– Как это ужасно, знать, что рядом красивая девушка и не видеть её! Фантазировать можно до бесконечности, и каждый раз получать новую красотку, но хочется понять, как в действительности она выглядит! А как узнать, насколько ты приблизился к оригиналу? Никак, – часто делился со мной Глеб, а наш юный друг делился с Глебом всем, словно он немой, а не незрячий.

Так, например, от него мы узнали, что Вика предпочитает Kenzo и в прошлом фотомодель, и это дало Глебу право надеяться, что стандартные параметры не утеряны. И надеялся он не зря.

Ещё Женька рассказал, что у родителей «контры» – Вика застукала папу с какой-то Клеопатрой. После чего собрала вещи, забрала сына и сняла эту квартиру.

– Боже, как летит время! Кажется, только вчера они переехали сюда, а сегодня, возможно, это мой будущий зять! – прикалывался Глеб. На самом деле с момента их заселения прошло почти два месяца.

Отец Жени, бизнесмен и депутат, алиментов не платил (официального развода не было) и помогал ровно «ноль», пытаясь таким образом вынудить жену вернуться. Но Вика не сдавалась. Хотя, работать она никогда особо не работала, разве что, фотомоделью (но куда теперь?), всё-таки устроилась в какой-то детский центр преподавателем английского языка, хотя иняз так и не окончила.

– Хочу, чтобы мама вернулась к папе, – признался как-то Женька.

Глеб успокоил его, что обязательно вернётся, но мне сказал, что вряд ли.

– Гордая.

И салат стругает средне.

Глава четвёртая

Что происходило в квартире напротив после этого, я не знаю, но могу как Глеб, пофантазировать.

Например, Вика вошла в прихожую, два раза потёрла тапочками о половик, чем задрала его угол, отшвырнула обратно, и, опустив голову, медленно прошла на кухню.

Я видел, что весь разговор она дико смущалась, непроизвольно отворачивалась и опускала глаза, потому что ей казалось, будто Глеб смотрел на неё в упор. В этом нет ничего удивительно, мне самому так часто кажется, и я уверен, что он бы и смотрел, если бы мог. И ещё я уверен, что приходила Вика к нам не для того, чтобы уточнить транспортные вопросы, а чтобы напомнить о себе, и самое главное, напроситься с нами на День рождения. Но как-то не подвернулись слова.

Он был ей интересен.

Скорее всего, Глеб – первый в её жизни незрячий человек. Умный, привлекательный, состоятельный инвалид по зрению. И удивляло и обескураживало, что он ей нравился, а она ему, надеюсь, нет. Пусть считает как все, что мужчины любят глазами, а если глаза не видят, значит, и любить как-то нечем. А Вика привыкла сражать мужчин с первого взгляда. И, наверняка, считала, что, если бы он увидел её, то, сразу бы влюбился, но как быть тут?

– Осторожничает, комплексует, – предположим, решила Вика.

Мы с Глебом были у них пару раз – на новоселье и один раз заходили за Женькой.

Их квартира имела те же квадраты, что и наша, но сохранила первозданную планировку – кухня на кухне, в зале два дивана.

Если фантазировать дальше, то допустим дело было так.

С кружкой чая Вика вошла в комнату и села на свой диван, стоящий почти у двери и не заправленный с утра. Женька батонил на своём диване, по другую сторону от двери, пялился в телик.

– Ма, да он нормальный! Понимаешь?! – он привстал, опершись на руки, и обернулся к маме. Казалось, он может даже заплакать от обиды и недоверия.

– Я и не говорю, что он ненормальный. Нормальный. Просто я мало о нём знаю, а времени ты с ним проводишь много.

– Я тебе уже рассказывал.

– Значит, повтори. И поподробней.

– Ладно.

Женька сел, полностью развернувшись к ней.

– Примерно половину своего зрения он потерял ещё в утробе матери, остальное – от рождения до 37 лет. Он знал, что наступит момент, когда для него всё станет одинаково чёрным. Он ждал своей слепоты как дня смерти, потому что не представлял, как будет жить дальше. И потому спешил. Спешил жить. Учился танцевать и играть на музыкальных инструментах, занимался живописью, много читал. Окончил институт, поступил в аспиринтуру….

– Аспирантуру, – улыбнувшись поправила Вика сына.

– Аспирантуру, – слегка раздражённо повторил Женька. – Единственное, что ему было противопоказано – драки, хотя очень хотелось. Но любая встряска хрусталика или… сетчатки, – Женька задумался. – Короче, встряска значительно бы всё ускорила.

Вика серьёзно кивнула.

– Первый раз Глеб женился в восемнадцать лет.

– Рановато.

Женька посмотрел на маму взглядом, уверенным, что отнюдь не рано и продолжил.

– Родилась Маша, старшая дочь. Через шесть лет он развёлся, и женился снова. Родилась Женя, – мальчик приятно покраснел. – Развёлся семь лет назад, когда полностью ослеп. Тогда же отдал жене «в работу» свой логистический бизнес, на доход которого и живёт.

– А женщина, которая к нему сегодня приходила, это кто?

– Это Люся. Девушка, наверное.

– Девушка, – хмыкнула Вика. – Она явно старше меня.

Женька пожал плечами и принял исходное положение головой к подушке.

Вика понимала, что Женька почти слово в слово повторил рассказ Глеба, и это нравилось ей ещё больше. Её восхищало мужество человека, всю жизнь прожившего в ожидании полной слепоты. Вроде как репетиция смерти. И он в каком-то смысле был готов к этому и смирился с этим, но не озлобился, остался по-прежнему приветливым. Мне всегда казались немного забавными его переживания относительно внешности, в частности седины, но ему, как и всему человечеству, это простительно.

Думаю, дело было, как-то так.

Глава пятая

Застегнув куртку, первым на лестничную клетку вышел Женька, оставив дверь приоткрытой – в прихожей обувалась Вика. Мы уже ждали их.

– Привет, Глеб!

Женьке нравилось, что они с Глебом на «ты», и нравилось это подчёркивать.

– Привет, Бус! – он несколько раз погладил меня по голове.

– Привет, – замучено ответил Глеб, передавая Женьке поводок.

– Здравствуйте, Глеб! Как Вы? – раздался голос Вики, бедром бортанувшей дверь, чтобы закрыть замок на второй оборот. Вика поправила джемпер, и левое плечо, по задумке модельера, оказалось голым.

– Здравствуйте, жить буду….

Вика улыбнулась его грустному оптимизму – от простуды никто не застрахован. Специально пропустив меня и Женьку вперёд, она медленно прошла мимо нашей двери, может, ждала комплимента, или хотя бы шутки о Kenzo, но Глеб только болезненно вежливо улыбнулся.

Мы вышли из подъезда и Женька заметил, что мама стала грустной.

– На работу не хочу идти, – отшутилась Вика, и надела куртку, всё это время проболтавшуюся, в левой руке. – Понедельник – день тяжёлый.

Похоже, с Викой были солидарны и остальные прохожие, ненавидящие понедельники и всю рабочую неделю в целом. У Женьки, наоборот, было прекрасное предвкушающее настроение, и с ним было солидарно погожее весеннее утро и я.

Девушка из соседнего подъезда тянула в детский сад канючащего мальца, лет четырёх-пяти. Здоровый мужик с увесистым пузом курил и трепался с соседом, пока молодой далматин шнырял по детской площадке. Мы переглянулись. Машины, удачно припаркованные и неудачно втиснутые, постепенно разъезжались, и двор приятно пустел.

Я уделил внимание кусту спиреи, набиравшей цвет, и как по прямой линии шёл впереди.

Женька – хороший парень, добрый. И Глеба он любил, и меня. И маму.

Я обернулся и посмотрел на Вику, лениво вильнул хвостом.

А Вика любила Глеба, и это меня не радовало. Как впрочем, и Люся, со своими визитами. Я ненавидел рыжую за то, что как только её тощая нога переступала наш порог, я сразу переставал существовать. Неужели непонятно – у нас с Глебом своя семья, всё налажено, и никого нам не надо!

Мы прошли через двор соседнего дома (так ближе), мимо минимаркета и направились к автобусной остановке.

– Постоишь со мной? – Вика окинула ожидающих автобус знакомящимся взглядом, и скрестила руки на груди.