–А ты же ее не знаешь, как это ты ее любишь?

–Как не знаю, вон та девочка.

–Которая?– не унималась сестра.

–Во-он…

Тетки с девчонкой уже прошли. Не было там никого. Кроме меня. От неожиданности я сделала вид, что ничего не понимаю. И постаралась поскорее забыть об этом. Да и Софи, почему-то вдруг замолчала и больше не поднимала эту тему. И я была ей за это очень благодарна.

Начало июля. Наша речка как раз в этот период прогревается так, что можно с удовольствием, не дрожа, купаться. Папа пообещал мне, что мы сходим, вот здорово! Я вышла на улицу и увидела Радима, стоящего в тени огромной пятидесятилетней липы.

–А вечером мы с папой на речку идем! Пойдешь с нами? И Дима идет!

–Ну, не знаю, если разрешат, – замялся он.

–Пойдем! На речке здорово! Тебе понравится.

Мне так хотелось, чтобы он согласился. Но в то же время упрашивать его я стеснялась, а вдруг он не хочет и согласится пойти из вежливости, если я буду настаивать?

Вечером мы вчетвером отправились на речку. Как же я была этому рада! Димка соорудил из пластиковых бутылок и скотча нечто вроде плавательного коврика и назвал это чудо крейсером «Кисой Воробьяниновым». Не знаю, почему именно так, но это было весело.

–Ты плавать умеешь?– спросила я Радима.

–Да, конечно. А ты?

–А я нет.

–Зайдем вместе.

–Вы там осторожнее, там камни иногда скользкие бывают, – предупредил папа. Его слова скорее относились к Радиму и к Димке, чем ко мне. Он, конечно, знал, что плавать я не умею, но так же был уверен, что я буду осторожна.

Мы немного поплескались. Папа тоже залез в воду и плавал брассом. Димка опробовал свой непотопляемый крейсер, правда, он плавать не умел, так что копошился в одной точке. Радим вылез из воды погреться на солнце. Я тоже решила выйти. Речная вода капала с его челки на лицо, капельки блестели на солнце, и я невольно залюбовалась на него. Он смотрел на меня, так печально, и я вдруг услышала, как он тихо напевает: «Я люблю тебя, я люблю тебя». Я смутилась и отвела взгляд.

Тут подошел Димка. Внимательно посмотрел на Радима и вызывающе произнес:

–А у тебя волосы подмышками растут!

–Да что ты понимаешь!– разозлился Радим. Мне тоже было неприятно, ведь с моим телом происходило похожее, и мне бы не хотелось, чтобы меня этим дразнили.

–Дима, ты просто…– я даже сразу не нашлась, что сказать.

–Ужас,– подсказал Радим.

–Да, ужас.

–А у тебя, … – тут он произнес что-то на своем языке,– Вот.

–Что это значит? – Диме было обидно, что Радим сказал про него что-то, что тот не понимает.

–Тебе не скажу.

Димка разозлился и ушел к речке к своему крейсеру. Мне стало так любопытно, что это такое сказал Радим про Димку.

–А что это ты сказал?– кивнула я в сторону Димки.

–А, это? Голова, круглая, как дыня.

–Точно!– рассмеялась я, глянув в сторону Димки. У него и правда голова напоминала дыню, правда не совсем круглую, скорее немного вытянутую.

Вечером мы как обычно сидели во дворе. Димка ушел домой, бабуля позвала его ужинать. Так что мы были вдвоем: я и Радим. Тут ко мне подбежала его младшая сестра и, усевшись на колени, попросила сказку рассказать. Я была в затруднении. Радим сказал, что сам потом расскажет ей сказку, но ее это естественно не устроило, она потянула за горло моей кофты, так что спустила ее с плеча и увидела бретельку бюстгальтера. И стала кричать, что на мне лифчик и еще сильнее потянула за кофту.

–Отпусти ее!– прикрикнул на нее Радим, но ей было все равно. Она так вцепилась в меня, что я думала, кофту вот-вот разорвет. Отцепить от себя у меня не получалось, я боялась нечаянно сделать ей больно.

Радим что-то сердито проговорил ей на непонятном мне языке, но она продолжала голосить. На крик выбежала ее мама, отодрала от меня и увела домой, по пути несколько раз шлепнув. Я поправила волосы и кофту.

–Ну и характер у этой девчонки, – недовольно глядя ей вслед, заметил Радим.

–Извини, я… – мне было неудобно. Я даже подумала, не следует ли мне в данной ситуации в слезах убежать домой. Но убегать, когда он рядом совсем не хотелось

– Ерунда. Забудь, – утешительно добавил он.

Это было как-то странно. Он иногда вел себя как взрослый, будто ему не 14, а все тридцать.

К нам во двор как-то повадилась чужая собака, большая и белая. Каждый вечер у нас исчезали ботинки, босоножки, шлепанцы, все, что оставалось во дворе, на ступеньках лестницы. Причем таскала она обувь, именно для правой ноги.

–Тут к нам по ночам собака заходит, – предупредил мой папа Радима, складывающего поленья, которые, сам и порубил,– Свистеть-то умеешь, чтобы если что напугать ее.

В следующую секунду я услышала пронзительный короткий свист.

–Вот, молодец, – похвалил папа,– Так и свисти, когда увидишь ее.

В августе я сильно заболела. Как раз после его отъезда. Мне было так плохо, что я не могла пошевелить головой: она затылок, виски и лоб раскалывались, как только я пыталась приподняться или повернуть ее. Такого у меня никогда не было, хотя болела часто, ангина, бронхиты и грипп были хорошо мне знакомы. Врач скорой помощи сделал укол и неуверенно диагностировал солнечный удар, а я пыталась вспомнить, когда это так долго пробыла на солнце. Я пила анальгин и еще какие-то антибиотики, вспоминая слова из песни Цоя «Когда твоя девушка больна» про то, что она ест мед и пьет аспирин. Через несколько дней мне стало лучше, и тут я узнала, что он вернулся. Хорошо, вовремя узнала, что он сам ко мне собирается зайти, навестить, так сказать, больную. Иначе, я бы сама выскочила из кровати и побежала к нему.

Тогда-то он и заполнил ту самую анкету.

-Смотри, что у меня,– перекидывая изумрудного цвета всю в золотистых узорах книгу, из одной руки в другую похвасталась я, – Коран!

–Нельзя так играть с книгой! – испуганно предупредил Радим.

–А что такого?

–И нужен тахарат, чтобы руки чистые были.

Он выглядел озабоченным, даже немного встревоженным. Перед глазами возникла картинка: запыленная стопка ненужных книг, и среди них лежит Коран. Именно в таком виде я случайно нашла ее у соседей и попросила одолжить. Пожалуй, не стоит говорить ему об этом.

–Ладно. Слушай, а как ее читать-то? Обложка с обеих сторон как лицевая!

–Это же арабское письмо. Справа налево.

–Ух, ты, здорово! А ты умеешь?

–Когда-то читал, но там сложновато, в начале, в середине и в конце одна и та же буква пишется по-разному. Надо запоминать.

Мне тоже показалось это слишком сложным. И я решила вернуть книгу обратно, соседям.

В начале сентября он уехал. Точнее 4 сентября. Он пожелал счастливо оставаться, пожал мне руку, сел в авто дяди и помахал на прощание. А я смотрела вслед удаляющейся машине, пряча глубоко в сердце все, что он оставил мне, надеясь, что никто не догадается, что на самом деле творится у меня на душе.

4.

Тупо уставившись в одну точку я ждала, когда можно будет выйти из комнаты, не вызвав подозрения мамы, так рано я никогда не встаю. Что мне делать?

Даже смерть отца я не переживала так. Я скучаю по нему, да, очень скучаю. Иногда просыпаюсь оттого, что зову его.

Я не хочу вспоминать прошлое, хотя оно до сих пор не дает мне покоя. Когда-то много лет назад я вырвала эту страницу из своей жизни. Все было кончено.

Я и не знала, до этого как это больно – пытаться забыть. Как это долго. Как мучительно. Когда ненавидишь ночь, потому что нельзя отвлечься от грызущих мыслей, ненавидишь наступающее летнее дыхание и, когда-то любимые, ароматы пионов и роз, потому что даже они против тебя, напоминая о том, что было тогда. Это ломает кости, выворачивает душу наизнанку, когда действительно хочется, очень хочется вырвать сердце из груди, чтобы испытать хоть небольшое облегчение. И когда падаешь на колени и рыдаешь на полу, пытаясь хоть как-то выплеснуть терзающее чувство, когда растекаешься по стенкам и, в конце концов, забываешься сном от усталости и изнеможения. В такие минуты я завидовала Данко, который смог разорвать себе грудь и вытащить сердце. Но у него цель была благородная, а мне надо было всего лишь облегчить страдания, утихомирить монстра рвущего меня на части изнутри.