Когда командующий эскадрой Роял Нави на Балтике вице-адмирал сэр Ричард Сондерс Дандас, выслушал доклад об итогах боя у Тронгзунда, то с него в миг слетел лоск адмирала флота её величества и он высказался в адрес русских, этой войны, людей в Лондоне, которые её начали, так как это умеет делать морской офицер всю жизнь служивший в Роял Нави. Досталось от него командиру и офицерам отряда, в эпитетах и выражения адмирал даже не собирался стесняться. Более тысячи моряков убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными, повреждённые корабли и взятый на абордаж корабль королевского флота!!! Да, это по потерям сопоставимо с Трафальгарским сражением! Только его Роял Нави выиграл!!! А здесь проиграл!!! И адмирал Дандас не удержался и ещё раз доказал, что он на британском флоте служит много лет. Хотя было уже менее шедеврально, чем в первый раз.
В газетах адмирала Дандаса даже сравнили с Дэвидом Пауэллом… Прайсом. На биржах фунт и бумаги качнулись и пошли вниз, лондонский Сити молчаливо выражал своё неудовольствие таким ходом войны теперь и на Балтике. Первой Лорд Адмиралтейства Чарльз Вуд, написал Дандасу просто: «Сэр, мы ждём от вас после всего произошедшего двух вещей. Либо победа, либо отставка». Французские газеты не особо скрывая злорадствовали над поражением великого и могучего Роял Нави… от русских галер.
Командующий эскадрой Роял Нави на Балтике вице-адмирал сэр Ричард Сондерс Дандас, встряхнул головой отогнав неприятные воспоминания, повернулся на каблуках, решительно прошёл через весь адмиральский салон, подошёл к столу и уверенно подписал приказ о начале операции против Свеаборга.
Основанием для плана атаки на Свеаборг помимо неудач у Кронштадта и Выборга послужил и меморандум кэптена Бартоломью Джеймса Салливана, главного инспектора Балтики[21], который умудрился в своей записке предложить три разных плана:
— близкую блокаду Российского побережья;
— разрушение Свеаборга и Кронштадта;
— последовательность мелких набеговых операций на русские берега, дабы «заставить всё население России почувствовать зло войны в максимально возможной степени».
Поскольку наиболее детально Салливан в своём докладе рассмотрел именно бомбардировку Свеаборга, то окончательно выбран был этот город.
«Там решиться не только моя судьба, а может и всей этой войны», — вдруг подумал Дандас. После этого вызвал к себе дежурного адмирала по эскадре и отдал распоряжение о сборе завтра в восемь утра командиров кораблей эскадры согласно списку, и о приглашении французов к себе на «Duke of Wellington». Назначенное совещание началось почти во время, французский адмирал Шарль Пено с командирами своего отряда немного «задержался» и закончилось после одиннадцати утра и уже в четыре часа пополудни корабли союзного флота начали приходить в движение и покидать место стоянки.
После более чем месячной авральной подготовки союзный флот в десятки вымпелов как казалось даже как бы придавливая собой море громадами линейных кораблей взял курс на Свеаборг. На старые крепости вроде Фридрихсгама и Роченсальма было решено не тратить ни времени, ни сил. Свеаборг!!! Вот теперь главная цель кампании 1855 года на Балтике. Разгромить флотом крепость, батареи, город. Всё, что там будет. Высадить десант и уничтожить, что останется после обстрелов. И путь к Гельсингфорсу открыт. После этого можно говорить о отпадении Финляндии от России, и изменении настроя Швеции к своему участию в войне. Британия и Роял Нави не привыкли прощать поражения. И как олицетворение их силы, грозный «Duke of Wellington» под флагом вице-адмирала Ричарда Дандаса, вёл флот к Свеаборгу, где их ждала победа.
Перед отъездом из Крыма помимо встречи с перспективным Лопесом-младшим были ещё две весьма значимые, и я надеялся, что он пойдут России и мне на пользу сейчас и потом.
Когда, я узнал, что этот человек находиться здесь в Севастополе, да, ещё и часто бывает на Южной стороне. Я, очень, очень сильно удивился. Очень сильно. Речь то шла о Гинцбурге, Е́взеле Гаврии́ловиче Ги́нцбурге, уже на этот момент времени, точно миллионере и о будущем крупном банкире и акуле капитализма в целом. И со дна бездны вопросов, поднялся этот, который в России так и не решили. Еврейский вопрос. Мой носитель Александр Второй начал его решать, снял ежовые рукавицы времён Николая Первого, Александр Третий вновь затянул гайки. Насколько я знал, евреев он не любил, был прямо скажем антисемитом. И вот теперь им мне волей судеб предстояло решать еврейский вопрос.
Был ли я лично антисемитом? Нет. Доверял ли я евреем как народу и людям? Нет. Точнее, не всем и не во всём. Почему? Факты из истории и личного опыта давали для этого материал. Фактический. Но, здесь я император, в России живут и будут жить миллионы евреев, подданных России. И еврейский вопрос мне стороной не обойти никак. И его я хотел решить по-иному, более прагматично и рационально чем той истории и не безвозмездно. Так, мне казалось будет лучше для обеих сторон процесса.
— Господин, Гинцбург, вы, весьма смелый человек, — начал я разговор, когда мой собеседник, увидев меня, весьма заметно ошалел. Но, как человек бывалый он быстро собрался, озвучил в мой адрес положенные в этом случае фразы. И стал изображать из себя одно большое внемлющее ухо.
— До недавнего времени не каждый генерал, хоть и был обязан по долгу службы бывал на Южной стороне. Скажите, вы на всё, готовы ради наживы? Пусть будет прибыли. Исключая конечно самые тяжкие грехи, — продолжил и спросил я.
— Дело не только в получении прибыли, Ваше Императорское величество. Ещё есть понятие успеха, которых, да, конечно выражается и в размерах прибыли. И часть прибыли идёт на благие дела в пользу людей, — ответил мне Гинцбург. А я решил поддать жёскача:
— Но, ведь вы и так уже весьма богаты. Два миллиона уже есть? Три? А, впрочем, я распоряжусь и жандармы узнают… всё. Сколько, когда, как, с кем? — сказав это, я сделал запись к себе в блокнот. Гинцбург видел это, и было заметно, что несмотря на выдержку мой собеседник заволновался.
— Это вы с Бенардаки, Кокоревым, Уткиным соревнуетесь в размерах успеха. Или со Штиглицом? — спросил я. Он хотел было мне ответить, на я рукой остановил его.
— Мне про вас сообщили и хорошее… и плохое, — при этом я похлопал рукой по папке, лежащей на столе.
— Кормите, поите солдат за свой счёт, обмундированием снабжаете, это хорошо и правильно. Высочайшую благодарность имеете. Спирт поставляете для медицины. А 100 % спирт, который вам разрешили ввозить проще разводить на три части? А то и больше. В такое время кто сильно будет «отжиг», да «усышку» проверять. Тем более в Севастополе, ещё и на Южной стороне. И конкурентов здесь нет. Умно, беспроигрышно. Да, вы, большой стратег и тактик, — продолжил я сыпать перца.
— Но, сейчас не совсем об этом, господин Гинцбург, об этом после. И я руку положил на блокнот и постучал по нему пальцами. Мой собеседник взглядом проследил моё движение.
— Я знаю, что ваш народ в большинстве своём, не считает Россию настоящей родиной, Отечеством. Это печально и плохо. Для всех. Ведь российские иудеи мои подданные, а если Россия для них не своя, то и царь им не царь. При этом они живут в России в ней и на ней зарабатывают. И очень немало, как вы, например. Она же обеспечивает им внешнюю и относительную внутреннюю безопасность. Да, есть черта, есть законы не в пользу евреев. Но, они, живя и работая, обеспечивая себе на жизнь и даже более чем в России, не доверяют ей, считают злой мачехой, и в ответ на это получая ответное мнение и даже действия от других её народов и решения властей. Но, это не только в России. В Пруссии, Австрии, Франции, Европе, не говоря о турках тоже есть ограничения для иудеев», — говорил я, и у моего собеседника с каждым моим словом взгляд становился всё внимательней.
— России, мне, нужны свои евреи, которые считали бы Россию своей родиной, Отечеством, чтоб ваши единоверцы и мои подданные, стали таковыми по-настоящему, то есть в жизни, в делах, а не на словах, — на это в глазах Гинцбурга виделся парадокс, верноподданнический взгляд и одновременно сомнение в возможности того, о чём я ему говорю.
