Ленка тут же бежит в домик, надевает новую майку и подводит тушью глаза. Через десять минут наша живописная группа выходит на тропинку, и растянувшись гуськом берет курс на Малый Чимган. Сначала идти было легко, подъем не крутой, сил у нас много. Тропинка прячется в траве, внизу журчит горная речка. А вокруг – море цветов. Мята, душица, полынь, одуванчики, а многим я не знаю названия. Мы пытались было петь, но дыхание сбивается и идти намного тяжелее. Я шла самая последняя – выбирала ракурс. Несколько раз приходилось бегом догонять остальных. Потом я заметила, что Юрка с Сережкой специально остановились и ждут меня. Когда я поравнялась с ними, Юрка сказал:

– Покажи кинокамеру.

Я отдала ему кинокамеру. Кинокамера «Кварц» – это моя гордость. Больше двух лет снимала фильмы школьной камерой. Родители подарили мне собственную после того, как моя работа заняла призовое место на республиканском конкурсе любительских фильмов. Мне было тогда 14 лет, и мама собирала все газетные вырезки, где писали об этом конкурсе и упоминали обо мне.

Мальчишки тем временем рассматривали объектив.

– А у меня есть «Аврора», – сказал Юрка, – только она у сестры сейчас.

А Сергей взял у меня рюкзак.

– Давай, понесу, он же тебе мешает.

– Спасибо.

Без рюкзака и правда было лучше, он постоянно мешал мне при работе с камерой.

После двух часов пути и нескольких десятиминутных привалов мы заметили, что окружающий пейзаж меняется. Все меньше становилось травы и цветов, а больше скал и камней. Тропинка, которая часто терялась среди камней, пошла круче вверх. Кое-где мы подсаживали друг друга. Маленькая Настя стала съезжать по камням вниз, и завизжала так, что у меня уши заложило. Дядя Володя поймал ее и стал подталкивать сзади, а оказавшийся рядом Рустик тянул за руки наверх. Потом мы шли по скользким шатающимся камням. Несмотря на прохладный ветер, от напряжения было жарко, пот заливал глаза. Все поснимали кофты и куртки, завязав их рукавами на поясе.

И вдруг– о чудо! Мы увидели среди серых скал большой белый снежник. Это было так неожиданно, что мы в один голос ахнули. Снег был не такой белый, как зимой, а с оттенками серого, но все равно это был настоящий снег! И его было много! Какие-то туристы играли в снежки, дети катились с горы на целлофановых пакетах, клеенках, кусках линолеума. И одеты при этом все были в шорты и майки.

Не теряя времени даром, мы тоже кинулись наверх, нашли кем-то брошенный кусок клеенки и началось веселье…Мы катались, и хохотали, и кричали, и падали. Даже мама тоже каталась с нами. Потом мальчишки принялись кидать в нас снежками, мы в ответ. Сережка поймал меня наверху, когда я собралась сесть на клеенку, и спросил:

– Сдаешься?

– Нет!

Тогда он натолкал мне снега за шиворот и толкнул вниз. Я полетела кубарем. Внизу меня поджидал Юрка. Не успела я подняться на ноги, он тоже спросил:

– Сдаешься?

– Конечно, нет!

Тогда он тоже натолкал снега мне за шиворот. Эта сцена повторилась несколько раз, прежде чем я поняла, что на мне нет сухого места. Футболку, джинсы, и даже кепку можно было выжимать. Правда, было лето. Хоть я попыталась накинуть поверх мокрой майки полусырую джинсовую куртку, это не очень помогло. Правда, вниз идти было легче, но я никак не могла согреться и зубами выбивала дробь.

– Натик, завтра у поварихи тети Шуры день рождения., – сказала мама, – ты помнишь, что мы собирались нарисовать ей поздравление?

– Да, я стихи уже сочинила. Только кто будет рисовать?

– Я поговорила с Юрой, он пообещал. Слышала от мальчишек, что он хорошо рисует.

Я молча кивнула, кутаясь в мокрую джинсовую куртку.

Пока мы дошли до нашей базы, солнце село и стало совсем холодно.

Оказавшись в домике, я переоделась в сухую майку, закуталась в одеяло, и даже ужинать не пошла – не могла согреться. Как мама с девчонками вернулись с ужина, я с трудом слышала сквозь дремоту. Мама потрогала мой лоб, ахнула и полезла в косметичку за таблетками. Термометра у нас не было, но все было ясно и так. Горло болело так сильно, что я не знала, как втисну в себя таблетки.

– Мама,– вместо слов у меня получалось какое-то сипение, – возьмите на столе листик, там стихи для тети Шуры. Пусть Ленок идет с Юркой поздравление рисовать.

Сказала, и провалилась в беспокойный тяжелый сон.

Когда я проснулась, было уже позднее утро. В домике никого не было. Голова почти не болела, я тихонько встала. Решила пойти умыться и посмотреть где народ.

Перекинув полотенце через плечо и сунув в карман зубную пасту и щетку, я медленно вышла на улицу. Но вместо девчонок увидела Сережку с Юркой, сидящих на скамейке возле нашей двери. Увидев меня, они вскочили:

– Ты прости нас. Мы не хотели, чтобы ты заболела…Мы не думали, что так получится.

Я махнула рукой, потому что говорить у меня еще не очень получалось.

– А, ерунда.

И поплелась к умывальникам мимо столовой. На дверях столовой висело поздравление. Я подошла ближе посмотреть.

На половинке ватманского листа зеленым фломастером были написаны мои стихи.

Лишь только солнышко взойдет

Над куполом Чимгана,

А тетя Шура уж спешит

На кухню утром рано.

Она для взрослых и ребят

Готовит завтрак вкусный

И все ее благодарят,

Наперебой ей горят:

«Да, повар Вы искусный»

Желаем тете Шуре мы

Жить много-много лет,

Чтоб жизнь счастливая была

Без горестей и бед.

По краям были довольно красиво акварельными красками нарисованы красные розы, но стебли их были почему-то изображены простым карандашом.

– Натуся, ты чего встала?,– это мама вышла из столовой и увидела меня.– Я тебе завтрак несу, иди ложись.

– Лен, а почему стебли такие странные? – спросила я у подошедших следом девчонок.

– Потому что Юрка не дорисовал до конца, а пошел гулять с раскрашенной девицей, – с возмущением сказала Ленка.

– Но он же попросил разбудить его утром, чтобы дорисовать, – вступилась Ирка.

– И как я бы я его будила? Зашла в домик, где мальчишки спят?

– Ну постучала бы в дверь или в окно.

– Ничего, и так получилось красиво, – сказала мама.– Натик, иди ложись, нечего тут разгуливать.

– Сейчас, дайте хоть умыться.

Я побрела к умывальнику, думая о том, как жалко болеть и лежать в домике в такое солнечное и красивое утро. Мы собирались сегодня за ежевикой, возле реки ее целые заросли. Сквозь колючие лисья просвечивают черные спелые ягоды. Но мама, конечно, ни за что мне не разрешит участвовать в таком мероприятии.

Глава 4

– Девчонки, плывите сюда! Здесь мелко!, – кричит Ирка, и машет руками. Ленка и маленькая Настя плывут к ней наперегонки. Я наблюдаю за ними через видоискатель кинокамеры, ловлю подходящие моменты для съемки.

Рустам с Сашей в стороне ныряют с обрыва. А вокруг плещутся воды Чарвака – Чарвакского водохранилища. Когда-то здесь была долина, текла небольшая речка, росли сады, жили люди. Потом, когда построили Чарвакскую ГЭС, вся она попала в зону затопления. Недалеко от того места, где я сижу, асфальтированная дорога, попетляв по берегу, уходит под воду. Когда мне было лет пять, по этой дороге мы с родителями ездили по мосту на другой берег – вон и фермы бывшего моста из воды торчат. Я захожу в воду по этой заброшенной дороге и стараюсь плавать около нее. Отклоняться в стороны мне как-то неприятно – кто знает, что там может встретиться. Наверно, только остатки затопленных деревьев. Но воображение рисует всякие неприятные картины, и я стараюсь не заходить глубоко. Совсем не лезть в воду – выше моих сил, день очень жаркий. Не спасает даже прохладный ветерок с гор.

Кинокамера вдруг замолкает, и я начинаю искать причину: батарейка села или пленку внутри зажевало и получился «салат»? Достаю батарейку и пытаюсь лизнуть между клеммами. Тут же ко мне подскакивает Сережка:

– Что случилось? Помощь нужна?

Батарейка щиплет язык. Мы лижем батарейку по очереди и приходим к выводу, что дело не в ней.