– Я так больше не могу. Завтра же подам на развод!

Сказав все это, Валентина успокоилась и превратилась из гневной яростной фурии в просто уставшую женщину.

– Хоть скажи, кто он такой? – от чувства необходимости не молчать спросил Мишка.

– Эх, Мишка! – с сожалением произнесла Валентина. – Вместо того, чтобы попытаться меня удержать, ты задаешь какие-то совершенно не важные вопросы. Ну зачем тебе знать, кто он и какой он, если я только что сказала, каким хотела бы видеть тебя?

– А ведь ты его не любишь! Ты ждешь, что я начну тебя отговаривать, просить остаться! – вдруг понял Мишка.

– И что, если не люблю? Стерпится – слюбится. Он – замечательный человек: добрый, ласковый, внимательный. В конце концов он любит меня и видит во мне не вещь, а женщину и человека. А это не так уж и мало.

– Не много же тебе надо!

– Да, немного! Может, и того меньше! Но ты даже и тысячной доли этого не захотел мне дать. А он даст!

– Так уж и даст? А, может, потом догонит и еще поддаст?

– Ох и злой ты, Мишка. Ты же раньше был добрым. А сейчас через свою гордость перешагнуть боишься.

– А может, она у меня да еще совесть чистая и остались?

– Ну хоть бы совесть-то сюда не приплетал! Я ж тебе рогов-то не наставила. Хотя, конечно, могла. Все ждала, когда ты образумишься.

– Вот и спасибочки за признаньице ваше, Валентина свет Анатольевна. Может, мне теперь вам в ноги упасть и благодарить, тапочки целуя, что не изменяли мне?

– Да что с тобой говорить!? – воскликнула в сердцах Валя. – Ты ведь меня слушать не хочешь. Все оскорбления в свой адрес выискиваешь! Гордость свою этим тешишь? Вроде как, вот он я какой хороший и что от них терплю. Мученик! – последнее слово было высказано с такой язвительностью, что Валентине самой сделалось неловко. – Нельзя же так, Мишка! Забудь ты о ней. Попроси меня остаться, и я останусь. И любить тебя все так же буду. Стань хоть на минуту таким, каким был до свадьбы: влюбленным сорванцом, который таскал для меня цветы с клумб.

– Что ж это я тебя уговаривать должен. Ты своей судьбе сама хозяйка. Выбрала себе нового мужа – скатертью дорога. Живите вместе, если так хочется. Я тебе не помеха. Против развода не буду. Все подпишу, что потребуется. Так и знай. Такое мое последнее слово.

– И как я могла жить семь лет вместе с этим человеком?! И любить его… Все! Ни минуты я не задержусь в этом доме. Сейчас же ухожу к Павлу. Вот только позвоню, чтобы встретил. Соберу кое-что и уйду. Не буду я тебя больше обременять.

– Баба с возу – кобыле легче!

– Ну надо же, не удержался, сказал! Уж потерпи еще пять-то минут.

Валентина позвонила куда-то. Перебросилась несколькими фразами с человеком на другом конце провода. Собрала кой-какое свое барахлишко в чемодан и направилась к двери. Все это время Мишкой двигала какая-то ожесточенность. Он никак не мог понять: “Как так? Любит меня, а уходит к другому?” – и поэтому не хотел искать мира.

Уходя, Валентина оглянулась, как бы ожидая, что ее вернут, но столкнувшись с презрительно растерянным взглядом Мишки, только чертыхнулась про себя в его адрес и аккуратно закрыла дверь.

А Мишка остался дома один. Ему все не верилось, что это могло произойти с ним, с Михаилом Федоровичем Фатеевым. Все это как-то не укладывалось в голове. Он сидел и ждал, что вот сейчас Валентина одумается и вернется. И все будет продолжаться по-прежнему.

Но Валентина так и не вернулась.

А сегодня, видя, что с Мишкой творится что-то неладное и что человек находится в таком состоянии, в котором и покалечиться запросто можно, подошел к нему мастер участка и слово за слово выспросил всю Мишкину печаль.

– Ну, что бы я тебе посоветовал… – начал он, теребя свою куцую бороденку, – увидишь ведь ты ее до развода? Так попроси прощения, попроси вернуться. Сам знаешь, что вернется, если так поступишь. Разве это сложно?

– Нет, Митрич, я ее судьбе не помеха. Не буду я за кем-либо бегать и сопли вытирать. Не девчонка, сама знает, чего хочет.

– Глупый ты, Мишка! Глупый и гордый до черезвычайности. А знаешь, когда ты таким стал? Раньше ведь был нормальный мужик, простой, не без прибабахов, но простой. Помнишь, когда тебя в первый раз на доску почета повесили? Сейчас гляжу я на это дело и думаю: поспешили мы тогда. Не созрел ты тогда для почета. Да и до сих пор не созрел. Сразу загордился, зазнался. Уваженья стал к себе требовать чрезмерного, а к другим и обычное забывал проявить. Умней, парень, а то так гордым дураком и помрешь, – сказал это все Митрич, подождал немного, что Мишка ему в ответ скажет, и, ничего не дождавшись, ушел по своим начальственным делам.

“Умней! – думал про себя в это время Михаил. – Уж кто бы говорил, да только не ты, пень трухлявый. Умней! А как надо что-нибудь подсчитать, ты к кому обращаешься? Рацуху двинуть кого просишь? Умней! Много вас умных развелось, специалистов в чужую жизнь вмешиваться и советы ненужные давать! Уж как-нибудь сам разберусь в своей семейной проблеме, без бывших парторгов.”

Весь день кипели в Мишкиной голове подобные мысли и не давали заняться выполнением рабочего плана. А вечером пришел он домой, переоделся, разогрел ужин и вдруг понял, что сегодня будет один и завтра будет один и очень даже может случиться так, что всегда будет один: не с кем будет ему обругать начальство, правительство и обсудить внутреннюю обстановку в стране наряду с внешней политикой.

“Один, – пронеслось в голове у Мишки, – совсем один! Боже, какой дурак! Зачем я… почему все произошло именно так? Что же я наделал! И ни телефона, ни адреса Валюхиного нет.” Только сейчас Михаил осознал в полной мере, насколько ему нужна Валентина. Не как домработница, а как человек, который его любит, который в нем нуждается.

И тут раздался звонок в дверь. Мишка аж подпрыгнул от неожиданности, с неудовольствием подумал: “И кого там черти принесли в десятом-то часу?” и пошел открывать.

На пороге стояла Валентина.

Уж кого-кого, а ее сейчас, после всего произошедшего, Михаил не ожидал увидеть и даже растерялся.

– Может предложишь войти? – спросила Валентина, – Или так через порог и будем разговаривать?

Несмотря на все попытки Валентины выглядеть бодро и несколько небрежную манеру говорить, было заметно, что минувшая ночь не прошла для нее даром: мешки под глазами не скрывала даже тщательно нанесенная косметика.

– Конечно, проходи! – Мишка сделал приглашающий жест и посторонился, давая жене возможность войти в квартиру.

Валентина зашла и осторожно закрыла дверь. Сейчас ее присутствие не вызывало у Мишки потерянности, поскольку всем своим видом (может, и не желая того) Валентина показывала, что он ей очень нужен, очень значим для нее. Они стояли друг против друга и молчали. Михаил смотрел на Валентину и видел в ней все те переживания, которые сам испытал за последние часы. И вдруг он понял, что не даст ей уйти ни сегодня, ни завтра, никогда.

И тут его мысли прервала Валентина:

– Михаил, я вот здесь написала заявление о разводе, может, ознакомишься? – Она протянула Мишке лист бумаги, испещреный таким родным для него почерком.

– Валюш, – произнес, не узнавая своего голоса, Михаил, – знаешь, я о многом передумал за последние часы и хочу тебе сказать, что люблю тебя. Ты мне очень нужна. Возвращайся домой. Пожалуйста.

Валентина с радостным недоверием воззрилась на мужа.

– Валюш, ты пойми, – продолжал он, ободренный взглядом жены, – я ж всегда хотел сделать как лучше. Конечно, иногда выходило, что я перегибал палку, но, клянусь, из чистых побуждений. Хочешь, мы завтра пойдем в театр? Ну прости ты меня!

– Мишка, ты тоже меня прости, я вчера сгоряча наговорила много глупостей: и тебе сделала больно и себе. Эх, Мишка, Мишка, как же мне тебя не простить, ведь я тоже люблю тебя!

У Мишки вызрела новая неожиданная мысль: “Ну ее к чертовой бабушке, всю эту экономию! На двухкомнатную квартиру все одно в ближайшие полтора века не накопить, а годы проходят! А сколько примеров перед глазами: люди вчетвером, впятером живут в однокомнатных и ничего, никто еще не помер. И с нами, поди, ничего ужасающего не случится.”