====== Лара ======

Знай, что я не вся твоя судьба,

Лишь одна из её возможностей.

Расскажи об этом птицам,

Моим преданным странникам ожидания.

И когда я перестану сниться тебе,

Пусть это будет

Новое название мира.

“Моя медленная звезда”

«Значит, упорный? Хотите вторую попытку?»

«Нет, не вторую. Первую.»

«Ладно, поехали. Будем считать, что последний поезд ещё не ушёл. Смотрите не опоздайте.»

Степь. Я двигаюсь в город. Город — это на север. Кружится голова. Спотыкаюсь. Падаю. Возможно, теряю сознание на долю секунды. Лежу с минуту, собираясь с силами. Встаю. Иду дальше. В голове шумит от выстрелов. Дым костров разъедает глаза. Светится впереди Многогранник в дымке, как огромное фосфоресцирующее осиное брюхо. Город близко.

Звук — будто бумагу смяли и выбросили. Она не зовёт, но лучше прийти. Внеурочно. Я ей очень нужен. Я иду к Собору. Там она ждёт меня. Возможно, это мой единственный шанс.

Это всё не по-настоящему? Вроде как ещё не началось?

Мы постепенно подбираемся к кульминации нашей постановки. Не забываем, сцена пути — одна из основополагающих. Ведь может оказаться, что путь — важнее цели. Минимум декораций, максимум действия! Ваша ноша тяжела, Бурах. Как же нам это показать? Вы идете в гору и катите перед собой валун. Ваши мышцы дрожат. Что Вы чувствуете? Вы ходите путями Бураха. А это были трудные, невыносимые пути. И каждый шаг отнимает силы. Фокус — на актёре. Наша сцена — его внутренний мир. Все по местам. На счёт три, с первой сцены. Я хочу видеть невыносимые страдания! И-и раз, два!..

Со скрипом открываются тяжёлые двери. В глаза бьёт неестественный красный свет. Аглая стоит в центре Собора и смотрит на меня. Огромные песочные часы как раз заканчивают оборот. Оглушительно гудит колокол. Гигантский маятник мерно раскачивается над головой, нависает над инквизитором как топор над плахой, как дамоклов меч, отмеряя отпущенные минуты. Блестят жёлтым в полумраке проёма глаза маски Муу Шубуун, безмолвного наблюдателя. Или сторожа.

Если бы прожить ещё хотя бы год. Целый огромный год...

Меня передёргивает.

— Да?

Она ждала меня. Я вижу. Что-то неуловимо изменилось за те несколько часов, что мы не виделись. И продолжает меняться в этот самый момент, прямо сейчас. Как будто наши Линии меняют своё направление.

Колесо судьбы приходит в движение.

Откуда эта фраза? Почему у меня мурашки бегут по коже?

— Теперь у меня есть все доказательства, чтобы снести эту Башню Смерти. — Аглая смотрит на меня с полуулыбкой. Я уже привык к ней: так улыбается только столичный инквизитор Аглая Лилич, одними уголками губ. Не то мне, не то своим мыслям. И мысли эти обычно невесёлые.

— Давай прощаться, Артемий Бурах. За эти дни ты стал для меня очень важным человеком. Единственным настоящим человеком в моей жизни... может быть.

Я не могу отвести взгляд, когда она так смотрит на меня. Так смотрят все инквизиторы? Нет, это другое.

Что со мной происходит?

— Я уважаю людей, которые мыслят свободно. Не зависят от того, что им навязывают. Умеют заново связывать неочевидные вещи. Это свойство поэтов... и, вероятно, степных хирургов. Как вас там называют...

Она перебирает в воздухе пальцами, будто ищет на ощупь нужное слово.

Отчего голос перестал слушаться?

— Эмшен. Знающий линии.

— Ну что же... простимся друзьями. В первый раз я говорю такое человеку, из которого пыталась построить узор.

Прощание? Почему сейчас?

— Что-то не так?

Аглая спокойно смотрит мне в глаза, и я знаю её следующие слова ещё до того, как они звучат.

— Сегодня меня убьют.

Она стоит посреди Собора, как чёрная мраморная статуя. Над её головой раскачивается маятник, и я понимаю: у неё не осталось козырей в рукаве. Счёт идёт не на дни. Это последние часы её жизни.

— Откуда ты знаешь?

— Предчувствие.

Она возвращается к столу, складывает бумаги ровной стопкой. Идеальный, стерильный порядок.

— Военные никогда не упускают возможности посчитаться с инквизиторами. Мы всегда вставляем им палки в колёса, они платят нам тем же. Я знаю, у них есть такой приказ. Должен быть. Не первый год работаю.

Я хочу приблизиться к ней. Ещё несколько дней назад я робел в её присутствии. Пока она проверяла меня, задавала вопросы про вагонетку, про выбор. Будто искала что-то во мне, о чём я сам не знаю. Холодные, пытливые глаза. Я научился смотреть в них без страха, но до сих пор не могу заставить себя подойти ближе, коснуться. Даже сейчас, когда всё вокруг рушится. Когда что-то рушится во мне. Я не могу себя заставить.

— Тогда тебе надо бежать.

— Я уже думала об этом. Отправила вместо себя курьеров, чтобы отсрочить неизбежное, не идти самой... Но нет, это малодушие. Бежать... А смысл? Куда мне возвращаться?

Мне так много хочется ей сказать, но я не нахожу подходящих слов. Я чувствую, как что-то происходит между нами. Будто ниточка протянулась, невидимая, такая хрупкая. И словами это не выразить. Самое главное — оно теплится где-то между слов.

Я не знаю, что происходит. Это похоже на головокружение. Я будто падаю куда-то, но не хочу, чтобы это прекращалось. Почему всё так изменилось? Когда всё успело измениться? Почему сейчас я не хочу, не могу отвернуться и уйти?

И мне страшно. Потому что я слышу, как поворачивается колесо. Как меняются Линии. Как она вдруг, случайно стала слишком важна для меня. Я не могу произнести это вслух.

Ты тоже стала мне дорога.

Не оставляй меня сейчас.

Вместо этого я говорю:

— С твоим умом... легко будет начать новую жизнь. Стоит хотя бы попытаться. Вместо того, чтобы добровольно идти под топор.

Ниточка. Тянется, дрожит, но не рвётся. Она смотрит на меня. Взгляд изменился.

— ...Ты ещё раз перевернул мой мир, Артемий Бурах, хирург-самоучка из далёкого захолустья. Хорошо. Я уеду ночью, возможность такая есть. Но.

Ниточка. Дрожит, тянется, но не рвётся.

— Но только если ты поедешь со мной.

Я?

— На что я тебе сдался?

Что-то меняется. Что-то движется. Как шторм. Как лавина. И я не могу это остановить.

— Потому что я вижу, что мы друг другу нужны. Нет более разных людей, чем мы с тобой. И мы могли бы прожить с тобой вместе интересную жизнь. Я это вижу. И ты это видишь. Ты видишь сердцем... чувствуешь же свои линии.

Что-то беспокоит меня. Но я никак не могу поймать эту мысль.

— А как же Башня? Разве ты не считала своим долгом стереть её с лица земли?

Башня. Всё, что отделяет город от спасения. Если разрушить её, кровь древних быков потечёт по улицам города. Если это будет моё решение — я исполню пророчество. Пролью реки крови.

— Ещё час назад я хотела свести кое-какие личные счёты с теми, кто отправил меня сюда. С теми, кто жизнь мою изломал. Теперь они стали мне безразличны. Что-то важное произошло во время нашего разговора. Настолько важное, что я готова всё изменить. И с тобой это происходит тоже. Не отрицай. Поезд с вагоном будет нас ждать у пассажирской станции.

Вагон.

Внутри меня всё холодеет. Это неправильно. Так нельзя.

Колёса судьбы пришли в движение.

— Нет.

Она внимательно смотрит на меня.

— Просто «нет»?

Как объяснить ей? При одной мысли о железной дороге у меня всё внутри скручивает. Никогда прежде предчувствие беды не было таким ощутимым. Раскачивается маятник. Плаха. Приговор. Времени всё меньше. Время здесь неоднородно.

Пытливые, внимательные глаза. Она ждёт моего ответа, а я колеблюсь. Не могу же я сказать: «Аглая, не уезжай. У меня нет аргументов, только плохое предчувствие. Останься».

Маятник раскачивается. Она не торопит.

— Нет. Если мы сядем на этот поезд... Должен быть другой способ. Должен быть.

— У нас больше не осталось времени, Бурах. Ты поедешь со мной?

Такой мягкий голос. И надежда, почти мольба в глазах. Она стоит рядом, прямая и тонкая, как стрелка часов. Вот бы коснуться её сейчас. Достало бы только смелости. Маятник раскачивается. Я чувствую лёгкое движение воздуха там, где минуту назад стоял Исполнитель.