Май сидел как оглушённый, испуганно глядя на молодую хорошенькую учительницу. Вокруг него зашелестели тетрадями, зашумели молниями на рюкзаках, зашептались. Кто-то громко шлёпнул учебник на парту. Краем уха он слышал, как на задней парте двое одноклассников перешёптываются о чём-то непристойном.

Юлия обвела взглядом класс. Дети продолжали молча шелестеть, словно эти звуки могли оттянуть необходимость отвечать. Затем в воздух взметнулась тоненькая ручка одной ученицы. Юлия в знак разрешения кивнула.

– У нас было задание прочитать, перевести текст на странице двадцать три, и к нему первые пять упражнений.

Учительница надела аккуратные, в серебристой оправе, очки, нашла нужную страницу, пробежала текст глазами.

– Так… Хорошо. Кто хочет прочитать текст?

Снова зашелестели листы, ученики опускали взоры в книгу, некоторые принялись что-то записывать в тетрадь. Май сидел на третьей парте беззвучно. Его сердце стучало в висках. Он то напряжённо смотрел в учебник, пытаясь прочесть и осознать текст, который прыгал английскими буквами и не складывался в понятные для ума предложения, то на учительницу, пытаясь вглядеться в её образ, и делал это так настойчиво, что Юлия почувствовала на себе пристальный взгляд. Она посмотрела на третий ряд и увидела удивлённое бледное лицо подростка, пойманного врасплох, с большими выразительными глазами, широко распахнутыми и с надеждой смотрящими на неё. Май очнулся, судорожно отвёл глаза и уставился в книгу. Ему стало стыдно. Он почувствовал, как зашумело в ушах, как запылали щёки и на пропечатанный иностранными словами лист учебника упала капля крови. В испуге он схватился за нос, и новая капля, просочившись между пальцев, жирно бухнулась на книгу.

– У Маячка из носа кровь пошла! – раздался чей-то выкрик.

Все посмотрели на одноклассника. Не дожидаясь реакции учителя, молодой человек пружиной вскочил со своего места и, держась за нос, выбежал из класса. Он мчался по коридору в диком волнении, роняя капли крови на паркетный пол. И лишь в туалете, наполнив ладошки прохладной водой и опустив в них горячее лицо, почувствовал облегчение.

Юлия выглянула из кабинета. Коридор был пуст.

– Кто-нибудь сходите в мужской туалет, посмотрите, как он там, – обратилась она к ребятам.

Все продолжали молча сидеть.

– Хорошо, – кивнула учительница. – Как его зовут?

– Май, – сказала школьница с первой парты.

– Как интересно, – тихо произнесла Юлия и вышла из класса.

Услышав шаги, молодой человек отошёл от раковины и с бьющимся сердцем спрятался в глубине туалета за стеной, покрытой белым кафелем.

– Май! – услышал он голос учителя.

Он затаил дыхание, чтобы не выдать себя. Но от волнения не смог долго продержаться и стал тихонько дышать ртом. Грудь сильно вздымалась и опускалась, с влажного лица стекали капли воды. Учительница сделала ещё два шага внутрь туалета, остановилась, послушала тишину и, не решившись идти дальше, ушла. Молодой человек сполз по стенке вниз и, сев на корточки, обхватил голову руками. В висках стучало выпущенное на свободу сердце. Он ещё долго не мог прийти в себя, спасаясь лишь блаженным ощущением холодной плитки за спиной, утихомиривавшей биение пульса. Вернуться в класс было выше его сил.

Так он и сидел, пока не прозвенел звонок на переменку. Затем встал и, внутренне весь сжавшись, пошёл в класс за вещами. Его била мелкая дрожь, словно он замёрз, но в груди, в самой её глубине, полыхал пожар. Учительница сидела за столом, заполняя классный журнал. Ребята выходили из кабинета, с интересом поглядывая на одноклассника, по бледному лицу которого блуждал страх. Юлия, завидев вошедшего ученика, с волнением на него посмотрела. Май потупил взор. Он направился к своей парте, взял вещи и, проходя мимо учительницы, не стерпел – посмотрел на неё. Юлия поджидала его взгляд, желала его поймать.

– Постой, – окликнула она Мая. – Подойди, я посмотрю на тебя.

Не помня себя, не чувствуя ног, он подошёл. Её внимательный, тревожный и ласковый взгляд бегал по его лицу. Он посмотрел на неё ещё раз и заметил нежный светлый пушок над её верхней губой.

– Всё в порядке? – спросила она.

– Да, – еле выдавил из себя ученик, не соображая, что делать дальше – уйти или стоять.

– Хорошо, – сказала учительница, отпуская его руку.

И только сейчас молодой человек осознал, что она держала его за руку. Он поправил на плече широкую лямку рюкзака, выбежал из класса и понёсся по коридору в самый его конец, далее по лестнице на четвёртый этаж, и остановился там у окна, в самом углу, рядом с закрытым актовым залом. Он смотрел в окно, на желтеющие листья деревьев, ничего не соображая. Не мог утихомирить волнение, мысли разбегались. Не мог собрать их в кучу. Юлия держала его за руку, рассматривала его, он видел её глаза и губы так близко… и дальше всё – туман, расползающийся в его голове. Затем мысли снова прыгали, путались, смешивались. Он хотел задержать видение, возвращался снова и снова к обрывкам этого дня.

И уже дома перед сном ещё долго смаковал эти фрагменты, восстанавливал их в памяти, собирая разбежавшиеся пазлы. Каждую чёрточку её лица, своих эмоций и чувств, дорисовывал как дотошный художник, наполняя свою картину яркими цветами. Пережёвывал всё это снова и снова, пока плёнка минувшего дня не затёрлась и не потускнела. Тогда, наевшись этими впечатлениями, опьянённый, заснул.

Жизнь молодого человека наполнилась новыми красками, новой высотой, на которую он вряд ли мог подняться сейчас. В этом была его трагедия – в умении испытывать слишком сильные, глубинные чувства, с которыми он ещё не умел справляться, а может быть и никогда не справится.

С этого дня Май вставал рано, раньше, чем полагалось, чтобы успеть в школу. Теперь его день начинался с музыки. В шесть тридцать утра, неумытый, растрёпанный, с радостными, предвкушающе распахнутыми глазами, он выползал из-под одеяла, ступая босой ногой на прохладный пол. Тихонько включал магнитофон, бухался обратно под одеяло, следом закрывал глаза и предавался сладким мечтам. Так он лежал ещё некоторое время, а после вставал и одевался на выход.

В школу молодой человек приходил также рано, часам к восьми, и садился на узкую, длинную скамейку у раздевалки. Теперь он не мыслил свой школьный день без новой порции вдохновения, которое находил во встрече со своей любовью. Вечно опаздывающая на первые уроки Юлия забегала в здание вся запыхавшаяся, с растерянным видом, никого не замечая вокруг.

В эти моменты молодой человек жадно провожал её взглядом, наслаждаясь всем её образом, словно музыкой. Он любил её суетливые движения, когда она на ходу расстёгивала плащик, отряхивала с зонта капли осеннего дождя или стягивала платок, скользивший мягкой тканью по шее и груди. Любил эмоции её лица. В этот момент оно было озабоченным, сосредоточенным. Учительница хмурила лоб и, недовольная собой, поджимала губки. Она всегда так торопилась, что её высоко подколотая причёска сползала, трепалась у шеи, и некоторые освободившиеся от заколок-невидимок завитки расправлялись на плечах.

От этой картины по телу школьника бежали мурашки и лёгкая, сладкая истома возбуждения. Ему казалось, что в общей суматохе утра, в шуме разбуженного школьного улья, который пытался скомкать эти утренние минуты наслаждения, он даже слышит шуршание её одежды, стук невысоких каблучков, щёлканье зонта. Всё это длилось пару минут, не больше. И далее он проживал время на волне музыки, рождавшейся в его душе от всего того, что было собрано в эти мгновения.

Бывало, что утро проходило в душевной пустоте. Юлия не появлялась в школе, и расстроенный ученик неохотно поднимался в класс. Но он не терял надежды увидеть её позже. На переменке, в учительской, в столовой, в длинных коридорах. Он не мог прожить без неё уже и дня. И если не видел, то вечер и ночь были непомерно тоскливы и бесконечны. Поначалу в такие пустые дни он впадал в уныние, не находя себе места. Бродил по квартире, брал книги и не мог прочесть ни страницы, садился делать уроки, но голова не желала запоминать материал, брал гитару и лишь ненадолго отвлекался. И потом снова пустота, время, тянувшееся вечно.