— Бакалавр столичный с вами?

Качают головами. Из толпы голос:

— Господин столичный бакалаур ноне не в себе. Он, как башню-то снесли эту треклятую, так на землю повалился и волосы на себе драть стал. А потом ругался долго, говорил, что ради сброда грязного, чудо мол, хрустальное, загубили. И боле от него ничего добиться уж было нельзя. Мы его под белы рученьки и в Управу, значит, покуда не оклемается.

Ага. Ну, не пришибли сгоряча, и то ладно. Значит, придётся самому. Ох, не умею я командирским тоном… Вот бы Аглаю на моё место. Она, когда захочет, умеет за минуту всех построить. Мне бы так.

— Ладно, приступим. Бочки — к складу поближе. Два человека — в Разбитое Сердце, к Андрею Стаматину, скажете, что от меня. В этом заведении скупают твирь, мне нужны будут все запасы. Шестеро — в город, ищите зараженных. Всех, кто ещё может ходить — ведите в Театр. Составьте список домов, где ещё остались живые. Оставшиеся — за водой. Привезите хотя бы пару бочек.

— Доктор, так бочки-то все здесь. Все, что у водовозов ещё были — все привезли.

Так.

Так, так, так…

— В городе ещё бочки остались. Хотя бы несколько должно найтись. Если пустые — везите на склады, там колонка рабочая. Бочки с мутной водой не трогать. Всё поняли? Шагом марш. Сбор через два часа.

Рабочие разбредаются выполнять поручения. Кто-то сплёвывает, кто-то кашляет, прикрывая рот.

Я вижу за рельсами новую группу. Кто там ещё по мою душу?

Ноткин. Со своим неизменным кожаным ошейником и нахальной улыбкой. С ним ещё несколько сорванцов. И даже девчонки пришли.

— Здорово, Бурах. Мы пришли помочь.

— Сидели бы дома — лучшая помощь от вас.

— Э-э, нет, так не пойдёт. Спичку с поручением к нам прислал — мы всё выполнили. От подачек твоих отказались. Теперь мы тоже в деле, не отмахнёшься от нас. Мы хотим приносить пользу. Сам должен понимать. Тебе нужны были руки? Мы здесь.

Чёрт. Свалились на мою голову…

Хотя есть у меня одна мысль.

— Бутылки. Мне нужны бутылки. Очень много. Пустые и чистые. Достанете?

Ноткин кивает в сторону. Трое пацанов отделяются от группы и рысцой бегут в город. Опасно ходить по улицам ночью, да разве их удержишь?

— Нужно найти Стаха Рубина, привести сюда.

Ещё двое отделяются от группы. Бесшумно и без единого вопроса. Вот почему взрослые так не умеют, интересно?..

— И ещё…

Кхм. Делаю серьёзное лицо.

— Достаньте мне мраморных шариков. Горсти две, можно больше.

Ноткин кивает.

— Достанем.

Он наклоняется к земле, будто подзывает кого-то. Наверное, своего невидимого кота.

— Знаешь, а я ведь и не вижу его до сих пор. Зверя твоего.

— Артист считает, что ты хороший человек. И я тоже.

Он поднимается, прямо и бесстрашно смотрит мне в глаза.

— Ты уже один из нас. Только пока не знаешь об этом. У тебя Второй вон какой внушительный, линейкой не измеришь.

Он смотрит куда-то мне за спину и ухмыляется. Значит, принял в игру?

— Это что мне теперь, тоже с поводочком ходить?

Ноткин прикидывает что-то, затем со смехом мотает головой.

— Такого разве на поводочке удержишь? Тут амбарная цепь нужна!

Он разворачивается и машет мне рукой.

— Покеда, доктор!

Из-за облаков показалась луна. И на одну секунду я почти увидел прозрачного пушистого кота, идущего следом за мальчиком.

Наверное, показалось.

Через час в дверь стучат. На пороге Рубин, помятый и угрюмый, как всегда. Я чувствую несказанное облегчение.

Значит, это просто глупые сны. Просто сны.

Стах хмурится.

— Чего ты лыбишься?

— Просто безумно рад тебя видеть, дружище. Заходи.

Рубин проскальзывает за дверь, осматривается.

— Так вот, значит, где он работал…

— Да. Младший Влад разрешил отцу занять одно из складских помещений. Здесь он варил тинктуры и раскрывал тела.

— «Раскрывал», — Стах усмехается, — Ты говоришь уже совсем как они.

— Я и есть один из них. Как начнёшь работать, так тоже нахватаешься степных оборотов речи.

Рубин разглядывает скудную обстановку, проводит рукой по алембику, смахивая пыль.

Не надрывается Спичка с уборкой. Только все пробирки мне перебил.

Я просто обязан прояснить один момент, пока мы не начали работу. Эти сны начали меня откровенно пугать. И исчезновение Рубина тоже послужило тому причиной.

— Ты мне вот что скажи, друг мой любезный. Ты почему меня не разбудил? Сам свинтил куда-то, а меня оставил спать.

Он покраснел и стиснул зубы. Злится, что ли?

— Я вернулся в шесть! Если бы застал тебя, разбудил бы непременно. И сам до Управы бы довёл!

Где-то он лукавит. Ну-ка.

— Я проснулся в шесть. Тебя не было.

В яблочко. Не было его дома в шесть. Вон как взгляд отводит.

— Ладно, я пришёл в восемь. Тебя уже не было. Прилёг на минуту, а тут уже в дверь твои пострелята тарабанят. У тебя целая армия детей на подхвате?

Ага. Значит, и в восемь его тоже дома не было. Мне не надо спрашивать, у него на лице всё написано. Красный как помидор.

— У Форели был? Как она?

Вздрагивает, смотрит на меня с подозрением.

— Нет, я не приставил к тебе шпионов. И мысли не читаю. Просто где тебе ещё было быть.

— Да. Был.

— Как она? Я уходил, в прихожей лежали трупы. И на пороге тоже. Форель на меня обиделась, что вмешался в её дела, заперлась в комнате. Я её попросил из кабинета не выходить, сказал, что пришлю кого из Управы. А потом закрутилось как-то…

— Да, Бурах!

Стах взрывается. Накопилось, кажется.

— И она послушно просидела до самого вечера в этом треклятом кабинете, с трупами под дверью! Ты хоть думаешь головой иногда, или только руками?! Всё за тобой исправлять приходится!

— Я рад, что с ней всё в порядке. И с тобой тоже. Ты гораздо лучше выглядишь. Отдохнувшим.

Теперь у Стаха цвет лица не красный, а, скорее, багровый. Интересно, если ему чайник поставить на голову, он закипит?

Он отворачивается и бормочет в сторону. Я едва могу расслышать.

— Ты был прав. Насчёт свитера. Мы вечером вспоминали. И зелёный. И коричневый. И серый. До самой ночи вспоминали, — его голос становится громче, — А когда я домой вернулся и прилёг на минуту, мне тут же начали тарабанить в дверь! И больше мы это с тобой обсуждать не будем, тебе понятно, Бурах?!

Быстро киваю. Предельно понятно.

— Ну давай тогда за работу. Разберёшься где тут что?

— Я знаю принцип работы алембика, но не сочетания трав.

— Смотри. Мы берём две разные травы. Любые сгодятся. И чистую воду. Возьми вон там, в шкафу. Эй, Спичка! Хотел научиться варить тинктуры — бегом сюда! Вложу в твою пустую голову немного степной мудрости…

— Эй, Учитель!

Рубин хлопает меня по щеке. Кажется, я почти уснул над большим алембиком.

Сколько мы тут кашеварим? Два часа? Четыре? Монотонная, однообразная работа. Я отправил людей забрать бакалавра из Управы. Глядишь, подостыл за это время. А нам сейчас очень нужен хороший организатор. Уже вернулись и вновь убежали пострелята Ноткина, привезли бочки с водой дружинники, приходили Черви из Шэхэна, принесли свежую твирь, ещё не переставшую звенеть и шептать. Вот уже готов второй ящик драгоценного лекарства. Первая партия — нашим добровольцам. Таков был уговор. Улучшение наступает быстро, я уже неоднократно наблюдал эту реакцию. А вот для Рубина это было открытием.

В самом деле похоже на чудо. Первые признаки песчанки исчезают в течение часа. С тяжелой стадией процесс занимает несколько часов, но тоже успешно.

— Бурах. Не спи.

Стах внимательно смотрит на меня.

— Не сплю.

— Не-ет, брат, меня не обманешь. Я это твоё выражение ещё со школьной скамьи помню. Когда у тебя глаза стеклянные, значит, Медведь ушёл в лес. И скоро заляжет в спячку.

— Я могу ещё парочку сварить, пока Данковский…

— К чёрту Данковского. Ты и так нас всех загонял. На Спичку вон посмотри.