– А-а-а… Старик, учиться тебе ещё и учиться, – сказал Саша, похлопывая приятеля по плечу.

Тая стояла рядом, выставив перед носом парней свои красивые стройные ножки в чёрных блестящих колготках. Она также закатилась смехом, глядя на искривлённое в кашле лицо друга.

– Смотри, как я это делаю, – сказала она, поднося сигарету к губам, и глубоко затянулась.

– Во дурочка! – совсем развеселился Саша. – Чему учит тебя.

– На фиг, мне даже стыдно, – проскрипел Май, поднимаясь с корточек и кривляясь от мурашек в затёкших ногах. Потянулся за сигаретой. – Курильщики хреновы, наверное, пора и мне начать.

Друзья закивали головами, делая новые затяжки. Было решено выпить ещё.

– Не хочу тухнуть на дискаче трезвым, – пояснил Саша, откупоривая новую бутылку пива.

Тая продолжала цедить алкогольный коктейльчик из чёрной жестяной банки. Май выпил ещё, и после второй бутылки его ноги, руки и глаза отяжелели. Он дошёл до актового зала и, отвернувшись от танцующей публики, уставился в широкое окно.

– Чё, хреново? – услышал он девичий голосок над самым ухом, следом мягкая рука легла ему на плечо.

– Ну так… Непривычно, – отозвался молодой человек.

– Пойдём выйдем, продышишься, – предложила Тая.

Май тусклым взором поискал друга, не найдя его поблизости, поддался на предложение пройтись. Девушка надеялась, что алкоголь развяжет ему язык, сделает безоружным против её чар. Из своего маленького опыта она знала, что мальчишки в такие моменты готовы творить глупости, и, возможно, сейчас она сможет добиться своего. Она хотела, чтобы Май поцеловал её.

Тая взяла его за руку – в лёгкой, дружественной, женской манере – и повела на второй этаж, к открытому окну дамского туалета, где они обычно покуривали во время дискотеки. Май ничему не сопротивлялся, ему нравилась та кокетливая игра, которую вела его спутница, и он не смог бы себе объяснить, что повлекло его. Прислонившись к подоконнику, девушка достала сигарету и закурила, внимательно смотря на своего друга. Май с наслаждением наблюдал за ней через тяжёлые, налитые от алкоголя, веки и слушал щебетание её звонкого голоса. Он смотрел, как Тая смеётся, вертит головой, то высовываясь в окно и с силой выпуская туда дым сигареты, то поворачиваясь к нему, то оглядываясь на входную дверь. При этих резких телодвижениях кончики её длинных, высоко заколотых волос щекотали ему лицо.

– У тебя губы такие сочные, у парня не должно быть таких губ, – вдруг сказала она ему.

И Май, ничего не отвечая, взял её за руку и потянул к себе. Это был его первый поцелуй, влажность которого он ощутил, несмотря на тяжесть своего опьяневшего тела. Тая ликовала. А он не выпускал её из объятий, почувствовав неимоверную силу возбуждения, разлившуюся по телу. В нём взбурлило желание.

– Пусти, – притворно потребовала девушка.

– От тебя так вкусно пахнет, – буркнул молодой человек, утыкаясь носом в её надушенную шею. – Ты вся такая вкусная, – лепетал Май, не понимая, что он говорит и зачем.

– Май, пусти, – посмеивалась девушка. И вырвалась из его рук. – Нам надо идти.

Они вернулись наверх, и Тая тут же убежала, завидев подружек, оставив молодого человека наедине со своими мыслями. Май стоял довольный, улыбаясь своей дерзости. Вдруг в дверном проёме актового зала показалась Юлия. Она вошла в помещение и стала внимательно оглядывать школьников. Увидев её, молодой человек растерял свою весёлость, и пьяный туман, выстилавший голову, вдруг рассеялся. Он почувствовал в душе какое-то гадкое, подлое чувство. Ему понадобилось срочно подойти к ней, чтобы стать ближе, тем самым смахнув это странное наваждение, которое только что приключилось с ним.

В то время, когда Тая уводила молодого человека на второй этаж, Саша общался с парнем, заведовавшим музыкой. Максим жил с ним в одном доме, даже на одной лестничной площадке, и в былые годы они играли в ножички. Саша держал приятельскую связь со всеми, с кем когда-либо общался. И несмотря на то что он учился в другой школе, в сорок пятой у него тоже были друзья. Он был даже знаком с некоторыми учителями и всегда мечтал учиться именно здесь, но родители отдали сына в школу, где в своё время учились его братья, а сейчас сестра, за которой ему было велено приглядывать.

Саша стоял рядом с Максом, рассказывая ему что-то в своей обычной возбуждённой манере, тот же, склонив к нему ухо, улыбался, пытаясь расслышать соседа сквозь громкую музыку. Договорив, Саша похлопал приятеля по плечу и, отойдя на два шага, встретился взглядом с Игорем и Антоном. Он уже хотел было пройти мимо них, когда Игорь, слегка склонившись, сказал:

– Ты чего, Санёк, за своей девушкой не следишь?

– Чё? Какого хрена, чё тебе? – посмурнел Саша, резко отстранившись.

Ребята засмеялись в ответ.

– Да ладно, я тебе по дружбе хотел сказать, – начал Игорь снова.

– Ну? – в раздражении протянул Саша.

– Маячка знаешь? Он только что с твоей девушкой в женском туалете сосался.

– Чё ты несёшь! – возмутился Саша и почувствовал, как его затрясло.

– Чё, не веришь? Иди сам проверь.

Саша, не сказав больше ни слова, с мрачным видом пошёл в глубь зала. В голове крутился калейдоскоп мыслей, и ни одна не желала дать ему ясности. Он искал глазами свою девушку и друга. И, оглядевшись, заметил Мая, стоявшего в проёме входной двери. Мимо него протискивались школьники, толкаясь и что-то бухтя. Но молодой человек будто не замечал их. Он, как заколдованный, смотрел в сторону лестницы, вытянувшись и прижавшись спиной к дверному косяку. Саша подошёл и, крепко схватив приятеля за плечо, шепнул:

– Пойдём выйдем.

Май вздрогнул, оторвавшись от своих мыслей и от вида лестницы, по которой только что спустилась Юлия.

Они прошли один пролёт и остановились на площадке между третьим и четвёртым этажом. Сашу всего трясло, казалось, ему было тяжело говорить и дышать. Он цедил слова сквозь бледные губы и серьёзными серыми глазами смотрел на друга:

– Это правда?

– Что? – спросил удивлённый Май. Он был уже спокоен и трезв.

Саша с шумом вдыхал воздух, перебарывая внутри какое-то страшное и давящее на его грудь чувство.

– Что ты с Тайкой целовался ща? – еле выговорил он.

Май секунду помедлил.

– Извини, я, по ходу, пьян был.

При этих словах Сашу ещё больше стало крутить. Он задёргался, превозмогая душевную боль, ещё сильнее сжимая губы.

– Сука! Ты же мне друг!

– Прости, оно как-то само вышло. Я бы никогда по трезвому так не сделал, но она сама меня потянула пройтись…

– Лучше заткнись! – тяжело дыша, сказал Саша. – Иначе я тебе рожу ща прям здесь расквашу, клянусь! Был бы не ты, а кто-то другой, он бы здесь уже не стоял, но так… Ты, сука, мне больше не друг, понимаешь? – Саша снова корчился от внутренней боли, словно она была физической. Его ломало, крутило.

Май не знал, как ему поступить. Хотел уйти, но почувствовал, что это будет ещё более гадким поступком. Что-то говорить было глупо, все его слова звучали бы нелепо, да и в чём он может оправдаться, если виноват? И он просто стоял, глядя на душевные терзания друга. Если бы Саша его ударил сейчас, он бы стерпел, не ответил, это даже было бы лучшим выходом для обоих. Принести в жертву свою гордыню, чтобы искупить вину.

– Что мне сделать, Сань? – наконец спросил он.

– Просто свали, – процедил Саша тихим голосом.

Май ушёл. И, спускаясь к выходу, с каждой ступенькой ощущал, как освобождается от тяжкого груза вины. Становилось всё легче и легче. Выйдя на морозный воздух вечернего города, он почувствовал полное освобождение. Было трудно стоять там, перед чужой болью, а тут, в одиночестве, когда оглядываешь широкий мир, чужие чувства уже не трогают так сильно.

Он пошёл домой в глубоком раздумье. Почему ему не больно? Он потерял друга, а у него даже нет сожаления. Но всё это вскрылось позже, когда он зашёл в свою комнату, когда сел за гитару. Тогда все чувства прорвались через струны, через нервные, непослушные движения бегающих по грифу пальцев. Он сочинял песню о потерянной дружбе, где представил себя предателем, глядя на которого, на уста рвётся только одна фраза: «Да пошёл ты!»