И вот еще о чем хочется мне побеседовать - о Твоей славе. Она вернее, нежели у других, столь же прославленных людей, отражает особенности Твоей персоны, соотносится с ними менее косвенно - в неразумении и недоразумении тоже. Ты вызываешь бурную реакцию, словно место Твое в литературе еще вакантно; Твои книги "остаются", а для многих это - сущая неприятность, и в славе Твоей, считают они, есть доля пресловутости. Даже комические побасенки не могут сделать ее мало-мальски привлекательной, как у Твоего собрата по известности Ф. Д. *: его неприятности покуда вроде бы сошлись воедино, Твои - нет. Точнее говоря, Твоя слава двойственна.

За рубежом она бесспорна, причем не только в ФРГ и Австрии, хотя именно в этих странах как нигде обращает на себя внимание, ибо контраргументов, порожденных политическим климатом и обращенных против Тебя, наберется там не меньше, чем в Швейцарии. Но Твое искусство задавать вопросы взято ими за образец, оно является в школах предметом преподавания - с 60-х годов уже чуть ли не учебным материалом; без этого "багажа" образованная личность просто немыслима. Читатели-немцы, равно как и американцы или русские, не вполне понимают, что же злостного в "Солдатской книжке" и злонамеренного в "Вильгельме Телле для школы". Встречая в "Дневнике 1966-1971" нелестные сноски и целые пассажи насчет швейцарской армии и "НЦЦ" *, немец не усматривает в них маниакальной одержимости, с его точки зрения, это критика интеллигента, который в долгу перед обществом, причем критика довольно-таки умеренная, ибо даже ХДС и та иной раз высказывается куда крепче. Возможно, в этом есть малая толика злорадства, однако же добрый швейцарец Фриш не вызывает у зарубежных читателей никаких подозрений, а критика его расценивается как благая услуга. В противном случае столь консервативная организация, как Объединение германских книготорговцев, никогда бы не присудила Тебе свою Премию мира. И федеральный канцлер Шмидт пригласил Тебя сопровождать его в поездке по Китаю именно потому, что объективности и логике Твоих наблюдений можно полностью доверять.

А в Швейцарии? Здесь вкупе с известностью Твоего имени растет и его скандальность; на мой взгляд, в истории швейцарской литературы этот феномен впервые нашел такое яркое выражение. Ведь даже людям, не разумеющим языка литературы, вполне понятен язык успеха. А швейцарцы слишком уж сердиты на крупнейшего из ныне здравствующих своих писателей, чтоб эта их злость укладывалась в рамки ходячей формулы насчет пророка в своем отечестве. Ты и сам, верно, на это досадуешь, не из тщеславия, нет, попросту не желаешь считать сей гельветический протест столь всеохватывающим, как привыкли думать Твои враги (Цоллингер * так и надорвался на этом ничтожном фронте, старший брат, который по драматургии "Триптиха" стал младшим). Да, в Швейцарии у Тебя есть отнюдь не только противники, у Тебя есть враги. Если наши с Тобой имена - к примеру, в анонимках, поступающих в мой адрес, упомянуты рядом, то дело не обходится без самых бредовых выпадов и угроз. Ты, Биксель, Отто Вальтер *, Йорг Штайнер *, Федершпиль * - хороша компания, в самый раз для преисподней. Что ж, от соблазна жалостливой сентиментальности или чванства, пожалуй, все-таки можно себя уберечь, а вот мания преследования зачастую неотвратима - когда же наконец она станет зеркалом объективной реальности? По уровню культуры этих неотесанных горлопанов даже "дремучими" и то уже не назовешь; но как быть с натурами тонкими и с теми, кто хранит гробовое молчание?

Ты - фигура заметная, и обходить Тебя гробовым молчанием нелегко, но они с этой трудностью справляются, и успешно: "Нойе цюрихер цайтунг" молчит о Твоем "Дневнике 1966- 1971", швейцарская высшая школа - о Твоей славе. Дельно молчат, очень дельно, ибо тем самым препятствуют делу. И почетным доктором Фришу в Швейцарии не бывать (хоть он и удостоен этого звания в ФРГ и США), и Большой шиллеровской премии ему давать не стоит, причем как можно дольше (хоть он и получил одноименную премию от хадеэсовской земли Баден-Вюртемберг), и вообще, лучше о Фрише вовсе не дискутировать. Ты-то без этого проживешь, но проживет ли Швейцария? Отношение к литературе, бытующее в народе, по сути, отражает отношение этого народа к конфликтам, и сколько же тут варварства, сколько тормозов и препятствий для фантазии, иными словами - сколько бескультурья и невежества. Ты для них как оскорбление; а вот в истинной культуре задающего вопросы посчитали бы правым и принципиальный вопрос был бы всего-навсего разумной учтивостью; тот, кто не позволяет ни о чем себя спросить, злостно отнимает у себя приключение познания. Официальная Швейцария полагает принципиальный вопрос неприличным и даже усматривает в нем враждебный выпад; день ото дня она все стягивает, все сужает круг дозволенных вопросов; Твой призыв к партнерству больно задевает ее. Молчит - и то благо, благо без благоволения.

Неприязнь - это допущение, что, задавая свой вопрос, собеседник уже знает ответ на него, ответ отрицательный, мол, вопрос поставлен риторически, ради того чтобы поспорить. Партнерство же предполагает готовность воспринять чужой вопрос как открытый, сделать его своим достоянием, суметь ответом углубить постановку проблемы. Диалог как возможность.

Жаль всякого, кто с такой легкостью становится Твоим врагом.

Если б на протяжении нескольких десятилетий Ты не был патриотом, если б и вправду Тебе было свойственно то чванство, в котором Тебя облыжно винят (тогда ведь можно в упор не замечать Твоего мужества), Тебе бы не понадобилось обращать столь пристальное внимание на протесты швейцарцев, а вероятней всего, их бы просто не было. Кстати говоря, с жизненным задором в этой официальной Швейцарии теперь слабовато, и швейцарские обиды и антипатии за пределами страны стоят не много. Наши соотечественники с их манерой прибедняться - в пику полному экономическому благополучию! - большей частью служат мишенью для убогих, нудных анекдотов, а Тебе это отнюдь не по душе. Ты страдаешь от подобных кривотолков, или, без патетики, они Тебя нервируют, будят возмущение. Ты всегда готов возразить занудам и по сей день не упускаешь случая сделать это, сталкиваясь в ФРГ или в Америке с насмешками над Швейцарией. Правда, если я не ошибаюсь, в последнее время Твой азарт несколько поостыл. Осталась ли Швейцария для Тебя родиной, хотя бы в том проверенном смысле, какой Ты вложил в это слово, выступая в Цюрихе по поводу Шиллеровской премии? Цюрих, где против молодежи бросают полицию, не Твой город. Какое уж тут веселье - Ты устал сражаться с этим обществом. Трудился впустую. И для Твоего писательского труда это бесследно не проходит. Швейцария, страна для эмиграции? В поступках Ты давно уже следуешь этой формуле, но строишь ли Ты по ней жизнь?.. Отлучка в Рим, посещение Америки или Берлина носили частный, но серьезный характер, и вместе с тем в них чувствовалась доля запоздалой, можно даже сказать, туристской свободы. Это были рабочие, оздоровительные отлучки на чужбину, из которой есть возврат. Казалось неоспоримым, что однажды Ты сможешь остаться в Швейцарии, ибо оставаться не обязан. Теперь вопрос стоит острее: сможешь ли Ты жить в Швейцарии? Или же Ты задолжал себе и ей столько уважения, что покинешь ее всерьез?