Вскоре я заметил, какой сильный отпечаток накладывает страна на человека, долго в ней прожившего. Туркатенко, много лет проработавший в Англии, выглядел как истинно британский джентльмен. Говорят, что его хорошо воспитанный сын, когда они вернулись из Лондона в Москву, входил в автобус и вежливо здоровался: «Доброе утро, джентльмены!» Представляете, какие физиономии были при этом у хмурых с утра «джентльменов» в переполненном московском автобусе времен зрелого застоя?

Другой тассовец, Володя Байдашин, долгое время работал в Индии. Конечно, что как уроженец Москвы, он не имел ни с Индией, ни с индусами ничего общего. Однако когда вернулся домой после многих лет работы в Дели, то при взгляде на него так и хотелось воскликнуть, как патриотично кричали в одном советско-индийском фильме: «Хинди – руси, бхай-бхай!» Глазки у него сузились, лицо пополнело: вылитый индус, да и только! Словом, влияет среда обитания на человека, еще как влияет!

Конечно, я тогда и не догадывался, что пройдет всего несколько лет, я побываю в Риме, вернусь оттуда в модном итальянском пиджаке в талию, а потом, еще несколько лет спустя, и сам сяду на место Туркатенко за стол заведующего Редакцией стран Западной Европы…

ТАСС в те годы был в Москве одним из самых престижных мест работы, «выездной» организацией, откуда можно было попасть за границу. Таких благословенных мест в СССР было немного: МИД, ТАСС, АПН и Министерство внешней торговли. ТАСС, по сути дела, в те годы представлял из себя не просто «Телеграфное агентство Советского Союза», как он именовался официально, а был своего рода министерством информации.

Но все то, что поступало из него по телетайпам в редакции газет, на радио и телевидение, являлось лишь надводной частью огромного «айсберга» работы тассовских корреспондентов. Для печати предназначались лишь материалы, которые так и называли: «для печати». Это была так называемая «открытая» информация, для «простых» советских граждан. Но был и другой слой сообщений разной степени «закрытости», о тех фактах и событиях, о которых, по мнению тогдашних руководителей нашей страны, знать простым советским людям никак не полагалось. Выпускались, например, так называемые «Вестники для служебного пользования», в которые помещали материалы о событиях за рубежом не для газет, а для «специалистов» из разных институтов и интересующихся ведомств. Материалы из зарубежных СМИ, в которых происходившее в мире освещалось не так, как бы хотелось отделу пропаганды ЦК КПСС, ставили в вестник «АД». Такие буквы, отпечатанные грозной красной краской, стояли в правом верхнем углу листов бумаги, на которых он издавался очень небольшим тиражом.

Выносить эти листы из здания ТАССа у Никитских ворот было строго запрещено. Но самым секретным был вестник «ОЗП» (вестник «Закрытой печати»). Туда помещались сведения об «антисоветских событиях», статьях и заявления диссидентов и «отщепенцев», «антисоветские» высказывания западных политиков, резкая критика советского руководства в западной печати и т. п.

Был и еще один вестник, который большинство тассовцев вообще в глаза не видело, но на котором тогдашний Генеральный директор ТАСС Леонид Митрофанович Замятин сделал себе карьеру. Он назывался «Сводка». Предназначалась «Сводка» только для членов Политбюро и приравненных к ним по положению лиц. Идея «Сводки», как и все гениальное, была проста. Этот вестник, который выпускался ТАССом по утрам каждый день, состоял из простого и краткого перечня тех событий, которые произошли в мире. Причем, излагались они не так, как это тогда писалось в советских газетах, а безо всякой пропагандистской трескотни, – коротко, сама суть дела.

ТАСС был тогда самой информированной в нашей стране организацией. В него стекалась информация не только от корреспондентов со всего СССР, но и из десятков государств мира, где имелись отделения и корпункты ТАСС. Были страны, где не было наших посольств, но где сидели корреспонденты ТАСС. А по оперативности мы опережали и МИД и даже разведсеть ГРУ и КГБ за рубежом. Потому что тассовские корреспонденты передавали в Москву свои сообщения по открытым средствам связи, а другие пользовались шифрованным каналами, и много времени уходило на шифровку и дешифровку сообщений. В результате, когда каждое утро на столы к членам Политбюро ложились сводки сообщений ТАСС, МИДа, МВД и КГБ, то оказывалось, что ТАСС всех опережал.

Мало того, ТАСС в то время работал по ночам. Корреспонденты за границей ночью обрабатывали газеты, а в здании у Никитских ворот тоже ночью в поте лица трудились работники «Сводки». В результате преимущества «Сводки» быстро было замечено «наверху» и Замятин получил повышение – его назначили на специально созданную для него в ЦК должность – заведующим Отделом Международной информации. Заместителем в ЦК у него оказался его заместитель по ТАССу – комсомольский выдвиженец из Сочи Виталий Игнатенко. Именно он в те времена был одним из главных организаторов «закрытой» информации для ЦК и самой свирепой цензуры для всей остальной части населения СССР.

В грозном 1991 году Игнатенко спас случай: в момент «путча», когда он числился пресс-секретарем Горбачева, он оказался в отпуске и не успел «засветиться». Как, например, «засветились», тогдашние руководители ТАСС, навсегда потерявшие свои высокие посты. Непотопляемый же Игнатенко снова вернулся в ТАСС и стал учить нас с вами уже не «преимуществам зрелого социализма», а демократии. Впрочем, сегодня он уже в ТАСС не работает…

Надо сказать, что в ТАССе мне сразу необыкновенно повезло. Я проработал там всего немногим более года и был направлен стажером в наше отделение в Риме. Поехал туда на полгода, а вернулся в Москву только через семь лет уже с должности заведующего отделением. Замечательное это было время! Итак, сначала рассказ о работе в Италии.

В памяти застрял забавный диалог из комедийного телефильма «Ехали в трамвае Ильф и Петров»:

– В Италии был?

– Был.

– Кьянти?

– Пил.

– Спагетии?

– Ел.

– Папу римского видел? И т. д.

Диалог этот сочинили все известные авторы. Интересно, что именно такие вопросы и в самом деле до сих пор часто задают тем, кто побывал в Италии. Задают потому, что мы привыкли мыслить стереотипами: например, в Африке жарко, а в Италии едят макароны и пьют вино под названием «кьянти».

Другой широко распространенный стереотип применительно к этой стране: Италия прекрасна!!! Не просто прекрасна, а обязательно с несколькими восклицательными знаками. Такое представление об этой южноевропейской стране распространено очень широко. Живет оно в нас давно, откуда-то еще с детства, благодаря восторженным отзывам об Италии Гоголя, Брюллова, Герцена, художника Иванова, которые в ней долго жили. Благодаря Пушкину, который в Италии никогда не был, но всегда ею восторгался:

Всякий стереотип – это всегда нечто упрощенное. На самом деле идиллической, «прекрасной Италии» нет и никогда не было. Еще в прошлом веке, когда очарованной Италией Гоголь считал, что «вся Европа существует для того, чтобы смотреть, а Италия, чтобы жить», поэт Афанасий Фет признался в своем разочаровании:

Чувства разочарования и горечи испытал позднее и Александр Блок, когда написал: «Хрипят твои автомобили, твои уродливы дома…» Интересно, чтобы написал он сейчас, увидев на древних улицах итальянских городов не десятки, а миллионы «хрипящих» автомобилей, вереницы уродливых бетонных коробок «доходных домов», понатыканных повсюду строительными спекулянтами? Особенно сейчас, когда их заполнили вдобавок ко всему еще и толпы иммигрантов с Востока и стран Африки. К счастью, в те времена, когда я работал в этой стране, их еще там не было. Но в Риме и в Милане было полно безработных и приехавших с отсталого Юга на заработки бедолаг. Вспомним хотя бы знаменитые фильмы неореалистов, в которых «прекрасной» Италию назвать никак нельзя. К тому же Италия – родина не только Данте, Микеланджело, Рафаэля, Верди и других корифеев мирового искусства, но и страна, в которой родился фашизма, где в 70–80 годах прошлого века гремели выстрелы террористов из «Красных бригад» и, где до сих пор никак не могут справиться с мафией.