действием. А потом выходишь из кабинета, белый как смерть и тебе все тридцать

человек говорят одно и то же. Смотрела только на меня. Косоглазая что ли…

Один на вас, другой на соседа, остальные пятнадцать по сторонам с тем же

успехом. Иллюзия… Или же самовнушение.

—Тогда решено,— но я перебила

архангела тактичным покашливанием.

—У меня есть право на последний

монолог?— Слова было бы маловато.

Фенцио и Геральд заметно напряглись, но сделать ничего не могли, или же

не хотели. Кстати, совсем не помню, как попала на тот странный остров. Помню

только языки пламени и чумные глаза Ребекки. А что произошло то?

—Что же, пусть будет так,— кивнул

Михаил, отходя чуть в сторону, будто давая мне возможность сказать последние

слова кому-то из своих близких, но у меня была немного иная цель.

—Знаете ли вы, что девяносто

процентов преступлений совершаются во имя любви?— Все присутствующие

непонимающе уставились на меня, а некоторые даже рты открыли, только вот

перебивать никто не спешил.— Смертные оправдывают ей все что только можно и

нельзя. Так почему же бессмертные, сама мудрость поднебесной, настоящая сила и

истинные дети Шепфа, не принимают спасение во имя Настоящей любви?— Я разочарованно

покачала головой и как бы между прочим заметила.— Даже Шепфа поддерживает то,

что я говорю и делаю,— в глазах вспыхнули алые молнии, которые я не собиралась

сдерживать.— Скольким я еще должна пожертвовать? Сколько дорогих мне людей еще

должно погибнуть, чтобы вы перестали вести себя как сволочи?— Голос был

абсолютно спокоен, будто я читала какой-то роман вслух перед школьниками, но в

душе разрасталась ярость, которую я скрывала на иронией.— Кто-то строит этот

мир, а вы только рушите. Только и делаете, что прячетесь, поступаете как трусы.

Как смертные, которыми так пренебрегаете, даже сейчас. Вы боитесь перемен,

ужасно боитесь. Я стою перед вами, дитя равновесия, к которому вы так

стремитесь, стою на плахе. Убив меня, вы снова начнете говорить о несправедливости

мира, о неравенстве. Демоны будут бунтовать, а ангелы снова захотят стать выше,

заиметь полную власть, но вам это никогда не удастся,— кто-то хотел вставить

свое веское слово, но Михаил оборвал эту попытку одним красноречивым взглядом и

кивнул мне, разрешая продолжить. Кстати, он тут один спокойно слушал, кивая в

такт моим словам.— Истинные встанут на трон, но станут ли их беспрекословно

слушать? Смогут ли все бессмертные преклониться перед двумя? Сомневаюсь, но

ведь именно они должны встать на вершину.

—И ты хочешь стоять рядом с ними?—

Расценив мое молчание, как разрешение задавать вопросы, ехидно поинтересовался

Йор, скрестив руки на груди.

—Делать мне больше нечего,—

отмахнулась я и состроила такую гримасу, что впору посочувствовать.— Просто,

теперь я понимаю Мальбонте… Это была не его идея.

—Это была воля Шепфа,— вдруг

вклинился Прайзидио, удивив всех холодной уверенностью в голосе.— Я с самого

начала знал об этом и помогал им обоим,— и ведь кого-кого, а стража, голос

Шепфа, не мог упрекнуть никто, кроме него самого. Поэтому всем недовольным

пришлось скрежетать зубами.

—И все же, это не меняет результата

голосования,— заметил Рафаил, словно волшебник, доставая из воздуха Посох

Первого Архангела и активируя его, то есть делая видимым. Значит, он его

хранитель? Занятно. Вот кто не доглядел.

—Как ни прискорбно, но так и есть,—

вынужден был согласиться Михаил и улыбнулся мне, будто прощаясь.

Ко мне вплотную подошел Рафаил и искры с посоха неприятно обожгли кожу,

отчего я невольно скривилась, но смотреть в глаза своей смертушке не перестала,

а он даже смутился от этого и попросил отвернуться или зажмуриться. Какие мы

нежные.

—Может хватит? Я уже устал ее

возвращать,— послышался довольно знакомый голос откуда-то сзади. Повисла

тишина.

—Шепфа,— выдохнул Прайзидио и

почтительно склонился, а ним этот жест повторили все мои друзья, а некоторые

ангелы с трибун так вообще на колени упали.

Я же рассматривала высокого мужчину, даже скорее юнца, с озорными

глазами, в которых будто плескался самый бескрайний космос. Никакого намека на

радужку или зрачок, только вот всевышний тошно слепым не был, вон как на всех

смотрит. Я лишь усмехнулась и присела в насмешливом и довольно неуклюжем

реверансе, отчего парниша заметно скривился, но как-то игриво, будто его все происходящее

веселило.

—Не издевайся, я уже итак от тебя

устал,— отмахнулся он от меня, а я даже обиделась.

—Как вы могли подумать? Чтобы я, да

издевалась над Господом Богом?— Делано взмахнула руками и прижала те к груди,

но улыбки скрыть не смогла.

—Притормози. Я уже итак понял, что

ты ходячее бедствие, одни неприятности от тебя.

—Мне это уже говорили,— не будем

говорить, кем стал для меня этот бессмертный, потому что он итак уже взглядом

синих глаз мне спину прожигает.— Это я еще виновата?

—А кто, я что ли?— Не остался в

долгу Шепфа, продолжая поражать публику словесной перепалкой с врагом народа

номер один.

—А кто еще? Хотите расскажу, в чем

проблема?

—Не хочу,— совершенно искренне

смутился Бог и даже глаза отвел.

—А в том, что кто-то плохо воспитал

детей. Наеб*но пол миллиона, теперь не уследить,— Прайзидио глупо хлопал

глазами, переводя взгляд со строгой меня, отчитывающей самого Бога, на него

самого.— А стоило только один разочек спуститься и поговорить хотя бы с одним.

—Так я говорил с одним. Да даже с

двумя!— Я лишь покачала головой, сложив руки на груди.

—Плохо поговорил.

—Может хватит меня отчитывать как

какого-то юнца?— Сам виноват, что выглядишь так.

—Так а кому же еще это делать, как

не мне?

—Запру в небытие,— пригрозил Шепфа.

—Валяй, потом сам же выпустишь,—

мужчину лишь отмахнулся, запуская руку в белоснежные волосы, которые

разметались за его спиной, будто плыли под водой.

—Либерия, не сквернословь,— я

только пожала плечами и наконец посмотрела на потрясенную публику.

—Ну вот посмотрите, что вы с детьми

своими сделали!— Тыкая пальцев в самого искренне удивленного Прайзидио, который

все это время был ближе к Шепфа и, я уверена, никогда не думал, что он именно

такой. Зато я все еще помню лысую елочку!

—А чего я то сразу?— Как дитя

малое.

—А кто, я что ли?

—Оба хороши,— решил на компромисс

идти? Ну и ладно, пусть будет. Не хватало мне еще с Богом спорить.

—Эм, я дико извиняюсь, но… Отчего

такая честь?— Первым ожил Лучет, немного опасливо посматривая на свою

сумасшедшую дочь, что сейчас обиженно дула губы и смотрела на облака.

—Оттого, что вы, олухи, вообще не

понимаете, что будет лучше. даровал я вам одного ребенка— Мальбонте, так вы ни

в какую,— ага, просто кое-кто немного не теми путями пошел, тут еще понять

можно.— Потом привожу второго, даже двоих разом, а вы ее раз за разом на плаху.

Так дела не делаются,— почему мне кажется, что он ведет себя совершенно не так,

как представляется у всех?

Я всегда думала, что Шепфа будет мудрым стариком в длинном белом

одеянии, говорить загадками и метафорами, а не спорить с сопливой девчонкой и

опускать глаза каждый раз, признавая вину. Ну вот и кто тут вселенной

управляет? Ребенок? Да вы издеваетесь!? Или это

он специально для нас более человечную маску одел?

—Просто нужно нормально говорить

чего хочешь,— буркнула себе под нос.

—Ты что-то сказала?— Но я тут же

поспешила заткнуться, увидев тот самый огонек в космических глазах, который не