В мае 1850 г. со стапелей завода было спущено на воду первое судно — деревянный колёсный пароход «Ласточка», который был оснащен паровой машиной паровозного типа 24 л. с. также сормовского производства. В том же году был построен двухтрубный кабестан «Астрахань» с машиной Берда. Первым пароходом с металлическим корпусом стал «Орёл», спущенный на воду 30 апреля 1852 года. Первые суда шли на оснащение дочернего Волжского пароходства, с 1852 года началось производство продукции внешним заказчикам.
Владельцы фабрики традиционно придерживались курса на независимость и активное внедрение новой техники, строились эллинги, доки, обновлялось оснащение цехов, росло мастерство инженеров и рабочих, увеличивались доходы. Железо поставлялось с Демидовских заводов Урала, лес с реки Унжи, снасти и другие материалы покупались на Нижегородской ярмарке и в соседних губерниях. Это было совсем рядом или относительно и доставка грузов шла во многом по рекам, а значит это было дешево. Только котловые трубки выписывались из Англии. На заводе работал губернский механик Николай Александрович Корсаков, который проводил испытания котлов и внес ряд усовершенствований в их технологию и кораблестроитель Михаил Михайлович Окунев. Который работал на верфях Петербурга и Николаева, там организовал строительство судов из железа. В 1851–1853 годах работал на Сормовский заводе Камско-Волжского пароходства, где создавал железное и паровое судостроение. Построил восемь железных и четыре деревянных парохода для плавания по Волге. Предприятие и до войны было уже не маленьким, в 1849 году 95 человек, на момент создания нового общества, 1854 год, на заводе и верфи уже работало 200 человек. Но, война изменила всё ещё круче.
В июне 1855 года на заводе, эллингах, доках, лесопилках работало более 1 500 человек, было под полторы сотни токарных, строгальных, навальных и точильных станков, чертова дюжина паровых молотов, 73 печей и горнов, механизмы обслуживали под полсотни паровых машин. Всё это в свою очередь позволяло производить десятки паровых машин для пароходов, заводов и фабрики, баржи и массу другой продукции из металла и дерева. Заказы от государства с восшествием на престол нового императора на предприятие Бенардаки обрушились как лавина. И он брался за всё. Пароходы, баржи, сталь, качественное железо, кирасы, шлемы, обода для колёс повозок, сами колёса и повозки, проволока, винтовки, револьверы, лампы. Его предприятия делали ВСЁ. Если не умели сами, находили тех, кто умел, учились, и делали. Поэтому взялись и за лампы.
Про их грандиозное будущее и такую же прибыль многоопытный делец рассматривая рисунки сообразил в течении минуты. Поэтому мгновенно согласился на создание лампы и производство и начал выбивать себе разрешение на строительство завода по перегону нефти, нефтеперегонного. И добился, его к своему удивлению очень быстро, всего за три недели. Но, за это взял на себя обязательство помогать своим соплеменникам бороться против ненавистных для них турок, как в России, то есть Православной дружине, о которой постоянно писали газеты, так и вне России. Помогать понятно дело деньгами и с подвигнуть на это российских греков. Что было нелегко, ведь они привыкли деньги зарабатывать на других, а, не отдавать другим. Хоть вроде тоже грекам.
Дмитрий Егорович Бенардаки был умён, опытен в делах и умел как говориться смотреть далеко вперёд. Ведь не просто так он стал учредителем «Компании Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного и завозного пароходства» в 1849 году, вместе с сыном председателя Государственного совета Львом Викторовичем Кочубеем, флигель-адъютантом императорской свиты и сыном главы Морского ведомства Владимиром Александровичем Меншиковым. Они придавали компании статус и их родство помогало преодолевать разные препоны в государственной системе и бороться к конкурентам, которые тоже хотели крепко встань на Волге. Сыновья своих отцов давали их имена и фамилии, а он более 400 тысяч серебром из пятисот для покупки земли и строительства предприятия.
Дмитрий Егорович понимал, что в Нижний Новгород, к Волге, главному речному пути России в ближайшие годы будет проложена железная дорога. И он к этому должен быть готов. И скупая акции у своих именитых компаньонов и других, помельче, готовился. Так же он видел, что будущее за заводами, фабриками, пароходами, паровозами, за промышленностью. Поэтому он не переставая заниматься винными откупами, полученные от них деньги начал вкладывать в промышленность, ну, и землю не забывал покупать при этом.
Его верные друзья, ум и опыт, вновь его не подвели. Действия нового императора доказывали ему это. Заказы на десятки миллионов рублей была размещены на всех крупных, средних и даже мелких промышленных предприятиях Европейской России. У Мальцева, Баташева, Нобеля, Берда, Мальцова, все, кто мог работать на войну получили заказы и подряды. То есть его конкуренты. И Бенардаки это знал. Всё знал и про всех.
Видя, как бросился развивать промышленность император Александр, как начали строить сотни вёрст железных дорог, сотни пароходов, паровых машин. Дмитрий Иванович понял, что после войны предстоит большая драка среди промышленников за размещение у себя государственных заказов на миллионы рублей и на долгие годы вперёд. Россия страна большая, богатая. Не Греция. А биться за деньги, успех Бенардаки умел и любил и в последние годы в этом никому не проигрывал. Поэтому он ещё в апреле объявил, что намерен делать не только пароходы, но, и паровозы, вагоны и конечно рельсы, строить железные дороги, а также новые заводы. Будущую железную дорогу Москва-Нижний Новгород он не намеревался никому отдавать, как и Волгу. Для этого он выделил миллион рублей серебром и его люди по всей России начали поиски заводов и фабрик, которые можно было уже купить, войти в долю, места, где выгодно построить новые и бросились искать людей масштаба Алексея Ивановича Узатиса, по сути создателя Сормовского завода и просто инженеров, механиков и мастеровых. Искали с целью найма вновь в Бельгии, так же Пруссии, Австрии, германских государствах. Дмитрий Иванович Бенардаки не привык быть на вторых ролях.
По моему указанию везде где создали пригодные для использования керосиновые лампы, их запатентовали. Чтоб можно было бить по рукам и рублём ушлаганов, которые обязательно захотят на лампах заработать денег, не тревожа себя мыслью, что это не их изобретение.
Крекинг, хотя он так еще не назывался тоже закрыли патентами. Над ним работали сразу три группы химиков в Нижнем Новгороде. Туда нефть удобно доставлять и районы где будут в основном в первое время расходится керосиновые лампы относительно рядом.
Первые лампы сразу с отражателями попали в цехах заводов где их и создали. В первую очередь туда где было особенно востребовано круглосуточное производство. Рост количества ламп в цехах, давал рост производительности. Ночная смена теперь позволяла делать сотни винтовок, десятки револьверов и много другого сверх того, что могли выпускать днём. И это касалось всей первоочередной продукции для войны. Добыча руды и угля тоже теперь стала вестись круглые сутки. Многие госучреждения перешли на режим работы круглосуточно или в две смены. Так, что Тула теперь застолбила за собой не только оружие, самовары и пряники, но, и керосиновую лампу.
Тут же в Туле делали, паровые машины, станки, промышленное оборудование и для шахт, различные изделия из металлов, пассажирские, грузопассажирские и грузовые дилижансы и повозки. Тысячи мастеровых, которые умели мало-мальски работать с деревом, металлами, были мобилизованы по соседним губерниям и в Москве и направлены на тульские заводы.
К ней от Тулы протянули уже почти восемьдесят верст конно-железной дороги, из столицы клали конку навстречу. Шоссе Тула — Москва делали двухполосным, полоса дороги была разделена для грузовых повозок и более быстрых, делали станции, съезды для проселочных дорог и карманы. На ней отрабатывали вариант будущих шоссе, которые должны были сетью в тысячи вёрст покрыть Россию. И участок Тула — Москва это начало будущих трасс «Дон» и «Крым». Сколько на этом нагрел руки Клейнмихель я узнаю позже, а так дал негласное распоряжение не сильно шерстить эту и другие стройки по его ведомству, а, там вращались десятки миллионов рублей. Ну, не сможет он пройти мимо их без внимания. Схема конечно наивная, но и Клейнмихель мнит себя ещё тем, которым можно «всё». Вот и ладушки.
