— Верхотура! — крикнула она.

— Верхотура! — отозвалась толпа.

Светлый ангел медленно прошла вдоль сцены и обратно, отмечая свою победу, а затем золотые ворота улья отворились. Выбежала группа людей в золотых и серебряных нарядах.

— Верхотура! — крикнули они и начали бросать в толпу мерцающие флажки.

Аудитория жадно тянула руки, хватая вымпелы. Я и не думала сама пытаться получить такой, поскольку люди выше меня и с более длинными руками всегда перехватывали их первыми, но подбежал мужчина в серебре, опустился на колени на сцену передо мной и вложил флажок мне в руки.

— Почему я не испугал тебя прежде?

Я в замешательстве уставилась на него, а потом по лицу и голосу узнала в нем охотника за душами. В Хеллоуин темный ангел выиграл бы битву и охотник за душами со свитой остались бы на сцене и раздавали толпе красные флажки. Теперь я поняла, что в Праздник те же самые актеры уходят под сцену, быстро переодеваются и вновь появляются с победившими силами света и вручают серебряные и золотые лоскуты.

— Меня отвлекло поднимавшееся Прасолнце, — объяснила я.

Он вроде бы опешил, но силы света уже собирались в центре сцены, и актер встал и отошел к ним.

— Свет победил, — крикнула ангел света. — Позвольте нам пойти вперед и объявить улью о Празднике!

Она высоко подняла меч, сбежала со сцены по ступеням и устремилась в зазор в толпе. Силы света радостно бросились за ней, а ожидавшие безопасники выдвинулись вперед, чтобы убрать барьеры. Одна за другой части толпы получали возможность присоединиться к длинной процессии.

— Верхотура! — кричали мы, размахивая флажками и выбегая с арены.

Глава 12

Ангел света провела процессию вокруг близлежащего торгового района и через местный парк, залезла на парковую скамейку и взмахнула мечом.

— Хорошего Праздника всем вам, и пусть те, кто вступает в лотерею 2531, добьются верхотуры!

— Верхотура! — в последний раз ответила толпа, затем повернулась и двинулась к ближайшему выходу из парка. Сразу за воротами располагалась крупная развязка системы лент, и группа безопасников следила, чтобы люди вставали в упорядоченную очередь, а не пытались забраться на ленты все вместе.

— Я по-прежнему не понимаю, почему ты так боишься Прасолнца.

Одно упоминание Прасолнца рассердило меня и заставило обороняться:

— Это похоже на мой страх высоты. Он связан с чем-то, что произошло со мной в детстве.

— Что с тобой случилось? — спросил Аттикус.

Вспыли нечеткие воспоминания о пережитом в детстве ужасе.

— Это сложно объяснить.

— Я очень постараюсь понять.

— Когда я говорю «это сложно объяснить», то имею в виду, что терпеть не могу рассказывать об этом, — огрызнулась я. — Почему ты не можешь просто принять мои слова и заткнуться?

Аттикус поднял руки, сдаваясь.

— Прости. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты пойдешь на завтрашнее утреннее мероприятие?

— Нет. Придется делать глиняные горшки, а я ненавижу ощущение мокрой глины. Да и вообще начинаю думать, что пора отказаться от всех мероприятий. Я привыкла, что плохо справляюсь, но утреннее занятие по машинной вышивке стало полной катастрофой. Моя ткань выглядела так, словно ее залило рвотой.

— Я провалился так же, как и ты.

— Твой рисунок выглядел вполне приемлемым.

— Лишь потому, что я сжульничал, — отозвался Аттикус.

— Что? Как тебе удалось?

— Я выбрал два совершенно безопасных цвета: серый и синий — и не прикасался к кнопкам дизайна, так что по умолчанию получились полоски.

— О. Я не поняла, что машина так работает. — Я поколебалась мгновение. — По пути из отделения, где мне лечили голову, произошло кое-что смешное. Я оказалась у дверей между Бирюзовой и Синей зонами как раз в момент закрытия на регулярное тестирование, поэтому застряла на Бирюзовой стороне.

— Пока не вижу шутки, — сказал Аттикус.

— У меня болела голова. Я увидела ряд стульев и села с какими-то другими подростками.

— По-прежнему ничего смешного.

— Прибыл руководитель мероприятия Бирюзовой зоны, и я обнаружила, что ворвалась на лекцию его класса о межзональных дверях.

Аттикус рассмеялся.

— Это напоминает мне о произошедшем в прошлом году. Форж позвал меня на вечеринку своей команды по плаванию. Когда я пришел, никто не танцевал, и Форжа с Шанной нигде не было видно. И еще одна странность: все выглядели высокими и худыми.

Он помолчал.

— Я, наконец, понял, что зашел не в тот общинный центр и попал на встречу подростковой команды Синей зоны по прыжкам в высоту. Надеюсь, твой руководитель мероприятия не отреагировал на твою ошибку с таким сарказмом, как прыгуны — на мою.

— Совершенно никакого сарказма. Он подумал, что авария не позволила мне попасть на лекцию своего класса, а я отчаянно жаждала узнать о межзональных дверях и решила послушать его урок.

— Полагаю, было очень скучно, но, по крайней мере, ты смогла посидеть, пока не открылись межзональные перемычки.

— Лекция оказалась такой скучной, что я чуть не заснула, но затем руководитель мероприятия дал мне золотую карточку на продвинутые занятия по инженерному делу.

Аттикус бросил на меня потрясенный взгляд, а затем улыбнулся.

— Эмбер, это замечательно. Мои поздравления!

— Это совсем не замечательно, — мрачно возразила я. — Я благополучно дремала, когда преподаватель вызвал меня отвечать на вопрос. Я понятия не имела, о чем он спросил, поэтому наугад выбрала надпись на графике, и она оказалась правильной.

Я в отчаянии всплеснула руками.

— После четырех лет тяжелой работы я заработала золотую карточку за плавание. А теперь получила такую же за случайно угаданный ответ. Должно быть, я совершенно бесполезна, если справляюсь лучше всего, когда пропускаю лекции и отвечаю наобум.

Аттикус сочувственно скривился.

— Эмбер, ты не должна так беспокоиться о занятиях на подростковом уровне. Я хожу на большинство, поскольку они могут быть интересны, но реальность такова, что они совершенно не влияют на наше будущее.

Я уставилась на него.

— Как ты можешь так говорить?

— Это правда. Мы участвуем в отдельных мероприятиях по инженерному делу или гидропонике, но подавляющее большинство связаны с творчеством и спортом. Годы назад я понял, что на то есть достойная причина. Для людей, которым предстоит работать в этих областях, вложенных знаний недостаточно. Атлетам нужны настоящие тренировки, а художники должны развить собственный творческий стиль.

Аттикус пожал плечами.

— Возможно, существуют и другие факторы. Может быть, лотерее тяжелее тестировать наши творческий способности, чем все прочие, а улей не хочет случайно отправить великого художника или музыканта чистить сливные баки. В любом случае, я считаю, что нам с тобой необязательно обладать выдающимся талантом к искусству или спорту.

Я вздохнула.

— В моем случае, это явно правда.

— Мероприятия устраивают, чтобы помочь исключительным подросткам вроде Форжа и Шанны. Для остальных это просто способ держать нас при деле и создавать успокаивающую иллюзию, что мы способны как-то контролировать свои жизни. Правда в том, что это не так.

Лицо Аттикуса мрачно вытянулось.

— Никакие наши действия на подростковом уровне не изменят наши будущие жизни, Эмбер. Все зависит от происходящего в лотерее. Она протестирует наши основные умения и определит самую подходящую для нас и полезную для улья профессию.

Выражение его лица вдруг резко стало веселым.

— Если так подумать, есть свои преимущества в отсутствии особых талантов. Как нам все время говорят, вердикты лотереи непредсказуемы. Шанна разочаруется, если не станет дизайнером, а сердце Форжа тянется к профессиональному спорту, а вот мы войдем в лотерею без предварительных ожиданий и будем блаженно счастливы на любой работе, которую она нам даст.

— Если только лотерея не сделает меня техником канализации девяносто девятого уровня, — мрачно заметила.