Доктор Мукете или, как его называли друзья, просто Патрис, был семейным человеком. Он трудился на поприще главного врача центральной больницы Яунде, столицы Камеруна. Высокий мужчина пятидесяти двух лет, он чуть ли не единственный из повстречавшихся Алексею африканцев говорил на английском языке без свойственного местным жителям акцента. Во время одного из визитов российских учёных в больницу, доктор Мукете пригласил Алексея на ужин к себе домой. Посчитав, что отказ будет проявлением невежливости, Алексей ответил согласием. Уже вечером, сидя за уставленным мясом и овощами столом, двадцатишестилетний студент, стараясь не показывать виду, пытался сосчитать детей, сидящих по разные стороны от него.

"Одиннадцать," – как ни в чём не бывало произнёс доктор Мукете. "Семеро наших и четверо моего брата, который был убит несколько лет назад. Его жена, Мумби, живёт вместе с нами. Но сегодня она навещает свою семью в Дуале. Скажите, Алекс, вы женаты?"

"Нет, доктор Мукете," – начал было отвечать Алексей, как собеседник его перебил: "Патрис. Зовите меня Патрис."

"Нет, Патрис. Честно признаться, я вообще до этого ни с кем даже не состоял в отношениях. Сейчас меня больше интересует научная деятельность. Возможно, по окончании университета я займусь этим вопросом," – продолжил Алексей.

"Я чувствую, что вы скоро кого-то встретите, Алекс. Я познакомился с Джуной, моей супругой, когда нам было по шестнадцать лет. И, по правде говоря, мы друг друга тогда не любили. Нас обручили против нашей воли. Но, как сказала мне тогда моя матушка, если в отношениях двух людей присутствует взаимное уважение, то рождение ребёнка расставит всё по своим местам. Я тогда ещё не понимал, что она имела в виду. Но когда родился Устафи, наш дом наполнился любовью."

Следующей остановкой после Яунде стал Йоханнесбург. Именно там Алексей и Фира нашли друг друга. Белая девушка, родившаяся и выросшая на юге африканского континента, и девственный душой и телом юноша из России. Их встреча была также неизбежна, как и смерть Алексея от малярии спустя месяц по приезду на Родину.

Дочь виноделов из Кейптауна, Фира ежегодно проходила медицинскую проверку в Йобурге, как называли его местные жители. Именно ремарка Алексея на тему того, как местные жители называли Екатеринбург, положила начало их разговору.

"Как давно Вы здесь живёте?" – почтительно поинтересовался он.

"Ой, на самом деле, я из другой провинции. Просто исторически так сложилось, что наш Кейптаунский университет отправляет своих студентов на медосмотр в Йоханнесбург. В то время как один из местных университетов отправляет их в обратном направлении. Говорят, что всему причиной какое-то дружеское соглашение между ними. Но я думаю, что это всё из-за апартеида. Государство пытается тем самым наладить связи между крупными городами, чтобы сосуществование… Ой, зачем я всё это Вам рассказываю. Вам это, наверно, не интересно. А вы тут как оказались? Вы не похожи на белого африканца," – заговорило проснувшееся в ней любопытство.

"Ну что Вы, мне очень даже интересно. Мне нравится Вас слушать. Обещайте закончить свою мысль про университеты, когда я вкратце расскажу Вам о себе?"

"Это очень даже взаимно, мистееер…" – протянула она последнее слово.

"Алекс, зовите меня Алекс," – нежно закончил он за неё предложение.

Этот и следующие два вечера они провели вместе, гуляя по безопасным частям города и выясняя как можно больше подробностей о жизнях друг друга. У них был план: через двадцать дней Алексей закончит свою экспедицию по Африке, после чего вернётся в Россию, где благополучно закончит университет. Тогда-то Фира и присоединится к своему будущему мужу. Единственная поправка, которую она внесла в этот разработанный своим возлюбленным план касалась первой брачной ночи. Куда более искушённая девушка не собиралась откладывать её на столь длительный срок. Каждый раз, когда Фира кому-либо рассказывала историю знакомства с отцом своего единственного сына, то называла эту ночь, проведённую с Алексеем накануне его отъезда, моментом зачатия Алекса-младшего.

Узнав о беременности, она написала письмо Алексею, надеясь, что оно застанет его в Каире, который должен был стать последней остановкой российской делегации в рамках этой очень плодотворной поездки. Но её природная нетерпеливость подсказала Фире, что лучше всего будет сообщить ему эту новость лично. Она собрала вещи и отправилась в Москву. Воссоединение удалось. Он отвёл её в ЗАГС и они в срочном порядке поженились. Его последним желанием было то, чтобы Фира отправилась с его родителями назад в Екатеринбург, где они бы позаботились о ней и их ребёнке.

Несмотря на весь драматизм этой истории, она произвела на меня неизгладимое впечатление. Мне вдруг захотелось встретить девушку, влюбиться в неё и построить семью, в основе которой, помимо любви, лежало бы взаимоуважение, общность интересов и целей, совместное движение вперёд. Я спросил у Фиры: "Ты не жалеешь, что всё так получилось?" Она посмотрела на меня. Даже с приглушённым светом я мог разглядеть грусть в её глазах. Придвинувшись поближе и взяв меня за руку, Фира произнесла слова, которые я однажды скажу своей будущей жене спустя год после появления на свет нашего первого ребёнка: "Каждый день я смотрю на своего сына и вижу в нём продолжение человека, значение которого для меня невозможно переоценить. Если я о чём-то и жалею, то об отсутствии сиквела."

Одной из главных особенностей нашего офиса было то, что он находился на первом этаже и был оснащён большой стеклянной дверью, сквозь которую беспрепятственно можно было наблюдать наш коридор. Здесь мы оставляли свою верхнюю одежду, а кто-то (в основном, представительницы прекрасного пола) использовал это помещение для хранения более удобной, чем их основная, сменной обуви, в которую они по утрам переобувались. Данная концепция не нравилась мне ещё со школы, хотя я прекрасно понимал всё её преимущества. Но в силу своей предвзятости и, конечно же, своей лени, рабочий день я проводил в том же самом, в чём проделывал путь до офиса.

Прозрачность была не единственной супер-силой нашей входной двери. Гораздо более удивителен был тот факт, что она постоянно притягивала любопытных прохожих. Чуть-ли не каждую неделю случались истории, когда люди с улицы заходили к нам утолить свою жажду знаний. Кто-то горел желанием выяснить, почему за стеклянной дверью стоит шкаф, набитый обувкой. Кто-то принимал нас за арт-галерею, потому что на одной из коридорных стен висела масштабная репродукция одной из картин Кандинского, любимого художника Алёны. Другие же заходили исключительно в ситуациях, когда в коридоре находился один из моих коллег.

Как-то раз, Никита, наш ведущий проектник, отвечавший за обучение продавцов, обзванивающих компании из сектора солнечной энергетики, вышел в коридор, чтобы транзитом через него попасть на улицу, где он обычно курил пять-семь раз в день. Тогда-то он и столкнулся с Геннадием, который встретил его вопросом: "А чем вы таким тут занимаетесь?"

Получив развёрнутый ответ от Никиты, Геннадий не поскупился на рассказ о себе, своей работе и жизни. Это была лишь одна из немногих жертв, пойманных в сети нашей магической стеклянной двери. Когда спустя несколько лет я вернулся в Екатеринбург и прошёл мимо здания, где тогда находился наш офис, её уже не было. Видимо, новые арендаторы оказались менее общительными.

Рассказ о задушевном диалоге с Геннадием мне посчастливилось услышать из первых уст, и произошло это за обедом в кафе "Папа Карло" – единственном заведении в округе, которое могло похвастаться относительно демократичными ценами на бизнес-ланч. Никита был одним из тех трёх бывших сотрудников "Swift Dynamics", которых Алёна переманила к себе, и неоднократно признавался лучшим работником месяца. Когда я только устроился на работу, именно его прикрепили за мной в качестве непосредственного руководителя. В ходе наших многочисленных разговоров я выяснил, что у нас много общего: мы живём через несколько домов друг от друга; мы оба получили права по наступлении восемнадцати лет, но не водим машину; мы оба увлекаемся футболом.