шиплю зло, — я за себя не ручаюсь.

— Оля, пожалуйста, — умоляюще просит, и, если бы не вчерашний случай, я ни за что в жизни не подумала бы, что этот человек способен на такое. — Давай, забудем обо всем.

— Уходите и не подходите ко мне ближе, чем на десять метров, — он кивает настороженно, наверное, пытается понять, чего от меня следует ожидать, и уходит прочь, не оглядываясь.

И только когда он скрывается из поля моего зрения, я медленно выдыхаю и расслабляю побелевшие от напряжения пальцы, опуская приборы на стол.

Хватаю стакан и пью сок медленными глотками, постепенно выравнивая сбившееся дыхание. Аппетит пропал напрочь, поэтому я отодвигаю от себя тарелку и, оперевшись локтями о стол, поворачиваюсь к окну.

Пытаюсь проанализировать произошедшую ситуацию, но в голове совершенно пусто, нет никаких мыслей. К тому же, от недосыпа и голода снова начинает тошнить, но я никак не смогу заставить себя поесть, кусок в горло не полезет.

В офис возвращаюсь в ещё более ужасном настроении, и, чтобы перестать мучать себя воспоминаниями, погружаюсь с головой в работу.

А когда звонит мой телефон, отмечаю про себя, что моё состояние пришло в норму, и я чувствую себя уже намного лучше.

— Да, мам, — устало отвечаю.

— Почему ты не перезвонила?

— Я тоже рада тебя слышать.

— Не паясничай, Оля. Что ты решила? — голосом строгой училки спрашивает мама.

— Насчёт чего?

— Ты приедешь ко мне сегодня? — раздражённо вздохнув, задаёт вопрос.

— А это обязательно? — я кручу карандаш двумя пальцами, уже наперёд зная, что у меня нет выхода.