Я плюхаюсь в кресло, откидываю голову и закрываю глаза.

— Ах да, и, Мэтт…?

— М-м-х-мм?

— Добро пожаловать в клуб «Высокая Миля».

Я ухмыляюсь, исполнив мысленно победный танец, когда забиваю тач-даун. Я не из тех парней, которые пляшут в зачетной зоне. Скорее из тех, что трясут кулаком, орут, и на которых наваливаются товарищи по команде. Или… был из тех. Интересно, изменится ли это в новой команде, где будут знать, что я гей. Если я вообще получу контракт.

Ноа бросает на меня вопросительный взгляд, и я говорю:

— Значит, ты признаешь, что минет считается. Получается, я не девственник, так?

Лицо Ноа вытягивается.

— Черт. Ладно, очко в твою пользу.

Глава 8

НОА

Когда водитель паркует машину перед домом, уже довольно поздно, и я готов идти в постель, но не спать.

Минет в самолете лишь слегка снял напряжение. Это был, скорее, аперитив. И теперь я готов к основному блюду. Возможно, нужно сбавить обороты с Мэттом, но ведь у нас же все не по-настоящему? Будем притворяться бойфрендами, которые трахаются.

Мэтт не станет просить меня о большем.

Хотя Арон в самом начале говорил то же самое.

Но зацикливаться на этой мысли нет времени, потому что Мэтт уже достает свою сумку из багажника.

— Для этого есть водитель, — говорю я.

Мэтт фыркает, дает тому чаевые, а затем хватает мой чемодан и катит за собой.

— Боишься, что если сам будешь таскать свои вещи, мозоли появятся?

— Это его работа.

— Пошли уже, мешок с деньгами, показывай свой особняк. В прошлый раз я его плохо рассмотрел.

Так и было. В ночь, когда мы встретились, Мэтт был здесь, но в то же время, не был. Он тогда находился в режиме враждебной самозащиты.

— Это не особняк, всего лишь небольшой таунхаус с четырьмя спальнями. — Угу, стоимостью около шести миллионов долларов. Но не будем об этом. — А одна из комнат такая маленькая, что двуспальная кровать еле помещается.

— Ох уж эти тяготы жизни, — с сарказмом выдает Мэтт.

Стискиваю зубы. Разве я виноват, что родился в богатой семье, что дед оставил мне особняк на Манхэттене после смерти, и что отношения в нашей семье — сплошной бардак? Мой дед-расист практически отрекся от моего отца, когда мама забеременела, но по какой-то причине никогда не вымещал гнев на мне, своем внуке-полукровке. Наоборот, даже баловал. Я часто задаюсь вопросом, завещал бы он мне отцовскую долю наследства, если бы знал, что я гей. Этот дом я унаследовал еще до того, как стал достаточно взрослым, чтобы иметь право голосовать.

Понимаю, почему Мэтт осуждает, что шофер носит мои чемоданы, но это и правда часть его работы. И это моя жизнь, с самого рождения. На уровне рефлекса. Конечно, не стоит говорить такие вещи парню, едва избежавшему жизни в трейлерном парке.

Когда мы подходим к крыльцу, я смотрю на всё глазами Мэтта и съеживаюсь. Я стараюсь не быть козлом с теми, кто работает на нашу семью, но, возможно, недостаточно показываю, насколько ценю их труд.

— Ты наверно прикалываешься, — бормочет Мэтт, уставившись на дом.

— Окей, окей, я богатый сноб. Отлично. Скажи это.

Мэтт трясет головой.

— Даже не думал говорить такое. Это место прекрасно. Мечта архитектора. — Он дотрагивается до лепного карниза, опоясывающего входную дверь.

— Увлекаешься архитектурой? — подкалываю я.

— Не. Хотя всегда интересовался. Отец сказал, что я должен получить какую-нибудь несложную степень, вроде управления бизнесом, чтобы сосредоточиться на футболе. Если бы я сумел противостоять этому человеку, возможно, стал бы архитектором.

Да, нелегко.

— Но я думал, ты рожден для футбола.

— Нет, я рожден геем. Футбол стал моим спасением в детстве. Довольно иронично, если подумать. Если бы не футбол, я мог бы открыться еще в колледже и перетрахать всех квиров Олмстеда. Вместо этого моя жизнь состояла только из протеиновых коктейлей, тренировок и случайных отсосов. Причем с Мэддоксом всю работу делал я, потому что был ссыклом, чтобы попросить его вернуть услугу.

— Он даже не предлагал? — Ушам своим не верю. — Вот мудак.

Мэтт смеется.

— Мы оба притворялись супернатуралами. Блядь, после моего ухода он все еще считал себя таковым.

— Пока не встретил Дэймона.

— Точно.

— Ладно, вопрос, — говорю я. — Если бы тебе дали возможность вернуться назад и начать с нуля — бросить футбольную карьеру и изучать архитектуру, трахая всех подряд в колледже, ты бы согласился?

Поджав губы, Мэтт обдумывает вопрос.

— Нет. Я люблю футбол, хоть меня и заставили им заниматься. Это моя жизнь, и я не готов от нее отказаться.

— Вот тебе и ответ. Не нужно зацикливаться на том, что могло бы быть, если у тебя есть мечта.

— Есть ли? Прямо сейчас я безработный, которого выгнали против воли, и который висит на волоске…

Я хватаю его за плечо.

— Мы получим этот контракт. Ты будешь играть.

Понятия не имею насколько это выполнимо, но мои слова срабатывают. Мэтт расслабляется, а потом наклоняется и целует меня. Я застигнут врасплох, потому что этот поцелуй не похож на «быстрячок». Он мягкий и нежный, как и рука, обхватившая мое лицо. Он полон признательности, будто Мэтт всерьез верит всему, что я тут наплел. Надеюсь, так оно и будет, но на самом деле я ничего не знаю о футболе.

Я делаю шаг вперед и прижимаюсь к Мэтту. Он стонет, когда мой язык начинает хозяйничать у него во рту.

— В дом, — командует Мэтт.

Почему всегда, когда собираешься потрахаться, отпирание двери превращается в квест? О, ну да, потому что Мэтт сжимает мне зад, а мой член, пытаясь порвать штаны, стремится сам открыть замок.

Нам удается завалиться внутрь, бросить сумки в прихожей и скинуть обувь, прежде чем я, теряя самообладание, прижимаю Мэтта к стене.

Рык, срывающийся с его губ, когда я впечатываюсь своим членом в его и толкаюсь бедрами, почти заставляет меня кончить.

— Возможно, ты был прав с самого начала, — тяжело дыша, шепчу я. — Может это и не очень хорошая идея.

Мэтт так быстро отстраняется, что ударяется головой о стену.

— Почему?

Я обхватываю его лицо ладонями.

— Потому что одного раза с тобой недостаточно. И не знаю, каким будет твое «число».

— Число?

— Сколько еще раз понадобится, чтобы выкинуть тебя из моей системы. И это пугает меня до чертиков. Кроме Арона и мудака-бойфренда из школы тире колледжа, всегда было определенное «число», и я точно мог его предсказать. Месяц, неделя, поездка в такси…

В Мэтте есть что-то невинное и чистое. Звучит забавно, учитывая двести тридцать фунтов натренированного футболом мускулистого тела. Мне хочется показать Мэтту что-то новое. Показать, как хорошо может все ощущаться с правильным человеком. Не таким, что «навсегда», потому что я не смогу им стать для него, но таким, с кем он может быть самим собой. Я последний, кто будет его осуждать.

Мэтт крепко меня целует и притягивает к себе, удерживая за задницу. Я хочу его трахнуть. Хочу, чтобы он трахнул меня. Боже, да без разницы как, где и кто сверху — я просто хочу, чтобы мы трахнулись.

Однако шанс осуществить что-либо стремительно падает вместе с эрекцией, когда сзади слышится чье-то покашливание.

— Когда закончите… — говорит отец, стоя в арочном проходе между прихожей и гостиной.

— Черт, — бормочу я, уткнувшись лицом в шею Мэтта. Я, конечно, рассчитывал на громкий скандал, но сейчас, когда он вот-вот произойдет, это последнее, что мне нужно.

— Эм-м, Ноа? — подает голос Мэтт. — У тебя гости.

Сделав глубокий вдох, я отстраняюсь от него и смотрю на «гостя».

— Здравствуй, отец.

— Сын. — Папа переводит доведенный до совершенства ледяной взгляд на Мэтта.

— Мистер Джексон.

Мэтт протягивает руку:

— Сенатор Хантингтон.