Цукка кивнула, но тут же спохватилась и замотала головой. Невежливо объедать других! И вообще, именно она собиралась его обедом угощать.

– Раз хочешь, значит, заходи, – Дзинтон подцепил вилкой кусок жареной ветчины. – Я тут с утра в город сбегал, еды немного купил, так что присаживайся. Только умойся сначала, засоня.

Девушка открыла было рот, чтобы категорически, хотя и очень вежливо, отказаться, но предатель-живот забурчал в третий раз, еще громче, чем раньше. Желудок сжало голодным спазмом, а слюна разве что не закапала изо рта.

– Э-э… спасибо, господин Дзинтон, – несчастным голосом отозвалась она. – Спасибо, но…

– Умываться и за стол, – решительно подытожил парень. – А то еда остынет.

Цукка вздохнула и покорилась судьбе.

За завтраком она как-то незаметно рассказала Дзинтону все о себе, о своей семье – отце, мачехе, брате с сестрой, о проваленных экзаменах в университет (услышав про физический факультет, парень уважительно присвистнул), о работе продавщицей… За раскрытым окном щебетали птицы, ветерок нес запахи свежей травы и цветов, весна в самом разгаре, и думать о своих проблемах страшно не хотелось. Но с Дзинтоном оказалось на удивление легко разговаривать – он не перебивал, не сочувствовал, не смеялся, только кивал и изредка поддакивал, так что слова выскакивали как-то сами по себе.

– Понятно, – сказал он в конце концов. – Не расстраивайся насчет университета. Правильно тебе отец сказал – поступишь следующей зимой. Подготовишься как следует к экзаменам и поступишь. Запишешься в библиотеку и станешь ходить туда вечерами и в выходные.

– Ага, – Цукка за неимением салфеток вытерла рот тыльной стороной руки и поднялась из-за стола. Ну, по крайней мере, она хотя бы посуду помоет. – Спасибо, господин Дзинтон, за угощение, очень вкусно. Мне пора заняться делами. Надо за сегодня еще жилье себе подыскать…

– Зачем? – удивился парень. – А здесь тебе чем не нравится? Хорошее место. Немного далековато от трамвая, но две версты – не так много. Пятнадцать минут пешком, и все. Оставайся, а? А то… – Он запнулся. – А то мне одному скучно.

Цукка нерешительно замерла.

– Но ведь здесь чужой дом, – наконец сказала она.

– Ну и что? Я же живу.

– Но как можно жить в чужом доме, не заплатив?

– Поверь мне, вполне можно, – Дзинтон подмигнул. – Кстати, никто не мешает тебе заплатить хозяевам – если сумеешь их найти.

Цукка заколебалась. Действительно, почему нет? Если можно Дзинтону, почему нельзя ей?

Но так незаконно!

Ну и что? Все равно дом никому не нужен. А она вместе с Дзинтоном может за ним присматривать – чтобы не забирались бродяги, воры, и вообще.

– Молчание – знак согласия, – резюмировал парень. – Вот и ладушки. Слушай, госпожа Цукка, а ты… м-м, не возражаешь обойтись без формальностей? Не люблю, когда господином называют. Просто Дзинтон, и все.

– Хорошо. Тогда и я просто Цукка, – откликнулась девушка. – Эй! Погоди, когда я успела согласиться остаться?

– Только что, – пожал плечами парень. – Да брось ты, все в порядке. Уйти всегда успеешь. Только у меня условие – ужин готовим через день, сегодня я, завтра ты, и так далее. Кто не готовит – тот моет посуду и ходит по магазинам. Продукты – вскладчину. Договорились?

Цукка только приоткрыла рот. Ну и нахал! Впрочем… почему бы и нет? Какая разница, на одного готовить или на двоих? Почти никакой. Зато не ежедневно, а через день.

– Договорились, – тряхнула она головой.

– Замечательно. Тогда сегодня твоя очередь посуду мыть. Ну ладно, ты пока осваивайся, а я дальше пошел мозгами ворочать. Там тренд интересный…

– Что? – удивилась девушка. – Что такое «тренд»?

– Ну, на бирже акции одной компании, похоже, вот-вот расти начнут. Нужно немного прикупить. Я же на бирже играю, чтобы на жизнь заработать. Не профессионально, а так, по-любительски. Тупо, скучно, зато пара часов в день – и можно о деньгах забыть. Мелочь, но мне хватает. А как закончу программировать искина, он вообще сам станет играть, без моего участия. Но сначала нужно современную биржу изучить как следует, давно я что-то за процессом не следил. Ну, я пошел. Если захочешь – приходи в гости, поболтаем.

И Дзинтон выскользнул из кухни. Цукка осталась стоять, глядя ему вслед. Ну ничего себе! Не человек – ураган. Раз-два, все разложено по полочкам, все понятно – знай плыви себе в кильватере.

И все-таки – почему он живет один в заброшенном доме? Кстати, так нечестно: она ему о себе все рассказала, а он ей – почти ничего. Ну, она к нему еще прицепится.

Она потерла щеки ладонями и ойкнула, когда жир с так и не вытертых толком рук остался на лице. Что же она тут не мычит и не телится? Программу на сегодня никто не отменял. Пусть даже поиск жилья отпал, но ведь столько всего еще нужно сделать!

Она поддернула рукава халата и начала собирать со стола посуду.

Карина чувствовала, как прижавшуюся к ней девчонку бьет дрожь. Солнце поднялось уже высоко, но в их убежище в глубине густых кустов стояла густая тень. Пробиравшийся сквозь листву ветерок заставлял девочек клацать зубами и еще сильнее прижиматься друг к другу.

Надо добыть одежду. Надо поесть.

Две мысли с самой ночи бились у Карины в голове. Живот то и дело сводило голодной болезненной судорогой, в носу начинало свербеть. Холодно и хочется есть. И в голове начинал копиться плотный туман, изредка охватывающий ее тугим обручем боли.

Листья на кустах густые, но не очень. Какой сейчас период?

– Как тебя зовут? – медленно, с расстановкой спросила Карина, с трудом шевеля закоченевшими губами.

Девчонка, вздрогнув, прижалась к ней еще сильнее.

– Яна, – тихо сказала она. – Яна Парака, госпожа. Рада знакомству. Прошу благосклонности.

Прошу благосклонности? Сколько времени она не слышала таких слов! От них тянуло домашним уютом, воспоминаниями о маме. Но она не дома. Как положено отвечать? Она не помнит. И не хочет вспоминать.

– Не надо – госпожа, – хрипло произнесла она. – Меня зовут Карина. Тебе сколько лет?

– Десять, – все так же тихо откликнулась Яна.

– Ты давно в Институте?

Яна помедлила, раздумывая.

– Что такое «институт»? – наконец переспросила она.

Карина опешила.

– Ну… – неуверенно сказала она. – Так называлось место, откуда мы сбежали. Неужели ты не слышала ни разу?

– Меня привезли вчера вечером. Наверное, на корабле, – от дуновения ветерка Яна снова задрожала крупной дрожью. – Я не видела, меня из ящика не выпускали, и я спала почти все время. Но когда я просыпалась, пол качался.

– Счастливая! – вздохнула Карина. – А я там пробыла…

Сколько она провела в Институте?

– Какое сегодня число? – спросила она у спутницы.

– Одиннадцатое пятого… кажется, вчера было, – сообщила та. – Или десятое. Я не помню точно, я спала долго.

Пятый период? Когда ее поймали? Кажется, шел третий период. Какое число? Не помнит. Неважно. Неужели всего два периода?

– А год? Какой год?

– Сорок третий, – недоуменно посмотрела на нее Яна.

Сорок ТРЕТИЙ? Восемьсот сорок третий?! Два года! Целых два года… Почему она почти не помнит прошедших лет? Все, что осталось в памяти – долгая череда пробуждений, наполненных бесконечным ужасом и болью, и кошмарных снов, мало отличавшихся от реальности. Ее кулаки бессильно сжались, и невидимые руки нервно заметались вокруг тела, готовые крушить и рвать. Усилием воли она заставила их успокоиться и свернуться в клубки, иначе можно случайно ударить Яну.

– Ты есть хочешь? – спросила Карина. Яна лишь молча кивнула в ответ.

Сидя под кустом в лесу, еды не дождешься. Нужно идти искать. Но ведь их самих ищут!

Пусть. Ее уже искали. Она плохо соображает, многое забылось, но как прятаться и воровать еду, помнит. Только сначала нужна одежда – или они совсем замерзнут.

Карина с сомнением взглянула на Яну. Оставить ее здесь? Или взять с собой? Если взять, то вдвоем их легче обнаружить. А если оставить, то на нее могут наткнуться. Или малявка сама вылезет и все равно попадется. И тогда ее вернут в Институт. Нет, ни за что. И потом, теперь они вместе, а вдвоем легче. Даже ночью можно дежурить по очереди, чтобы не застали врасплох. Ну, вместе – значит вместе.