— Ты ведь встречаешься с тем парнем, Хантингтоном, верно? — начинает Белл.

Блядь, все даже хуже, чем я думал. Я был готов отвечать на вопросы о моей ориентации. Но о Ноа? Сама мысль о нем приносит боль, хотя мы все еще должны притворяться на публике, что вместе.

Я делаю большой глоток пива, чтобы смочить пересохшее горло.

— Ага.

Теперь пойдут настоящие вопросы. «Как это работает?» «Кто кого трахает?» «Кто у вас в паре девушка?»

Брр. Брр. Брр.

— А правда, что его папаша — полный говнюк? В смысле, он же, кажется, следующий президент или что-то вроде того?

Я слишком молод для сердечного приступа, но Белл решительно настроен меня довести. Я скольжу глазами по присутствующим, задаваясь вопросом, неужели это действительно происходит, и понимаю, что все взгляды устремлены на меня. Все ждут моего ответа.

Я прочищаю горло.

— Ноа Хантингтон Второй — очень чуткий и сострадающий человек, которого я уважаю и которым восхищаюсь. Он станет отличным президентом.

Никто не реагирует, и я уверен, что все они видят насквозь ту чушь, что я горожу.

— А они… х-м, — тянет Белл, — они неплохо тебя натаскали.

Я выдавливаю улыбку.

— О, а еще он самый большой говнюк, которого я когда-либо встречал.

— Я так и знал! — восклицает Белл и хлопает ладонью по столу под смех остальных.

Надеюсь, этот комментарий не обернется против меня, но больше всего хочется, чтобы он не напоминал мне о Ноа и нашем прощании.

Похоже, с тех пор как я уехал, Джет с ним почти не виделся. Ноа либо в своей комнате, либо не дома. Что бы это ни значило. Понятия не имею, куда он ходит и с кем.

Боже, лучше бы ему ни с кем не спать. Хотелось бы мне сказать, что я переживаю из-за нашей публичной легенды — предполагается, что Ноа все еще со мной, — но правда в том, что это чушь собачья. Меня больше не волнует, что о нас пишет пресса. Я не хочу, чтобы он трахался с кем-то еще, потому что он мой.

Блин! Он не мой. Уже нет. Никогда и не был.

Миллер наклоняется ближе:

— Все нормально? Ты завис на секунду.

Я поднимаю кружку с пивом.

— Мне нужно что-нибудь покрепче.

— Ладно, сейчас вернусь.

В клубе становится оживленнее, приглушенный свет окончательно гаснет, и вспыхивают резкие неоновые огни, погружая помещение в атмосферу третьесортного заведения, которая для меня гораздо более привычна.

Миллер стоит в длинной очереди в баре, поэтому я в ожидании своего напитка решаю отлучиться в туалет. Наверно, я параноик, но клянусь, когда встаю с места, половина парней смотрят мне вслед.

Вроде бы все идет лучше, чем я ожидал, но что-то все-таки напрягает. Иногда паранойя бывает обоснована.

И это становится очевидно, когда я, закончив дела, отворачиваюсь от писсуара и вижу Дженкинса, стоящего у двери.

Я мою руки и стараюсь сохранять спокойствие, не показывая, что сердце грохочет в груди.

— Знаешь, когда кто-то следует за геем в туалет, это никак не помогает его репутации.

Глубокий вдох. Если дойдет до дела, пусть он замахнется первым. Защищайся, но не дерись.

Я разочарованно рычу. Мне не приходилось вспоминать эту мантру с тех пор, как я начал ходить по гей-барам в поисках перепиха. Я должен был быть готов, если кто-то вдруг меня узнает, или если попаду в одну из тех ужасных историй, когда прячущийся в шкафу чувак сначала тебя трахает, а затем пытается надрать тебе зад из-за своих собственных тараканов. К счастью, такого со мной никогда не случалось, но все равно я был готов.

Дженкинс переминается с ноги на ногу.

— Я просто хотел сказать… в смысле… предупредить тебя по-дружески…

Предупредить по-дружески. Пф-ф-ф. Точно.

— Ох, черт, это прозвучало совсем не по-дружески. — Дженкинс вскидывает руки, сдаваясь. — Все в порядке. Мой двоюродный брат — гей. Мы вместе учились в старшей школе. У меня не было с этим проблем, но пришлось немало насмотреться на всякое мерзкое дерьмо, и я не хочу, чтобы с тобой такое произошло. Я бы не пожелал этого своему злейшему врагу.

— Если это попытка меня успокоить, то она довольно хреновая.

— Прости.

— Значит, в команде есть парни, у которых с этим проблема. Я понял. Вполне ожидаемо.

Отстой на самом деле, но я не удивлен.

— Дай угадаю, это те, кто наблюдали за тем, как я иду в туалет.

— Они ничего не сделают. Нам всем позвонили, когда пытались тебя заполучить. Сказали, что если ты подпишешь контракт, а кто-то из команды что-нибудь выкинет, то на кону окажутся наши задницы, не твоя. Но я подумал, ты захочешь знать, кого избегать.

— Блядь, это худшее, что можно было придумать. Теперь все выглядит так, что ко мне особое отношение из-за ориентации. Это еще больше разозлит гомофобов.

— Ну, не знаю. Всем довольно прозрачно намекнули, что в клубе действует политика нулевой толерантности к тем, кто на тебя криво посмотрит. Думаю, это лучше, чем просто сидеть и надеяться на лучшее.

— Наверно мне следовало уйти из спорта, — бормочу я и направляюсь к выходу.

Дженкинс идет за мной.

— Да ни за что, чувак. Ты, Тэлон, Миллер и Картер поведете нас к Суперкубку.

— Картер… это один из тех, кто сидел за столом?

— Ага, один из тех, за кем стоит присматривать. Мы позаботимся, чтобы он играл на другой стороне поля.

Картер — ресивер, так что он будет со мной бороться за мяч. У футболистов соперничество в крови. Все мы хотим пересечь очковую зону, но некоторые стремятся к славе больше, чем другие. Добавьте проблемы Картера с тем, что я гей, и в результате, возможно, вырисовывается моя первая стычка.

— Вот увидишь, мы будем неудержимы, — заявляет Дженкинс.

— Хоть кто-то из нас в это верит.

Команда на самом деле с каждым годом становится сильнее. Если идиотское дерьмо вроде моей сексуальной ориентации не станет помехой, у нас есть все шансы пройти весь путь до финала, но прямо сейчас у меня серьезные сомнения, что нам вообще удастся тренироваться вместе.

Вернувшись к бару, мы натыкаемся на Тэлона и Миллера, которые отделились от остальной компании. Миллер умудряется удерживать в руках одновременно два бокала, да еще и решительно настроенную на флирт девицу. Вот что называется талантом. Руки Тэлона заняты округлой попкой высокой рыжеволосой женщины.

— Либо они супербыстрые, либо мы пробыли в туалете значительно дольше, чем мне казалось, — говорю я Дженкинсу.

— Да ладно, знаешь же, как это бывает с такими женщинами. — Я вскидываю бровь, и он хохочет. — Хотя, наверно, все-таки не знаешь. Но не будешь же ты отрицать, что никогда не был загнан в угол охотницей за футболками.

Все верно. Прямо перед тем, как я сделал свой эпический «выход из шкафа», или откуда там обычно выходят.

— Эй, Джексон! — кричит Миллер. — Выпьем.

Он протягивает мне оба бокала.

— Сразу два?

— Ты сказал, тебе нужно что-нибудь покрепче. — Теперь уже обе руки Миллера свободно блуждают по блондинке, приклеившейся к его боку.

Тем временем Тэлон явно вознамерился добраться до гланд рыженькой. Я залпом выпиваю напитки. Горло жжет намного сильнее, чем обычно, и мелькает мысль, что порции были двойными. Что ж, по крайней мере, так онемение наступит скорее.

Тэлон отрывается от губ рыжей настолько, чтобы заявить:

— Мы сваливаем. Миллер, ты и твоя… э-м… красотка с нами? Устроим у меня «афтер-пати».

— Мне тоже пора, — говорю я.

После разговора с Дженкинсом в туалете у меня нет никакого желания возвращаться к столу и пытаться угадать, кто из команды уже включил меня в свой черный список.

Дженкинс проделывает с нами эту штуку с мужскими обнимашками и похлопыванием.

— Увидимся на тренировке, парни.

На которой, уверен, все будет так же, как в старшей школе.

Я снова напоминаю себе, что футбол — моя мечта, потому что со всем происходящим дерьмом об этом не мудрено и забыть.

Мы впятером выходим из клуба и натыкаемся на группу папарацци.