Кула — высокий дом-крепость — к которой привел Волдеморта ужик, выделялась на фоне остальных жилищ в селении: судя по всему, здесь жила зажиточная по местным меркам семья. Цветущий весенний сад, белым облаком раскинувшийся за изгородью, источал нежный аромат — Темный Лорд невольно замер, чтобы вдохнуть полной грудью прозрачный вечерний воздух, насыщенный цветочной сладостью. Затем он огляделся, бросил взгляд себе под ноги — его холоднокровного проводника и след простыл — после чего протянул руку к двери и постучал.
Дверь ему открыла старуха — сухая, морщинистая, но с живым взглядом глубоко посаженных глаз. На ней было длинное платье — что-то традиционное — да платок, под которым прятались белоснежные волосы, редкими прядями пробивавшиеся из-под ткани на лбу и у висков.
— Кто там, мать? — раздался из глубины дома чей-то хриплый голос, слишком высокий для мужчины и слишком низкий для женщины.
— Не пустите ли усталого путника на ночлег? — откинув капюшон, скрывавший до сей минуты его лицо, спросил Волдеморт на ломаном албанском.
— Гость, Безим, — обернувшись к невидимому собеседнику, каркнула надтреснуто старуха.
— Пускай гостя, накормим, напоим.
— Проходи, добро пожаловать, зоти, — пожилая женщина растянула тонкие губы в улыбке, блеснув на удивление крепкими белыми зубами.
Усаживаясь за стол, Волдеморт подумал о том, что быстрее и проще всего было бы прикончить их всех разом, обыскать дом, забрать диадему и покинуть деревню, не забыв подтереть память местным жителям. Но притягательность простых человеческих радостей в виде травяного чая, свежей кукурузной лепешки, куска козьего сыра и похлебки из риса и мяса перевесила чашу весов. Вежливо поблагодарив за теплый прием и угощение, Волдеморт принялся за ужин, изредка кидая взгляды на хозяина дома — тот сидел у очага, попыхивая трубкой.
— Если тебе еще чего надо, ты говори, не стесняйся, — приговаривала старуха, хлопоча вокруг неожиданного гостя.
Волдеморт, надкусив лепешку, отрицательно мотнул головой.
— Оставь, мать, пусть поест спокойно. Не видишь, человек отказывается? — мужчина встал со своего места и пересел за стол. — Лучше налей мне мали.
— Так головой мотает, не видишь ты, что ли, — всплеснула руками старуха. — Я сейчас еще суджук принесу…
Темный Лорд остановил ее жестом.
— У нас мотание головой из стороны в сторону, — пояснил он, тщательно подбирая слова, — означает «нет».
— Вот оно что, — старуха хмыкнула. — Чудные иноземные обычаи… Ну что ж, хорошо, ты ешь тогда, а тебе, — она обернулась к хозяину, — я сейчас налью мали, да погорячее, как ты любишь.
С прыткостью, удивительной для ее почтенного возраста, женщина засуетилась, обхаживая сына и всячески стараясь ему угодить. Мужчина принимал ее старания как должное, с его лица не сходила лукавая, но добродушная ухмылка.
— Откуда будешь, добрый гость? — спросил он, когда старуха наконец оставила их одних.
— Я англичанин, — коротко ответил Волдеморт, отставив в сторону еду: первый голод был утолен, разум прояснился, и теперь он мог присмотреться к человеку, оказавшему ему гостеприимство.
Это был мужчина лет тридцати, — едва ли больше — который выглядел довольно типично для горца: черные коротко стриженые волосы, густые брови, придававшие лицу грозный вид, стоило им сойтись на переносице, темные глаза. На нем была рубаха, свободные штаны, подпоясанные цветастым кушаком, да просторный жилет, держался он просто и без затей. И все бы ничего, но что-то было в его внешности такое, что Волдеморту вдруг до нервной дрожи захотелось пробраться в его сознание и перекопать, точно тот огород.
И диадема. Она была здесь, Волдеморт знал это. Мало того, что на дом ему указала змея, он и сам, словно хищный зверь, нутром чуял присутствие древней магической реликвии.
— И как звать тебя, англичанин? — белозубо улыбнулся мужчина — нет, Безим, старуха, кажется, называла его Безимом.
— Том Риддл, — с трудом сдержавшись от гримасы, ответил Волдеморт.
— А я Безим, — кивнул хозяин дома. — Я глава этой семьи. Вот уж шестнадцатая весна идет с тех пор, как этот дом признал во мне хозяина. Нравится тебе угощение наше? У нас лучший сыр в деревне. И мясо лучшее. У нас все здесь лучшее, уж я постарался.
— Охотно верю, — одними губами улыбнулся Темный Лорд и сделал глоток травяного чая — мали, как они его называли. — Угощение прекрасно, в жизни не ел ничего вкуснее.
Он хорошо умел врать, но сейчас и сам был готов поверить в то, что его собственные слова — сущая правда. Простая деревенская пища радовала вкусом и оставляла после себя приятную сытость, и с каким бы презрением ни относился Волдеморт ко всем тем слабостям, каковые христиане относят к греху чревоугодия, этим вечером ему хотелось быть к себе снисходительнее.
— И что же англичанин ищет в наших краях? — закурив трубку, поинтересовался Безим, разглядывая сумрачного гостя.
— Вещь, которую давным-давно одна знатная английская дама утратила в здешних лесах, — Волдеморт прищурился и с удовольствием отметил, как расширились на миг зрачки глаз Безима. По его лицу, освещенному пламенем огня, что весело трещал в очаге, пробежала тень.
— И как продвигаются твои поиски, зоти Риддл? — голос хозяина, впрочем, не дрогнул, но Волдеморту хватило и самой малости, чтобы удостовериться: диадема здесь, и ее обладатель сидит в этом доме, в этой комнате, за этим столом.
— Пока без особого успеха, — пожал плечами Волдеморт и усмехнулся, — и не думаю, что смогу достичь его раньше, чем встанет солнце.
Безим рассмеялся неожиданно мелодичным смехом, и в этот момент Темный Лорд понял, что его так смущало в облике этого человека. Безим, несомненно, выглядел как мужчина, но было в нем нечто и от женщины: гладкая кожа щек и подбородка, которой, кажется, никогда не касалось лезвие бритвы, мягкие контуры губ и шеи, слишком высокий голос.
— Оставайся здесь, мы найдем тебе место для сна, — отсмеявшись, Безим глотнул чая и встал из-за стола. — А завтра вернешься к своим поискам.
— Несомненно, — Волдеморт тут же последовал его примеру и, поскольку терпение его иссякло, не стал тянуть, а сразу вытащил палочку и наставил ее на хозяина дома. — Легилименс!
Стоя под сенью лесной чащи, Беса вертела в дрожащих руках самую красивую драгоценность, которая когда-либо попадалась ей на глаза, — чудесную диадему из серебра, украшенную орлом и синим-синим сапфиром. «Это знак», — твердил ей внутренний голос. Орел — символ Албании-Шкиперии… Серебро своим сиянием напоминало о снежных шапках родных гор… А яркий прозрачный камень манил, точно кристально-чистый водоем в жаркий летний день… И вся эта красота — в ее, Бесы, руках.
Стоило ей дотронуться до диадемы, стоило надеть ее на голову, как решение родилось само собой. Беса не умрет, нет. Она даст эту ненавистную клятву, сохранит целомудрие и силой ума и характера подарит своей семье — матери, сестре, младшему брату — благополучие и процветание, какие им и не снились. И отец будет гордиться Бесой на том свете.
Яркая картинка — заплаканная девушка с диадемой Ровены Рэйвенкло в густых черных волосах, стоящая среди деревьев — исчезла в вихре воспоминаний.
— Клянусь, клянусь, клянусь!
Длинные косы, обрезанные острым лезвием, упали на землю, но Беса знала — это не свидетельство ее позора, это свидетельство ее силы. Теперь она будет мужчиной.
Вокруг собрались деревенские, чтобы увидеть и засвидетельствовать, как умирает девушка и рождается юноша. Беса была не первой клятвенной девой в их деревне с тех пор, как началась война и мужчины стали гибнуть один за другим, но только по ней так убивались и стенали женщины, только ею так восхищались юные девушки и девочки, и только по ней — или, вернее, по Илиру, лишившемуся невесты, — так скорбели юноши. И дядя, родной дядя Бесы был недоволен, и она знала почему. Теперь она станет главой семейства, а ему ничего, ничегошеньки не достанется.
Беса победоносно улыбнулась, когда ее нарекли Безимом, но едва не заплакала, когда перед ее мысленным взором возникло лицо Илира. Но ей больше нельзя было плакать.
