А вот эта информация стоила жуткой тошноты. Теперь Тени смогут сузить круг поисков… или расширить: Капитан рассчитывал на последние полгода, а то и три-четыре месяца…

Значит, год.

— Я помогла вам? — спросила Рэй.

Капитан кивнул, собираясь кое-как поблагодарить Тварь и убраться отсюда подальше.

— Лорд Фрост! — когда он повернулся к двери, ткачиха окликнула его. — Я хочу попросить вас кое о чем.

Он повернулся обратно. Рэй подалась вперед, ив ее взгляде снова застыл страх и беспомощность.

— Что вам нужно?

Она вздохнула, решаясь.

— Я знаю, что вы делаете с Тварями, которые нарушают человеческие законы. И с людьми тоже. Пусть я редко покидаю Глубь, но у меня есть друзья среди других Тварей… лорд Фрост, когда вы найдете тех, кто убил… не трогайте детей. Отдайте их мне?

— Зачем? — моргнул Капитан. Если сейчас выяснится, что у ткачей существует обряд пожирания яиц чужих семей для сохранения молодости или улучшения генофонда, он точно опозорится и похвастается перед этой Тварью содержимым своего желудка. И пусть он ничего сегодня не ел, это не значит, что его чем-нибудь не стошнит.

— Они не виноваты. Мы воспитаем их правильно, и они будут жить по человеческим законам.

Тошнота будто отступила. Или затаилась. Капитан пораженно смотрел на Тварь перед собой. Уродливую в истинном облике. Не человека. Паучиху.

А потом он вспомнил танцующую и тех, кто ее кормил. Вспомнил леди Эйзенберт. Йеша Горса.

И ему стало противно от того, что он — человек.

— Я не убиваю детей, — ответил он. — Договорились.

И больше не в силах находиться здесь, он отправился прочь.

На душе было тяжело.

Мэри

Проснувшись, Мэри долго лежит, не открывая глаз. На счастье, под утро ей ничего не снилось. Хотя бы во сне реальность оставила ее в покое.

Но нужно вставать. Попытаться не думать, не слушать… не рисовать?

Вокруг нее нет ничего белого: мир снова стал тьмой, и этому Мэри тоже рада.

Она переодевается, расчесывает волосы, варит кофе. Эти привычные действия помогают ей уверить себя, что вчера все было нереальным.

Хотя бы на время.

Вчерашний вечер превратился в кошмар осознания, что полукровок могут не любить не потому, что они слишком слабы.

Они слишком сильны.

Нет, это все ерунда, не может быть такого, что никто этого не заметил! Хотя… ведь Мэри никогда не встречала рисующих-полукровок.

Нет, она не хочет об этом думать!

Немного помучившись в плену собственного разума, Мэри понимает, что может ей помочь. Надеясь, что Капитан ее впустит, она выходит из дома, нанимает на соседней улице бричку и едет к границе Лагуны. Пожалуй, именно сегодня тот факт, что конные экипажи не могут проехать по узким мостам самого странного района Рурка и поэтому его жители вынуждены ходить пешком, очень не нравится Мэри. Она не хочет оставаться на улицах этого города одна. Она боится, что снова услышит тихий плач измученного ребенка, а Рурк станет ее полотном, на котором она может нарисовать новую реальность.

Может, это и хорошо, что такая власть досталась именно ей? Мэри никогда не страдала тщеславием, и может использовать новый дар во благо… нет. Она не знает, как так случилось, и не хочет этого повторять!

Постучав в дверь дома Капитана, она нетерпеливо ждет, когда ей кто-нибудь откроет, как будто оказавшись внутри она будет в безопасности. Она изо всех прислушивается к звукам и эмоциям внутри города, и когда, наконец, в коридоре раздаются тихие шаги, буквально льнет к двери, нетерпеливо постукивая ногой. Как будто за ней гонится кошмар вчерашнего вечера.

Мэри слышит его дыхание… кого? Ребенка, что плакал? Или…

…города?

Или это всего лишь легкий ветерок, который шевелит ей волосы?

— Ника? — когда дверь открывается, Мэри обдает смесью озадаченности и смутной тревоги. — Впустишь меня? Пожалуйста…

Золотая птица молча отступает на шаг, чтобы рисующая могла пройти внутрь. Ей становится намного легче, когда дверь закрывается, и город перестает дышать ей в затылок.

Дурацкая мысль. Это был просто ветер.

— Капитан здесь? — спрашивает Мэри. — Или ушел в участок?

— Не знаю… Он ушел так незаметно, что мы с Кирой и не заметили… Даже не позавтракал… — последние слова звучат обиженно. Наверное, девочка опять расстаралась с выпечкой.

— Мне… я вообще к Кире пришла, — Мэри виновато поджимает губы.

— Ну не ко мне же, — отвечает золотая птица ревниво. — Она у себя в спальне. К ней портной явился, мерки снимает.

Мэри становится совсем неловко. Получается, она зря явилась сюда. Но город за дверью все еще пугает ее и поэтому Мэри глубоко вздыхает и говорит:

— Из кухни так вкусно пахнет…

— Правда? — ревность превращается в польщенное смущение. — А вот лорд Денвер не оценил. Даже кусочка не съел…

Странно слышать настоящее имя Капитана. Он настолько редко им пользуется, что Мэри сначала не сразу понимает, о ком говорит золотая птица.

— Он не любит сладкое, — отвечает она. — Никогда не любил.

Девчонка горестно вздыхает.

— Угостить? Мне кажется, Кира скоро закончит с портным. Я недавно заглядывала, и мне показалось, что они друг другом не очень довольны.

— Почему? — спрашивает Мэри, следуя следом за Никой на кухню.

— Ну… она заказала ему пять платьев. И если два из них ничего, то еще три… скажи, почему она такая?

— Ты о чем?

— Ну… она потребовала, чтобы у двух платьев было очень глубокое декольте, а у третьего — открытая спина. Как будто она собирается… ну ты понимаешь.

Мэри вздыхает и пытается улыбнуться.

— Кира — красивая женщина. Нет ничего странного в том, что она хочет подчеркнуть эту красоту.

— Она хочет выглядеть, как… — Ника в последний момент осекается. — Это довольно странно, если вспомнить, что с ней сделали.

— Она всегда так одевалась, — вздыхает Мэри. — Это часть ее образа. Они с Джеком так работают, понимаешь? Сбивают с толку своим внешним видом. Он ведь тоже одевается странно. Ну… ярко.

Ника помогает Мэри сесть за стол и ставит перед ней блюдо, от которого пахнет блинчиками.

— Ты не подумай, она мне нравится. А еще она меня сегодня расчесывала… и короной волосы уложила, жаль, что ты не видишь!

Мэри легко улыбается и ничего не отвечает. Слушает, как золотая птица варит кофе, а потом они молча наслаждаются действительно вкусными блинчиками.

А потом в кухню заходит Кира, и от нее пахнет брезгливостью и торжеством.

— Я настолько запудрила ему мозги, что он, мне кажется, прямо сейчас побежит обсуждать сумасшедшую любовницу Денвера Фроста, поселившуюся у него в доме, — весело объявляет она. — Привет, Мэри.

— Здравствуй, Кира… я к тебе.

Компания Ники немного сгладила тревогу Мэри, и город за стенами дома уже не кажется жутким существом, что дышит е в затылок.

— Кажется, я даже знаю, зачем, — Кира подходит к Мэри и проводить пятерней по ее волосам. — Надо тебя подстричь. Ты разноцветная. Правда, отливы очень бледные, не сильно заметно, но…

Джек же делал это совсем недавно! Она не должна была обрасти так за такое время!

— Хм… — Кира снова гладит ее по волосам. — Они ведь короткие… Мэри… Кажется, стрижка не поможет…

Кошмар вчерашнего вечера снова становится реальным, выталкивая из легких воздух и превращая Мэри в комок страха и отчаяния.

— Эй, ну ты чего? — Кира садится на корточки перед Мэри, поглаживает ее по колену, а потом решительно встает, берет рисующую за плечи и тянет за собой. — Ника! Будь добра, набери ванну. Если у Капитана есть душистое мыло — доставай. А еще мне нужны ножницы. И крем. И… у тебя есть какая-нибудь помада? Или угольный карандаш?

— Что ты хочешь делать? — с любопытством спрашивает золотая птица.

— То, зачем Мэри пришла. Ты ведь за этим пришла, да?

Мэри с ужасом обнаруживает, что ее глаза жгут слезы. С огромным трудом сдержав их, она кивает.

Да. Она за этим и пришла.

Она подумала, что если Кира сделает ее красивой, что-то изменится. Что-то внутри нее самой. Все вернется на круги своя, и она снова станет просто слепой художницей.