Алеша едва не споткнулся, увидев этот шлем. Богатый и приметный, с позолоченной личиной и поперечным трехрогим гребнем, напоминавшим кокошник.

– Воевода, – чародейчик заговорил медленно и ласково, именно так говорят с больными. – Охотник китежский по твоему зову явился.

– Отойди, Бежан, – ответ был тихим, хриплым, но совершенно отчетливым. – Дай посмотреть.

Юноша послушно отшагнул в сторону, и на Алешу уставились синие бездонные глаза. Воевода оказался широкоплечей богатыршей-поленицей, совсем еще молодой. Бледное, ни кровинки, суровое при всей своей красоте лицо обрамляли слипшиеся, коротко остриженные волосы. Последнее не удивляло – девицы на Руси гордились длинными косами, а вот поленицам приходилось их остригать, чтоб не мешали надевать шлем. Так же и с Охотницами – обычаи обычаями, а с длинными волосами в долгой и опасной дороге та еще морока.

– Вот так дела, – произнесла богатырша, устраиваясь поудобнее и упираясь спиной в камень. Ее можно было бы назвать красавицей, но все портили поджатые, изогнувшиеся лунницей губы и холодный взгляд из-под нахмуренных бровей.

– Дела веселые, – согласился китежанин, ожидая, что будет дальше.

Собеседница слегка прищурилась и подалась вперед.

– Ты, китежанин, – осведомилась она, – часом, не Алеша ли, сын Леонтьев?

– Был когда-то, – без особой радости кивнул опознанный.

То, что поленица из Великограда его признала, не удивило. Богатырь Алеша в свое время столько всего в столице натворил, что его там каждая собака знала, а память о нем и доселе хранила.

– Наслышана о тебе, – в голосе воеводы, как и во взгляде, чувствовалась сталь. – Много говорят о тебе в Великограде…

– Уверен, – осклабился Охотник, – только хорошее.

– Всякое, – поленица чуть повернула голову, и Алеша разглядел на ее правой щеке родимое пятно в виде слезинки.

Раз такое увидишь, не позабудешь, и богатырь не позабыл.

– Несмеяна, – он слышал о ней и даже видел пару раз, только нынешняя воевода тогда была совсем девчонкой. Хмурой, насупленной дылдой, которую гонял на ристалище однорукий Толимир, наставник великоградской младшей дружины. – Нежданная встреча, царевна.

– Воевода! – резко и как-то зло поправила поленица. – Какими судьбами в Тригорье… Охотник?

Сказала – как плюнула. Ох, Стоян, и намаешься ты с этой девицей договариваться. Это тебе не старый друг Кит Китыч, с которым выпил – и крути им как хочешь. Несмеяна к самому Великому Князю в свое время пристала, чтоб ее в дружину взяли. И, судя по тому, что отрядили ее не худшей заставой верховодить, за прошедшие годы добилась царевна немало.

– Какими судьбами? – лениво переспросил Алеша. Спуску он никому не давал и сейчас не собирался. – Да такими же, что и ты. Решил по округе поездить. Только вот и сам в западню не угодил, и другим выбраться помог.

В ответ воевода едва не зашипела, но в яростном взгляде вдруг промелькнула такая душевная боль, что все желание и дальше ее подначивать у Алеши разом пропало.

– Лады, – махнул рукой он. – Сейчас насущными бы делами заняться…

Они не рассорились, хотя могли бы. Похоже, жизнь успела чему-то научить обоих. Да и дел в самом деле навалилось невпроворот. Когда у тебя лишь один конь, пусть и богатырский, и трое раненых, в небе шастают мурины, а в рощах – разбойники, не до ссор.

Чуть помозговали и управились. Отозванный Буланыш, пусть и нехотя, согласился оставить поиски сбежавшего «зеленого» и свезти на заставу раненного в плечо тригорца, остальные остались ждать подмоги среди камней и дождались, еще и солнце не село.

Узнавший о том от верного Буланко пораньше прочих Алеша подал знак Несмеяне, подхватил лежавший рядом на всякий случай лук и отправился встречать подъезжавших к роще тригорцев. Отряд возглавляли Кит Китыч со Стояном, за ними виднелись ратники и пара телег для раненых и убитых.

Очередной суматошный день кончался, причем благополучно, и богатырю подумалось, что с неожиданностями всё – хотя бы на сегодня. Разумеется, он ошибся.

– Новостей ворох! – торопливо шепнул, едва подъехав, Меченый. – Но главная – объявился Марфин подсыл. Все куда лучше, чем думалось. Где Лукоморье, Огнегор до сих пор не знает.

– Отлично, – откликнулся Алеша и позволил себе улыбнуться.

Новости и впрямь радовали. У них появилось время, которое можно потратить с толком. И весточку кому надо послать, и подмоги дождаться, и здешние странности, которых хватало, обмозговать. Но это потом, когда Буланко получит свой овес, а сам он доберется сперва до бани, а потом и до чарки… чарок.

Эх, хорошо, когда неожиданности приятные.

– Радмила, расскажи сказку! – потребовала девочка, устраиваясь в кровати поудобнее. – Только, чур, страшную! И чтоб про маму и папу тоже было! И про птиц!

– Ох, радость моя, ну и задачки ты мне задаешь на ночь глядя. Все бы тебе страсти слушать, давай лучше про бычка…

– Не хочу про бычка, давай про страсти!

Няня, полная, в годах, вздохнула тяжко и провела пальцем девочке по лбу, отводя черную прядку.

– Ох-ох-ох. Ну ладно уж, слушай. Жил да был на юге далекой Славии купеческий сын, удалец-молодец. Решил он мир посмотреть, себя показать, вот и ушел из родного дома в далекие края. Промотался, обнищал, просил у отца помощи, но тот отказал – мол, раз сам прогулял, сам и выкручивайся. Делать нечего – пошел удалец на торговую площадь, думает – вдруг кто на работу наймет? Заявился туда богатый иноземный купец. Увидали его другие поденщики и все, сколько ни было, врозь рассыпались, по углам попрятались. Только купеческий сын и остался. Подъезжает к нему богатей и работу предлагает. Будь купеческий сын поумнее или потрусливее, от предложения отказался бы, но бедняку выбирать не приходится, вот и отправился он с новым хозяином в неведомые земли. Долго ли, коротко ли, но приплыли они к острову с золотой горой.

Девочка радостно заулыбалась, а няня продолжала:

– Там и выяснилось, что купец нанятых поденщиков на гору отправляет, заставляет золото вниз скидывать, а потом на вершине оставляет, на поживу железным воронам.

– Вороны… страшные… – шепнула малышка, подтягивая одеяло до самого носа.

– Еще какие! И перья черные, и клювы, и когти – все железное! Никого не боятся! Но сказ не про них. Был купеческий сын собой хорош. Приглянулся он дочери купца, что островом владел, та ему и помогла.

– А как ее звали? Она тоже красавица была?

– Конечно. А звали ее Фируза. Тише, тише, не шуми. Вот сунула девица ему в руки кремень да кресало и говорит, мол, возьми, пригодится. Так и случилось. Остался работник на вершине один – купец-то его там бросил, как и всех прежних, – чиркнул об кремень кресалом… И тут же объявились невесть откуда два молодца! Спрашивают: чего желаешь? Они, оказывается, желания выполняли.

– Как джинны? – оживилась девочка.

– Почти, – хмыкнула нянька. – Вот сын купеческий им и говорит – снесите меня на берег. Они и снесли. А мимо корабль проплывал, бедолагу подобрал, отвез на большую землю.

– А как же красавица?

– Ты слушай дальше. Вернулся удалец на большую землю – да сердце не на месте. Переживает за Фирузу, ведь помогла ему добрая душа, а сама в плену у злодея-отца на острове томится… Снова пошел на торговую площадь, в надежде, что подлый купец нового поденщика искать будет. Так и случилось. Не признал тот былого знакомца, снова нанял. Так и отомстил негодяю работник – с помощью молодцев из кресала отправил душегуба на вершину, на поживу железным воронам, а сам женился на Фирузе. И жили они…

– Так нечестно! – надулась девчушка, сонно хлопая глазами. – Не страшно совсем.