Соблюдению таких запретов нас учат, что называется, с младых ногтей. Нельзя на виду отправлять естественные потребности, необходимо уважать старших по возрасту и положению, запрещается употреблять в «приличном обществе» определённые слова и выражения, задавать малознакомым людям интимные вопросы и тому подобное.
Число таких запретов очень велико, но для темы настоящей книги особенно важно, что большое число их группируется вокруг идеи человеческого «верха», ассоциирующегося с духовностью, и человеческого «низа», символизирующего материальное, «земное» начало.
Другими словами, в значительной степени наша деятельность контролируется табу. Во-первых, табу на упоминание священных понятий. То есть осуждается упоминание «всуе», без особой необходимости, самых священных имён – названий божества, основных религиозных и общечеловеческих святынь и тому подобное Ниже об этом будет сказано подробнее. Нарушение этого табу называется кощунством или богохульством.
Во-вторых, не одобряется публичное упоминание слов, обозначающих человеческие органы, имеющие отношение к деторождению и выделению отходов жизнедеятельности. Но ведь органы эти существуют! Иногда упоминание этих объектов даже жизненно необходимо (например, в кабинете врача). Как тут быть?
В результате обществу приходится прибегать к иносказаниям, детскому языку, сугубо медицинским терминам и тому подобное Прямое бесцеремонное называние здесь считается исключительно грубым, осуждаемым даже законодательно. В русскоязычных словарях такие слова или не приводятся вовсе, или сопровождаются специальными пометами вроде «бран.», «вульг.». «груб.», «неценз.», «пренебр.» и другие подобные. Вспомним известную шутку, где человек возмущается «несправедливостью». Ему, видите ли, запрещают употреблять некое слово: «Как это так: жопа есть, а слова нет!»
То есть, как видим, обе разновидности табу подозрительно похожи: упоминание имени божества в молитве не только одобряется, но и приветствуется, но в быту, в ссоре или бытовом разговоре категорически запрещается. В отношении же человеческого «низа» придуманы отдельные слова для того же самого предмета: для разговора с врачом или ребёнком, с одной стороны и для бытового общения – с другой. Первые допускаются, вторые запрещаются.
Сходство здесь отнюдь не случайное. Давайте разберёмся в самом принципе табу.
Ничто человеческое нам не чуждо
Всё-таки почему люди испокон веку запрещали себе определённые вещи? Одно из объяснений – это страх человека перед таинственными тёмными силами. Ещё в первобытные времена люди верили, что, например, упоминание имени мёртвого человека в адрес живого могло привести к смерти этого последнего. Поэтому такое имя категорически запрещалось произносить. Говорят, что дети и сегодня могут верить, что если назвать человека «говном», он в это самое и превратится. То есть слово как бы имеет магический смысл, оружие нанесения вреда. Поэтому научиться владеть такими словами означает приобрести власть над окружающим миром. Есть сведения, что не так уж давно в России крестьяне специально обучали детей «таким словам».
О том, что слово якобы может иметь магический смысл, говорят обычаи племён, задержавшихся на первобытной стадии развития. У племени тонга в Полинезии существует специальный язык «капе-капе», содержащий слова, в буквальном переводе соответствующие непристойностям в европейских языках. Так вот, на тайных, исключительно мужских вечеринках он считается обязательным! Но в официальной обстановке, например, в стенах правительственного учреждения, он строжайше запрещён.
Сила табу бывает разная: какие-то из них надо соблюдать чуть ли не под страхом смертной казни, на нарушение других общество смотрит довольно снисходительно. Отсюда ясно, что ощущения человека, нарушающего табу, тоже будут разные: чем сильнее табу, тем сильнее соответствующая эмоция. Попросту говоря, воскликнуть «Чёрт побери!» или выматериться означает выпустить наружу разные по силе ощущения.
Отсюда историчность некоторых табу. В Средние века в Европе больше всего осуждалось богохульство, прежде всего – клятвы Телом Господним и различными Его частями, ибо все были уверены, что богохульнику грозит за это обречение на вечные адские муки. Поэтому нарушать такой запрет было делом весьма рискованным, и сам сквернослов это тоже хорошо сознавал. Правда, сознавал и… тем не менее сквернословил!
Общество было в этом отношении особенно безжалостным. Первые наказания в Европе за нарушение словесных табу были наказаниями именно за богохульство, например, за поношение Мадонны. За них могли вырвать язык, бить шомполами и тому подобное Позже, с уменьшением роли религиозности в цивилизованном обществе, сквернословие стало более «светским», и наказания были автоматически перенесены на пользующихся новыми слоями оскорбительной лексики. Теперь одно из ведущих мест закрепилось за табу на вопросы интимной жизни человека и телесной нечистоты, которые до этого мало или совсем не табуировались. Общеизвестно, что первобытный человек, находившийся к природе гораздо ближе нас с вами, не знал стыда в современном понимании слова и, следовательно, не мог выделять какие-то особые «стыдные» части тела. А уж о физической чистоте, о гигиене, как мы её сейчас воспринимаем, не могло быть и речи.
Но вот сегодня у немцев соблюдение телесной чистоты – чуть ли не религиозное понятие. Поэтому, как мы ещё увидим, самые сильные оскорбления у них – обвинения в нечистоплотности. Зачем им материться, если «Ты – грязная свинья!» вызывает такой же оскорбительный эффект!
А у чукчей и эскимосов точно так же можно оскорбить словами «Ты неумёха!». Северные народы живут на грани выживания человека, и тот, кто не умеет выполнять определённые житейские операции, сам обречён на гибель или может погубить другого человека. Если охотник попал в полынью, вымок, пришёл домой, а у жены нет во что его переодеть, он может назвать жену неумёхой, и это будет очень тяжёлое оскорбление. Смысл «неумёхи», по-видимому, здесь сводится к «Чтоб ты сдохла!».
Ничто не вечно под луной
Но дело не ограничивалось спокойным отношением к вещам, которые мы сейчас воспринимаем исключительно эмоционально. Совершенно свободные отношения полов могли рассматриваться как в высшей степени высокоморальные. Ни о какой «безнравственности» говорить было нельзя. Правильнее говоря, нравственность тогда тоже имела место, только нравственность существенно отличная от современной. Для человека, выросшего в условиях первобытных культов, многочисленные понятия, связанные со смертью и рождением, а значит – едой, питьём, отправлением естественных потребностей, совокуплением, зачатием, родами и так далее. Суть лишь явления одной непрерывной цепи священных событий.
Особое место во всех древних верованиях занимают так называемые фаллические культы, связанные с почитанием богов плодородия. Слово «фаллический» образовано от слова «фаллос», или «фаллус», или просто «фалл», а это мужской половой орган в возбуждённом состоянии. Надо ли пояснять, что этот орган уж никак не считался чем-то неприличным, стыдным, наоборот, он повсеместно служил символом физического благополучия, процветания рода, всего живого.
Те или иные следы этих культов обнаруживаются не только в Европе, но и в религиях Японии, Китая, Индии, Тибета, Египта, североамериканских индейцев, Мексики, Центральной и Южной Америки, Африки. Индийский бог Шива носит научное название Deus Phallicus, то есть фаллическое божество. Тесно связанными с фаллическими культами были культы Осириса в Египте, Адониса в Финикии, Диониса в Греции. Всем, хоть немного знакомым с историей Древнего мира, эти имена известны, но все ли знают, с чем они ассоциировались, что называется, на полном серьёзе?
Изображения дионисийских фаллических торжеств часты на древних вазах. Подобные изображения, появись они на современных предметах, были бы безоговорочно признаны порнографическими. Герой одной пьесы Аристофана поёт гимн фаллосу в честь Диониса. Нечто похожее встречалось у шумеров: название гимна «дифирамб» возводится некоторыми учёными к шумерскому слову, означающему «песнь, возбуждающая мужской орган». В Риме существовала специальная церемония «фаллофория», когда по улицам проносили многометровые изображения фаллоса. Известны соответствующие изображения фаллоса в Александрии (52 метра) и в Финикии (два изображения по 48 метров). В древней Этрурии такие изображения ставили вертикально на месте погребения как символы бессмертия души. Позже натуралистические изображения были заменены обелисками – с тем же значением. А теперь, надо надеяться, никто не думает о сексе при виде какой-нибудь художественно выполненной стелы.