— Наверное, понимаю, — все-таки выговорил он.
— Я боюсь потерять всех до единого и раствориться в одиночестве. Ты представляешь — никого вокруг и ты один? — ее голос сбился на шепот.
— Представляю, — сухо ответил Снейп.
— Я хочу найти способ остаться с теми, кто дорог, навсегда. То, что нас должна разделить смерть — несправедливо, так несправедливо. Не знаю, как с этим мириться, Северус. Мне кажется, что все это глупо. Закон природы — что все смертно — ужасен и нелеп донельзя. И самое кошмарное — неизбежность, необратимость, потому что закон есть закон. Или это иллюзия?
Снейп взглянул на Пандору — она была настолько искренна в своих чувствах, что ему захотелось схватить ее за плечи, да побольнее, и встряхнуть так, чтобы выбить всю эту экзистенциальную дурь из ее головы. И с чего она вообще взяла, что это удачная тема для разговора? Впрочем, воспоминания услужливо подсказали, что для Джой-Лавгуд это нормально — перескакивать с темы на тему, тревожиться почем зря, заводить философские речи. И не для этого ли Северус с ней общается?
— Все с этим мирятся, Пандора. И тебе придется. Вечную жизнь дарует только очень сложная, изощренная магия, чаще — темная. Какие способы жить вечно тебе известны?
— Философский камень, — просияла Пандора, словно обрадовавшись перемене темы.
— В том числе, а еще?
— Крестражи.
Снейп чуть не поперхнулся собственной слюной. Откуда его откровенно светлая приятельница знает о таких черных чарах? Нет, она определенно не так проста, как кажется.
— Ты же знаешь, что такое крестражи? — невинно поинтересовалась Пандора. — По глазам вижу, что знаешь. Не переживай так, я только с теорией знакома, и то по верхам. К тому же, меня такой вид бессмертия не интересует. Я бы даже и рада умереть раньше всех, чтобы не страдать от одиночества.
— Ты если от чего-то и страдаешь, то от навязчивых идей, — мрачно констатировал Снейп.
— Пускай так, но страдаю ведь! И… нет, умереть раньше всех — плохая идея. Мне больше по душе раствориться в конкретном моменте времени, рядом с дорогими и близкими — и растянуть его на целую вечность…
— Совершенно бессмысленная затея… — пробормотал Снейп, а сам уловил на задворках сознания предательски мелькнувшую мысль о том, что он и сам бы не прочь вернуть одно из немногих счастливых мгновений, чтобы завязнуть в нем, как пчела в янтаре, на веки вечные.
Пандора не могла видеть, что творится в его душе, а поэтому продолжила свою тревожную речь, изредка прерываясь на то, чтобы смахнуть непрошеную слезу. Северус задумался: а ведь он пропустил момент, когда Пандора начала неуловимо меняться, становясь все более и более меланхоличной. Лишь пару раз за последнее время он отмечал, что она диковинно реагирует на праздники — недавно она плакала после своего дня рождения, сетуя на то, что каждый год приближает ее смерть, а еще раньше, почти год назад, огорчалась тому, что ее дочери теперь девять лет. Странная она какая-то, эта Джой-Лавгуд.
*
После того странного разговора Пандора пропала на две недели. Снейп не интересовался причинами ее исчезновения, потому что знал — когда надо, она сама к нему придет. Поэтому он даже позволил себе временно забыть о ее существовании, благо это было совсем нетрудно ввиду утроившейся в связи с окончанием семестра учебной нагрузкой. Студенты попадали к нему на отработки пачками, должники, преодолевая ужас перед нелюбимым преподавателем, тем не менее, денно и нощно караулили профессора под дверью кабинета — так что какая уж там Пандора с ее страданиями, тут и собственные проблемы приобрели второстепенное значение.
В первый день рождественских каникул, когда замок опустел, а шумный гомон голосов сменился долгожданной тишиной, Северус Снейп облегченно вздохнул, наслаждаясь предвкушением трех недель, целиком и полностью свободных от уроков, отработок и в большинстве своем бездарных учеников. К превеликому его сожалению, мало кто из студентов Хогвартса разделял с ним почтительное отношение к искусству зельеварения, а без уважения к делу истинным мастером не стать. Так он, по крайней мере, считал.
Пандора объявилась через два дня после Рождества — почему-то радостная и довольная жизнью. Сначала Северус было успокоился — а вдруг прошло наваждение? — а потом обратил внимание, что счастье, написанное на лице приятельницы, было странным, нездоровым, он бы даже сказал — гротескным.
— У тебя есть какие-то хорошие новости? — с неожиданной для себя усталостью спросил Снейп, потирая переносицу.
Пандора уже сидела на своем традиционном месте — на старом стуле возле преподавательского стола, и все также походила на озорную ученицу старших курсов. Глаза ее лихорадочно блестели, а руками она судорожно мяла складки темно-синей мантии.
— Пока что это секрет, — загадочно протянула Пандора. — Но я могу сказать тебе, что постепенно становлюсь ближе к осуществлению своей мечты.
— Тебе удалось застыть во времени? Я общаюсь с твоей копией? — хмыкнул Северус с легкой издевкой.
Пандора не ответила, рассеянно вглядываясь куда-то в пустоту. Снейп решил не тормошить ее и, пока она витала в облаках, подлил ей горячего кофе. И себе заодно, чтобы не заснуть — сегодняшняя ночь выдалась на редкость бессонной.
— А как там твоя «ООЗ» поживает? — лукаво поинтересовалась Пандора.
— Я ее ликвидировал, — поморщился Северус. — Понимаешь ли, кто-то из тех студентов, что ходили ко мне на отработки, нажаловался Дамблдору, а он, в свою очередь, вежливо попросил меня «прикрыть лавочку». Я, конечно, обрисовал ему, как мог, всю философскую глубину эксперимента, но… увы.
— Это так грустно, когда тебе мешают развернуться во всю ширь, — в глазах Пандоры появилось совершенно искреннее сочувствие на пару… с тоской?
— К сожалению, роль преподавателя накладывает свои ограничения, — сухо констатировал Северус, с легким раздражением и где-то даже завистью отметив, что уж ей-то никто не вправе официально запретить научные упражнения. — Но в зельеварении меня никто не ограничивает — и, к счастью, в этой отрасли есть, куда стремиться. Сейчас я работаю над улучшенной версией универсального противоядия на основе безоара.
— Противоядие — это хорошо… А что насчет бессмертия? На современном этапе возможно создание зелья, продлевающего жизнь? Прости, я в твоей науке не так сильна, как ты.
— Поинтересуйся у Николаса Фламеля. Правда, вряд ли ты чего-то добьешься, потому что старый жмот отказывается делиться с научным миром своими наработками, — выплюнув последние слова, Снейп запоздало вспомнил, что Дамблдор, кажется, достаточно тесно общался со «старым жмотом» и наверняка был в курсе всех секретов, связанных с философским камнем. Правда, и из него поди попробуй хоть намек вытянуть.
Пандора понимающе кивнула, а затем, неожиданно что-то вспомнив, вскочила на ноги и бросилась к своей сумке, оставленной на одной из парт. Не успел Северус удивиться, как она извлекла из нее потрепанный колдографический аппарат и, направив на него, нажала кнопку спуска затвора. Застигнутый врасплох, Снейп открыл рот, чтобы что-то сказать, но слов не нашел. Но мысленно уже не в первый раз задал себе вопрос, какого же, все-таки, черта он уже столько лет дружит с этой ненормальной? Нет, наверное, все дело в том, что она интересная собеседница. Или в том, что она единственная не боится его угрюмости? Как бы там ни было, странности ей не занимать.
— Ты не возражаешь ведь, Северус? — Пандора виновато улыбалась.
— Поздно, — процедил Снейп.
— Я готовлю тебе подарок на день рождения.
Снейп закатил глаза — кажется, чуть ли не ежегодно он втолковывал ей, что ненавидит свой день рождения, но Пандора упорно не желала его слушать. И каждый раз дарила что-то — то книжку, то лабораторные инструменты, то диковинные канцелярские принадлежности, которыми он старался не пользоваться при студентах. Но никогда заранее не намекала на суть презента, предпочитая эффект неожиданности.
— Сюрприза уже не получится, ты раскрыла мне по крайней мере половину содержания твоего подарка, — едко заметил Снейп.
