– Да, кстати, – заметил Урюпин. Он как бы не слышал того, что сказал молодой инженер. – Кстати, вы знакомы с машиной Василия Захаровича? Она ведь уже на испытании. По-моему, она должна работать.
– И моя будет работать! – сказал Дмитрий Алексеевич.
– Влезет она хоть в цех? Вы извините, я всерьез. Не прикидывали, как она в габаритах? И зачем нам две? Вы что же, думаете, ваша будет лучше?
– Вероятно, лучше.
– Каждому изобретателю кажется, что его машина лучше. Но я открыто говорю: не сторонник я этой, вашей…
– Очень жаль, – спокойно сказал Дмитрий Алексеевич, слегка подбрасывая на ладони гайку. – Я надеялся увидеть здесь сторонников. Мне кажется, что некоторые товарищи ж разобрались в сути. Вещь новая…
– Нового мы не боимся, – перебил его Урюпин. – Новое мы подхватываем.
– Да, лучшее, как говорится, враг хорошего! – добавил насмешливо молодой инженер. – Только что-то мы его не видим, – лучшего. Я и про машину Василия Захарыча кое-что слыхал…
– Разрешите мне договорить, – Дмитрий Алексеевич, глядя вниз, спрятал гайку в карман. – Вы мне сказали много неприятных слов. А я еще не ответил и, стало быть, в долгу перед вами. Особенно перед вами, – он повернулся к молодому инженеру. – Но я думаю, что вы мне простите этот долг, если я его не отдам. Вы знаете, ведь я по профессии учитель. Никогда не думал, что меня нелегкая дернет дать министерству совет, который не относится к моей компетенции… Я сам жалею, что оторвал ваш отдел. Я все время путаю людям планы. Но сейчас я не могу даже отказаться…
Сказав это, Дмитрий Алексеевич хотел было в доказательство достать бумаги, подписанные заместителем министра Шутиковым, но вовремя сообразил, что Урюпин – из тех маленьких начальников, которые не любят, когда им показывают границы их власти.
– Я хотел бы еще, чтобы мы перешли к делу, – продолжал он сдержанно. Если надо, я дам подробные пояснения. У меня есть с собой модели. Товарищи разберутся. Может быть, даже и сторонники появятся! – он улыбнулся.
– Вы что, имеете приоритет на это дело? – помолчав, отрывисто спросил Урюпин.
– Имею приоритет, – мягко ответил Дмитрий Алексеевич.
Наступила долгая, многозначительная тишина.
– Так чего ж нам время терять? – сказал начальник. – Давайте вы, Кирилл Мефодьевич, займитесь этим делом, прикиньте, что там получится…
Он уперся в стол, как бы собираясь встать, и добавил своим стальным, бодрым голосом:
– Даю вам нашего лучшего механика и математика. Это наша гордость, наш Лагранж…
– Насовсем? – спросил Дмитрий Алексеевич.
– Это зависит от него и от вас.
Высокий, согнутый вперед Араховский молча забрал со стола папку с чертежами и повел Дмитрия Алексеевича между чертежными досками, в дальний угол комнаты. Там у него был маленький столик и станок с чертежной доской. Он сел, надел пенсне, развернул первый лист – общий вид машины и, хищно хмурясь, сопя, стал как бы снюхивать чертеж. Он долго так сопел над чертежом, потом засмеялся, обнажил розовые десны и бросил на ватман логарифмическую линейку.
– Сколько работал?
– Полгода.
– Я вижу. Все мелочи вычертил. Размеры проставил! А знаешь ты, что ничего этого не надо было делать? Вот этого и этого, и вот этой всей чертовщины. – Он ткнул пальцем в несколько мест чертежа. – В технике приняты так называемые нормали, готовые стандартные детали и целые узлы, из которых мы можем собирать машину. Собирать. Понимаешь? А ты трудился! Даже резьбу у болтов начертил! Вот ты говоришь, Коля… Слышишь? – Он возвысил голос, обращаясь к кому-то на том конце комнаты. – А ведь неплохо учитель машинку завязал!
– Очередная любовь Араховского! – отозвался насмешливый голос вихрастого молодого инженера. – Вертушок какой-нибудь!
– Не вертушок, а настоящая машина! И я на вашем месте, товарищ футболист, ознакомился бы.
Молодой инженер, изгибаясь и виляя между чертежными досками, подошел, навалился на Араховского, и они вместе стали просматривать чертеж.
– Ты эту штуку видел? – Араховский постучал карандашом по чертежу. Ну? Что? А говоришь, живой мысли нет!
– Не понимаю я ни шиша в литейных машинах, – сказал Коля, выпрямляясь и все еще не глядя на Дмитрия Алексеевича. – Вижу только, что редукторов где надо и где не надо натыкано. А это уж верный признак…
Он не договорил – вдали раздались три глухих удара в перегородку. Пронзительный голос начальника позвал: «Кирилл Мефодьевич!» И Араховский сразу встал и, глядя только вперед, двинулся, лавируя между чертежными досками.
Вскоре он вернулся. Надел пиджак, бросил в ящик стола карандаши и линейку.
– Придется вам отдохнуть, товарищ… Лопаткин. Еду на завод. Оформляйте пока хозяйственные дела, а встретимся завтра, во второй половине…
Так они занимались с Араховским целую неделю – каждый день по полтора-два часа. К концу этой недели Араховский стал неразговорчивым, и Дмитрий Алексеевич заметил, что он опять прячет глаза.
И наступила минута, когда, просмотрев все свои расчеты, Кирилл Мефодьевич снял пенсне и, глядя в сторону, прошипел:
– Пойдем к Анатолию Ивановичу.
Начальник отдела, как всегда, сидел за столом и словно ждал их, раскинув смуглые плоские руки на ватмане. На нем была шелковая безрукавка цвета старого мяса, с чуть заметными серыми полосками. Его худощавое, загорелое лицо старого физкультурника было перекошено снисходительной и нетерпеливой гримасой.
Араховский молча сел против него на стул. На второй стул сел молчаливый Дмитрий Алексеевич. Урюпин лениво протянул руку и принял от Араховского папку. Постучал ногтем по стеклу огромных часов, поднес их к уху, потом развернул папку и достал чертеж – общий вид.
– Ну, как ваше мнение? – спросил он.
– Получается вроде, – негромко сказал Араховский.
– У вас все получается, – начальник окинул взглядом чертеж. – Ну что же… давайте… возьмите Егора, что ли, Васильевича… Пусть он общий вид прикинет.
– Анатолий Иваныч… Вы что – забыли? Ведь у меня этот, жираф…
– Какой жираф?
– Да мельница эта… Я занят с утра до вечера.
– Ах, верно… Мы уже вылазим из графика… Кому же поручить?.. Вы, товарищ Лопаткин, извините, что так. У нас свои хозяйственные дела. Вот тоже мельница. Ее не планировали, разрабатываем как предложение. Как и ваш проект. Послали один раз – возвращают. Сами же техническое задание неправильно дали! Переделать! А время где?
– Да, – согласился Дмитрий Алексеевич. – Действительно…
– А люди, люди, спрашивается, где? Людей нет! И денег нет!
– Да, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Да. Да…
Начальник подумал, потом, играя гибкой бровью, взглянул пристально Дмитрию Алексеевичу прямо в глаза и сказал:
– Придется мне взять вашу машину…
Наступила долгая пауза. Прохладный ветер, пахнущий клеем тополя, врывался в открытое окно и приятно обдувал лица. Араховский, выкатив спину дугой, хмурый, безучастно смотрел только вперед. Дмитрий Алексеевич старался понять, хорошо или плохо, что начальник взялся руководить проектом. А сам Урюпин в это время смотрел ему в лицо твердым взглядом бойца, готового нанести удар.
– Так и постановим! – сказал Урюпин. – Кирилл Мефодьевич, пошлите сейчас ко мне Егора Васильевича и этого, новенького, Максютенко.
Не взглянув на Дмитрия Алексеевича, Араховский ушел с таким видом, будто поссорился со всеми. Лопаткин удивленно посмотрел ему вслед. Почти сейчас же после его ухода появился улыбающийся Максютенко – светлый, щеголеватый блондин в шелковой бледно-сиреневой рубашке, заправленной в синие брюки, пышно оттопыренной и перехваченной у локтей резинками. Он вылез из-за чертежной доски, словно сидел там и ждал своей очереди.
– Товарищ Максютенко, – сурово сказал начальник. – Вот автор – Дмитрий Алексеевич Лопаткин. Вот проект. Вы уже знакомились с ним. Прикиньте общий вид машины. Вопросы решать – ко мне. Я буду курировать это дело. Вот и Егор Васильевич пришел… Егору Васильевичу поручим узлы.
Егор Васильевич – маленький, седой, с брюшком, одетый в синюю сатиновую куртку, мельком взглянул на автора, протянул руку к чертежам. Но тут же отдернул ее, потому что начальник поднял папку и торжественно вручил ее Максютенко.