Это память тела. Память прикосновений!
Не бывает совершенно идентичных ран!
— Динар!
Как одержимая. Трясу его за руку.
— Нам нужно вернуться!
— Нет, любимая.
Как сквозь вату слышу его мягкий голос.
— Нет. Тебе просто нужно отдохнуть.
Сжимаю кулаки так, что ногти прорезают кожу на ладонях.
Как я должна все понять?
Он ведь был со мной! Он меня узнал?
Но тогда зачем ему прятаться здесь, в таком странном месте?
И почему он со мной совсем не поговорил?
А если не он? И я совершила самую страшную, самую чудовищную ошибку в своей жизни?
А губы до сих пор горят.
Горят от поцелуев. Расбухшие. Почти кровавые.
Так целовать может только он! Я ведь знаю! Знаю каждое его прикосновение! Они не на теле! Они внутри! Во мне!
Что же делать?
Динар и так разозлен! Таким я никогда его не видела!
И его можно понять.
В любом случае, одно я знаю точно. Он не развернет машину! И уж тем более, не станет помогать мне с Бадридом!
Что ж. Единственное решение.
Самое страшное. Самое опасное.
Связаться с его братьями, как только появится возможность!
Эти точно найдут! Каждую песчинку в этой пустыне перевернут. А найдут Бадрида. Если он жив!
А если нет…
Они же убьют меня!
Что ж… Значит, такова моя участь!
Ради Бадрида я готова пожертвовать всем! Всем, кроме нашего ребенка!
24. Глава 24
* * *
Давид.
- А ты знал, брат, что Бадрид, оказывается. был женат?
Арман забрасывает ноги на стол.
Прямо поверх кипы бумаг. Которые мы неустанно разбираем в последнее время.
Ищем. Ищем хоть какую-то ниточку.
Но все в пустоту. Каждый раз след ни к чему не приводит!
И я уже злюсь. Еще немного, и как Арман. Рычать начну.
Отхлебывает виски прямо из горла, по своей вечной привычке. Глаза налиты кровью. Но точно не от выпивки. Каждый день поисков, который не приводит ни к чему, добавляет ему ярости. Да даже я готов уже сорваться!
— Что, твою мать, значит, был!
Следую его дурному примеру. Отвратительной привычке.
Откупориваю стоящую прямо под рукой бутылку и отпрокидываю прямо в горло обжигающий напиток.
— Бадрид жив. И каждому, кто скажет мне другое, я лично. Сам. Перегрызу глотку! А тебе, брат, надо хоть пару часов отоспаться. А то совсем уже с ума сходишь. Какая, на хрен, жена?
— Боюсь, глотку скоро придется тебе самому себе перегрызать, — хмыкает Арман, снова смачно прикладываясь к виски.
Нет. Он способен выхлестать океан. Но сколько бы не выпил, никогда не шатался даже! Не то, чтобы доходить до неадеквата! А это уже явно неадекватный бред!
— Смотри, — в меня летит документ, который я ловлю на лету.
— Мари Касимова. Законная жена нашего Бадрида. И первая, брат! Первая! Он оформил этот брак перед женитьбой на Лузанской!
— Я тебя умоляю, — пожимаю плечами.
Ну что он, в самом деле, как маленький?
— Ты как вчера родился! Я тебе таких документов пачку через час принесу!
— А вот и ни хрена, Давид. Ни хрена. Документ самый что ни на есть подлинный! Я думаешь что? Тысячу раз уже не перепроверил?
— И кто же она, наша пташка?
Заглатываю вторые полбутылки.
Да. Наш старший брат всегда был не особо разговорчив. Не особенно любил посвящать в свои дела! Но, блядь! Не до такой же степени!
— А вот это вообще пиздец, как интересно, братец! Наша новообретенная родственница Мари Касимова.
Даже давлюсь, разбрызгивая на белоснежную рубашку виски.
— Серьезно? И ты точно? Вот все-все проверил, да?
— Дааааааа, — Арман зажмуривается, опрокидывая в горло новую бутылку виски. Откидывается на спинку кресла.
Но я знаю. Для него это тоже самое, что боевая стойка для зверя. Это означает. Что он готов на кого-то наброситься. Сжать горло и переломить позвонки одним движением.
— И тебя вот никак не смутило, что Мари Касимова, наша троюродная племянница, погибла в восьмилетнем возрасте?
— Как видишь, воскресла. Документы чистые. Брат. Не подкопаешься.
Охренеть.
Расстегиваю верхние пуговицы рубашки.
Что там Бадрид наворотил?
— Я думаю, у него был какой-то разумный план. Он же все делал в спешке перед этой свадьбой. Может, рассчет был на то, чтобы Лузанская стала именно второй женой? Важный вопрос наследников и содержания и…
— Охренеть важный! Бадрид прям пророком у нас оказался! Замутил так, что хрен теперь размотаешь! Прям как знал, что семья Лузанских захочет во время свадьбы его убрать и всю нашу империю себе присвоить! Только вот, блядь. Незадача. Семейка-то вся полегла в том блядском взрыве! Вся, Давид!
— И что ты думаешь? Что он сам весь этот взрыв подстроил? Не вопрос. Это было бы логично. А сам отсиживается где-нибудь в безопасном месте. После можно сказать, что контузия была и сам себя не помнил. И выхаживали его в чужом доме какие-то бедные самаритяне. Ну, или хм… Самаритянка… Симпатичная какая-нибудь… С вот такими, — провожу руками по воздуху, очерчивая полушария.
— Хм…. Глазами… Только, блядь, снова нестыковочка. Это не в характере Бадрида. Вообще не в стиле Багировых! Ну? Ты можешь хотя бы на секунду представить такую хрень? Чтобы кто-то из нас… Вот так… Исподтишка… Бадрид время выиграть хотел. А после с Лузанских и всех остальных семей спросил бы. И по полной. Но взрывать дом бы не стал. И жену, девчонку. Которая не при делах, точно бы не убивал! Развелся бы, как с отцом его решил, и все. Мы не крысы, Арман. Не шакалы, что наносят удоры ножом в спину! Хоть, может, и зря. Многих проблем смогли бы избежать. Но, блядь, это как самому себе в лицо плюнуть! Мы всегда выступает честно. С открытым забралом. И смотрим в лицо! А женщин тронуть? Это вообще не по-нашему!
— Нестыковочек во всей этой истории слишком до хера, Давид. Вот ты мне скажи. На хрена ему воскрешать давно погибшую девчонку? И вдруг жениться? Мог бы вполне жениться на живой если ему так припекло, а?
— А самое интересное во всей этой нестыковочке то. Что он ВСЕ! Все, Давид. Оставил этой своей жене-покойнице! Всю, на хрен, НАШУ империю!
— Завещание ты тоже проверял?
Вот теперь становится жарко. И даже виски ни хрена не охлаждает.
— А ты думаешь что? Я бы нашей империей швырнулся? Все оформил так, что ни хрена не подкопаешься! На случай его смерти все переходит к ней. Не только дома и бабки. Давид. Все, понимаешь? Весь бизнес и даже инвестиции!
— Охренеть, — ерошу волосы, зарываясь в них всей пятерней.
— Нет. Ну нет. Ну какой ему резон! Даже если бы его привязали и пытали, все равно бы такой лютой хрени Бадрид бы не учудил! Даже если бы ему конечности отрубили! А насколько я помню. Конечности были на месте, когда я его видел в последний раз.
— Ага. Или через одну. Очень интересную конечность. Мозги ему на хрен высосали. Что? Скажешь, что с Бадридом такого случиться не могло? Что он из нас самый непробиваемый? Согласился бы. Как на духу соласился бы и полностью тебя бы в этом утверждении бы поддержал! Но! Ты помнишь, как с этой девкой вышло? С его выкупом? Он же все чуть не просрал из-за нее! Увы, брат. Надо признать. Наш старший, который всегда был для нас примером. Очень слаб на то самое место! У него туда не кровь. У него туда весь мозг. На хрен, уходит! Как и у тебя. Но у тебя приступами. А у старшенького. Нашего. Видно, перманентно!
— Арман!
Отшвыриваю бутылку. Сжимая кулаки.
— Хочешь, чтоб сейчас у меня стало на одного брата меньше?
— Это интересно. С чего? Я что? Хоть раз давал себя побить?
— С того, что надо фильтровать базар, на секундочку.
— Я когда-то говорил хоть слово болтовни? Или выдумки? Ну признай.
— Тебе просто некоторых вещей не понять. Арман. Ну совсем. Ты непробиваемый.
— А с хрена мне. Чтоб меня всякой хренью пробивали. М? Я отделяю все. Распределяю по своим местам. Отдельно член. Отдельно здравый смысл. А вы, блядь, смешиваете все в кучу!
