- Роберт Мондиал, - словно нехотя произнес второй, среднего роста, плотный и медлительный, в очках и в военной форме без знаков отличия.
- С чего начнем, господа? - спросил их генерал.
- Мы покажем инспектору наш фильм, - предложил Кристи. - А потом ответим на его вопросы.
Генерал, не садясь в кресло, глядел на Пэна. Тот кивнул:
- Хорошо, давайте фильм.
...На экране под усиленной охраной автоматчиков шествовала странная колонна: смесь штатских и военных в незнакомой Муррею форме. Вероятно, здесь были жители всех материков: черные, коричневые, смуглые, желтокожие, белые... Молодые мужчины и женщины, дети...
- Из дружественных стран нам поставляют богатый материал, - комментировал Бурнетти, сидя за спиной Муррея. - Здесь в основном политические заключенные, приговоренные к длительным срокам, военнопленные... А свою судьбу - либо тюремное заточение, либо свобода после одного эксперимента они выбирают добровольно. Но "добровольцев", как отметил Муррей, тщательно охраняли. Проплывавшие на экране лица были суровыми и скорбными.
- Для эксперимента, - продолжал генерал, - нам нужны именно такие люди: фанатичные противники нашей политической системы, самонадеянные носители бредовых идей... Изменить их образ мыслей, их психологию - особенно важно.
Теперь на экране возник интерьер лаборатории: приборы, генераторы, замысловатый аппарат с объективом вроде фотографического, перед ним кресло.
- Это и есть прибор направленного воздействия на психику? - спросил Муррей.
- Не совсем, - раздался голос Кристи. - Это аннигилятор памяти...
- Наша новинка, - вставил Бурнетти. - В министерстве о нем не знают.
Мондиал молчал. Он сидел на стуле рядом с Мурреем, опершись ладонями о колени, и был похож на изваяние, высеченное из каменной глыбы не особенно искусным скульптором. Пропорции соблюдены не точно. Большая голова с крупными чертами лица не монтировалась с легкой фигурой. Пальцы рук с утолщенными суставами словно бы недостаточно отделаны.
А на экране разворачивались новые события. В лабораторию по одному заходили люди, их сажали в кресло перед установкой, Кристи нажимал на какую-то кнопку. Раздавался легкий щелчок, как у фотоаппарата, и лицо человека в кресле вмиг изменялось: складки разглаживались, черты лица делались аморфными, человек удивленно разглядывал оборудование, ученых...
- Мы приглашаем людей для фотографирования, - пояснил Кристи. - Просто, без хлопот. А потом щелк - и все. Мгновенное облучение. Глубокий электрошок начисто стирает у человека память. Результаты вы сейчас увидите.
Люди на экране казались теперь растерянными и подавленными. Безвольные лица, робкие, скованные движения. Расширенными глазами они смотрели на Кристи, который задавал им элементарные вопросы:
- Ваша фамилия? Имя?
- Не помню.
- Сколько вам лет?
- Не знаю.
- Где вы родились? Недоуменное пожатие плечами.
- Какое у вас образование? Специальность?
- Забыл.
- Ваша национальность?
- Не могу вспомнить.
- У вас есть семья?
- Ничего не помню.
Сменялись перед Кристи лица, несколько варьировались вопросы, и лишь ответы оставались те же: не помню, не знаю, забыл...
Для Пэна это было так неожиданно и так жестоко! Все его существо протестовало против происходящего. Чтобы не выдать охвативших его чувств, он сидел неподвижно и молчал. Потом, мысленно отрепетировав интонационный рисунок фразы, спросил:
- А как же они не забывают язык?
- Слова - первое обретение человека в этом мире. В его интеллекте они укореняются прочнее прочих факторов. Кстати, это и есть достоинство нашей установки. Аннигилированные остаются почти полноценными людьми.
- Однако облучение меняет их, - заметил Пэн.
- Это естественно. Ведь у подопытного внезапно обрываются все связи с миром. Но стоит кому-нибудь вступить с ним в контакт, как он тут же вспоминает язык и становится нормальным человеком с абсолютно здоровой психикой.
Мондиал продолжал молчать, хмуро косясь на Муррея. Время от времени он снимал очки и приглаживал густые кустистые брови.
- Обратите внимание на этого мулата, - раздался голос генерала.
На экране появилось мужское лицо с крупными чертами. В человеке пульсировал, вероятно, коктейль из крови предков, принадлежавших к различным расам. Нагляднее других были выражены признаки европеоида и австралоида.
Пьер Веранже! Муррей мгновенно узнал эти рельефные черты матового лица. Когда Веранже руководил освободительным движением в Мартинии, Пэн брал у него интервью. Беседовать пришлось во время боя. Другого времени у Веранже не нашлось.
Недавно, лишь месяц назад, Муррей присутствовал на торжественной церемонии открытия памятника национальному герою Народной Республики Мартинии Пьеру Веранже, "уничтоженному, - как сообщалось, - в застенках хунты". Монумент очень понравился Пэну. На Веранже, представленного в виде атланта, навалилась гигантская глыба, на которой были высечены фигурки, символизирующие государственную иерархию. От титанического напряжения буграми вздулись мышцы на руках и ногах, брови сдвинуты, губы решительно сжаты...
- Это один из мятежников Мартинии, Пьер Веранже, - пояснил генерал. - Вы о нем, вероятно, слыхали. Он сам избрал свою судьбу: расстрелу предпочел участие в эксперименте.
После облучения на лице Веранже появились складки, хотя оставался еще отсвет мысли и воли.
- Так вы не помните, кто вы и откуда? - обращался на экране Кристи к Веранже.
Тот смущенно пожимал плечами.
- Может быть, вы Пьер Веранже из Мартинии? - напомнил Кристи. Постарайтесь вспомнить.
- Это проверка качества аннигиляции, - вдруг засопел Мондиал. - Если человек не может вспомнить даже своего имени, значит, у нас полный успех.
- Пьер Веранже? Я? - Облученный морщил лоб и качал головой.
На экране Кристи все в том же гражданском костюме, в котором он присутствовал в этом кабинете, внушал:
- Вы прозелит Великого Демократического Сообщества. Ваше имя Мартин Клей. Запомнили?
- Запомнил. Мое имя...
- Надо отвечать: запомнил, господин...
- Запомнил, господин. Я Мартин Клей, гражданин Великого Демократического Сообщества.
- Правильно. Наше Великое Демократическое Сообщество образовалось из нескольких государств с одинаковой политической и экономической структурой. Наша объединенная страна - самая демократическая. Каждый гражданин добровольно участвует в выборах членов парламента и президента...
В таком же духе людям внушались заготовленные "истины", заполняющие газетные страницы. Свободная от всякой информации память реципиентов забивалась догмами и понятиями, которые они механически повторяли, одни тупо, безразлично, другие - старательно, третьи - радостно, как откровение.
Затем Кристи ввел Веранже в одну из лабораторий:
- Это наша лаборатория, прозелит Клей. Вы будете здесь работать. Ясно?
- Так точно, господин. Я буду здесь работать. А что мне делать?
- Скажем.
- Спасибо, господин.
- Меня зовут Поль Кристи, а моего друга Роберт Мондиал. Вы запомнили?
- Да, господин Мондиал.
- Мондиал - это мой друг, а я Поль Кристи. Неужели это так сложно?
- Извините, господин Кристи. Я постараюсь запомнить.
- Вы будете делать то, что попрошу я или господин Мондиал.
- Рад стараться, господин Кристи.
- Мартин Клей - особый случай, - заговорил рядом с Бурнетти Кристи. Этот человек очень незаурядный. Мы решили оставить его в лаборатории для постоянного наблюдения.
Фильм кончился, зал заполнился светом.
- Как видите, наши ученые дают людям вторую, честную жизнь, никак не связанную с первой, преступной, - торжественно произнес Бурнетти, занимая кресло за своим столом.
- Это поразительно, - Муррей переставил свой стул и повернулся лицом к генералу.
- И все-таки у метода есть существенный недостаток, - изрек генерал. Увидев вопросительный взгляд Пэна, продолжал: - Люди теряют память, а с нею - знания, опыт, навыки. Перейти из одной жизни в другую для них проще, чем перейти улицу. Но это ведь преступники. По законам правосудия у каждого преступника должно быть осознание вины и переживание неотвратимости наказания.
